Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ) - Забудский Владимир

— Что за доказательства? — прошептал я.

— По его словам, то были сделанные им тайные аудиозаписи совещаний, в которых участвовали высшие руководители спецслужб, включая самого Рамади. И даже сам Протектор с кем-то из своих советников.

Я не мог поверить своим ушам.

— На этих записях были зафиксированы все основные решения: о запуске проекта; об одобрении некоторых самых крупных акций Сопротивления; об экстренном свертывании проекта во время войны, когда инициативу попробовали перехватить евразийцы; и о его возрождении в послевоенный период, когда обществу вновь потребовалось пугало.

— Амир, т-ты слышал записи с голосом Протектора, одобряющего создание Сопротивления и его террористические акции? — спросил я шепотом, едва не охрипнув от волнения. — Ты это сейчас говоришь серьезно, Захери?

— Да, Димитрис, — ответил тот предельно серьезно. — Однако я никогда не смог бы отличить их от фальшивки. Как бы я не был слаб в технологиях, мне известно, что подделать аудиозапись сегодня способен любой ученик младших классов. Так что я сказал этому человеку, что не верю ни единому его слову, как и его подложным доказательствам. Сказал, что он пытается возвести на Сопротивление напраслину. Прямо спросил, с какой ещё целью он мог заявиться ко мне с этими данными, кроме как затем, чтобы сделать меня своим орудием для дискредитации моих бывших соратников.

— И что же он ответил?

— Он и этого вопроса ждал. Он сказал, что умирает. Сказал, что врачи обнаружили у него неизлечимую форму рака мозга, и что жить ему осталось не больше месяца. Сказал, что скоро я услышу о его смерти — и тогда пойму, что он говорил правду. Он объяснил, что у него нет ни семьи, ни друзей. Что он никогда не верил в Бога. Сказал, что он посвятил почти всю свою жизнь безопасности человечества, оправдывал этой целью любые свои поступки. Но теперь, на смертном одре, озираясь на плоды трудов своих, он видит нечто такое, чем ему не удается гордиться. Он предположил, что, может быть, люди не заслуживают того, чтобы с ними так обращались — даже ради их собственной безопасности. Он сказал, что всю жизнь он без колебаний принимал решения, которыми лишал людей жизней или менял их судьбы. Чувствовал себя богом. Но теперь, почувствовав близость конца, представ перед ликом смерти — он осознал, что он не бог. И ощутил сожаление.

Некоторое время в помещении висело напряженное молчание.

— Мы проговорили с Рамади почти всю ночь, Димитрис. То был самый долгий, самый тяжкий и самый удивительный разговор в моей жизни. Утром он ушел, оставив меня в полном смятении. Я попытался убедить себя в том, что это была провокация, направленная на то, чтобы я принялся очернять Сопротивление. Я поклялся никому и никогда не пересказывать этот разговор. Решил, что унесу его с собой в могилу.

Сердце в моей груди колотилось как во время бега.

— Рамади ведь умер вскоре после этого, да? — выдохнул я, едва не теряя сознание от вихря мыслей и эмоций.

— Через 29 дней. Об этом много где писали. У него был рак мозга.

На этот раз молчание растянулось на бесконечно долго. Нам обоим требовалось время, чтобы прийти в себя.

— Амир, неужели ты никому и никогда об этом не говорил? — наконец спросил я.

— Никому и никогда, Димитрис. До сегодняшнего дня.

— Но почему?!! — холодея от волнения, переспросил я.

— Я не хотел этому верить. И не верил.

Он упрямо покачал головой.

— Тебе может быть сложно это понять. Но Сопротивление было для меня слишком многим. Я знал сотни, тысячи людей, которые верили в его идеалы. Я избрал себе другой путь, не был готов прибегать к насилию. Но это не значит, что они совершенно перестали быть мне близки. Это были храбрые, честные, благородные люди, искренне желающие изменить мир. Если бы я предал огласке то, что сообщил мне Рамади — люди, которые были мне дороги, либо не поверили бы мне и сочли бы меня предателем, либо эта правда уничтожила бы все, во что они верили, лишила бы их крыльев и веры в будущее. А что, кроме этой веры, у них есть?

— Но ведь эта вера построена на обмане, — покачал головой я.

