Национальность – одессит - Александр Васильевич Чернобровкин
Месье Бошен, который, как я подозревал, в отличие от своего будущего соплеменника Алена Делона, одеколон пьет и делает это неаккуратно, обливая костюм и другую свою одежду, внимательно выслушал меня, посмотрел договор на английском языке.
— Хотите перевести деньги именно на это отделение нашего банка? — задал он уточняющий вопрос.
— Да. Что-то оставлю на счете, что-то, скорее всего, вложу в облигации, — ответил я.
— Такое возможно, только займет много времени и придется потратиться, не думаю, что сильно. По-любому это будет дешевле и быстрее, чем самому плыть туда, — мило улыбаясь, произнес он, а это предполагало, что таки обдерут. — Сейчас мы с вами составим прошение к нашему банку сделать такой перевод. Позже я свяжусь с головным офисом, уточню детали и по телефону проинформирую вас о сроках и сумме затрат.
Он позвонил мне домой в конце рабочего дня и сообщил, что операция займет не меньше месяца. «Лионский кредит» удержит триста двадцать четыре франка за сопровождение этой операции, пересылку документов и другие формальности и комиссию за обмен долларов в рубли, а американский банк — комиссию за перевод денег. Я согласился.
Где один месяц, там и два, поэтому у меня появилась идея, как быстрее раздобыть деньги. Во французском химическом журнале я прочитал о получении ацетилена из карбида кальция, а в американском — о получении последнего путем прокаливания негашеной извести с коксом в электрической печи. Такая, небольшого размера, имелась в физической лаборатории университета. Лаборантом там был Стоянов Федя, прошлогодний выпускник университета, работавший над магистерской диссертацией. В университете заведено давать эту неутомительную и хорошо оплачиваемую должность талантливым, но бедным выпускникам, решившим посвятить себя науке. Физическая лаборатория находилась рядом с химической, в которой я часто задерживался после занятий, а он в своей, иногда заходя в гости к коллеге Никанору Гладышеву, поэтому стали приятелями. Договориться с ним, как и достать негашеную известь и кокс, не составило труда. Феде было даже интересно поучаствовать в изготовлении неизвестного ему продукта, который был нужен мне якобы для опытов с целлулоидом. Много на такой печи не напечешь, но мне и нужно было на первый раз всего грамм двести-триста.
Стальные газовые баллоны с латунными вентилями, трехлитровый для кислорода и пятилитровый для ацетилена, и шланги для них я достал без проблем. Все это продавалось в магазине скобяных товаров неподалеку от Нового рынка. С изготовлением резака тоже все было просто. Я зашел в небольшую мастерскую с собственной кузницей на границе Города и Молдаванки, на вывеске которой было написано, что работают с любым металлом, где заправлял кряжистый мужик, от которого разило ядреным потом, с подпаленной темно-русой бородой и точками от ожогов на лице и руках, облаченный в брезентовые шапку с наушниками и фартук, внимательно выслушал меня, посмотрел на принесенный мной чертеж, выполненный в меру моих посредственных способностей в рисовании и черчении.
— Для чего нужна будет эта штука? — спросил он.
— Для проведения химических опытов в лаборатории, — соврал я. — В нее будут поступать два разных газа под высоким давлением, которые будут смешиваться и выходить тонкой струей. Я должен иметь возможность регулировать напор каждого, чтобы отслеживать, как будут реагировать на изменение смеси другие материалы. Газы могут загореться, поэтому наконечник должен выдерживать высокую температуру.
— Для науки, значит, — сделал он вывод и пообещал: — Сделаем, как надо.
Изготовил даже лучше, чем я ожидал, всего за два дня. Правда, и плату, с учетом моих вентилей и фитингов, получил солидную — тринадцать рублей.
Труднее всего оказалось заправить баллон чистым кислородом, хотя компрессоров по заполнению сжатым воздухом в Одессе хватало, потому что сейчас много механизмов работает на нем. Я начал вспоминать, на каком производстве нужен кислород? Первым в голову пришло восстановление железа. Нашел маленькую домну, где получали чугун из железорудного окатыша и металлолома и отливали из него небольшие партии изделий на заказ. Не ошибся, они таки использовали кислород, но из больших, литров на пятьдесят, баллонов, которые заправляли на химическом заводе, расположенном на Бугаевке.
91
«Завод анонимного общества химических продуктов и маслобоен» Александра Абрамовича Бродского находился рядом с сахарорафинадным Александровского товарищества Льва Израилевича Бродского, и оба являлись однофамильцами или дальними родственниками обчищенного мной банкира Александра Михайловича Бродского. Предприятие было солидным. Со слов профессора Петриева, имело пять паровых