— Вовсе нет. Она искренняя и чиста. Если бы ты видел их глаза…

— Да какая разница?! Ведь они — всего лишь марионетки в руках спецслужб! Ты думаешь, они бы сами захотели продолжать ими быть, если бы знали то, что знаешь ты?!

— Все это может быть ложью, Димитрис, — продолжил упрямо качать головой Амир. — Этот Рамади посвятил всю свою карьеру защите режима и борьбе с такими, как Сопротивление. Это было делом всей его жизни. Даже зная, что умирает, он вполне мог решиться на то, чтобы нанести по ним еще один удар, очернить их с помощью своей хитроумной интриги.

— Тебе показалось, что Рамади не был искренен? — прямо спросил я.

Захери после раздумий вынужден был покачать головой и опустить глаза.

— Я не раз ошибался в людях, Димитрис. Моему чутью — нельзя доверять.

— Господи! — не выдержал я наконец. — Да ты ведь пытаешься найти оправдание, Амир! Пытаешься найти любую зацепку, чтобы убедить себя, что ты поступил правильно, утаив от всех эту информацию! Но это было, мать твою — нихера неправильно!!!

Перед моими глазами промелькнули воодушевленные лица полевых командиров Сопротивления и их задорные крики во время сходки на Хазарском химзаводе. Лицо покойного Фрэнка, с которым я познакомился в «Чистилище». Лица покойных и все еще живых членов отряда «Мстители». Все, во что они верили, за что они умирали и убивали — с самого начала было туфтой. Даже хуже — они служили тем, против кого, как они полагали, они борются.

С каждой секундой меня все сильнее охватывал гнев.

— Рамади сказал тебе правду, Захери, — произнес я, сцепив зубы от злости. — Я всегда это чувствовал. Все время видел какие-то нестыковки, парадоксы в том, как все обстоит с этим чертовым Сопротивлением! Теперь мне все понятно! Понятно, на кого я работал все эти месяцы! Ради кого я убивал всех этих людей!

Я горько усмехнулся, припомнив темный силуэт на экране, чей властный голос положил конец дебатам вокруг создания отряда «Мстители» во время встречи на Хазарском химзаводе — голос Фримэна, великого вождя Сопротивления, которого никогда не существовало, выдуманного функционерами спецслужб с одобрения самого Протектора.

Значит, это Патридж и его окружение моими руками убирали неугодных — Гаррисона, Брауна, Окифору, Карпентера, Торричелли. Эсбэшники использовали мои разоблачения как оружие в войне с Консорциумом. А сами, тем временем, умело подчищали улики и убирали свидетелей — моими руками, либо же, когда не получалось — руками Чхона. Ведь они не были заинтересованы, чтобы тончайшие нити от этих свидетелей и улик, не дай Боже, привели туда, куда они на самом деле ведут. К сэру Уоллесу Патриджу.

Ведь в диктаторском государстве все решения всегда принимаются на самом верху. Тоталитарный режим не терпит самодеятельности — он работает как слаженный механизм, в котором все импульсы проходят строго по вертикали.

Глобальная программа генетических экспериментов? Создание сверхлюдей? Использование ЧВК для проведения грязных операций во время войны? Запуск «Зекса» в недра Новой Москвы? Программа сокрытия военных преступлений в послевоенный период? Насилие над детьми в интернатах «Вознесения»? Жесткая борьба с нелегальными иммигрантами в Сиднее? Провокация военного конфликта между ЮНР и ЦЕА в далеком 76-ом?

Ничто из этого не было простой случайностью. Ничто не было эксцессом исполнителя.

Здесь, на земле, прерывались и ломались жизни конкретных людей, чьи имена никогда не станут известны великим кукловодам. Бена МакБрайда. Питера Коллинза. Фи Гунвей. Хэнка Уотерса. Бориса Коваля. Владимира и Катерины Войцеховских. Легионера по имени Донни, чья тетя была художницей. Мужика по имени Фрэнк, что скучал по своей дочери Эмми. Тысяч, миллионов других.

Все эти крохотные песчинки стали жертвами замыслов, которые строились на самом верху. Однако же всегда остаются идиоты, кто верят в «доброго царя». Такие иногда встречаются даже среди умных и осведомленных людей. Таких, как Анна Миллер.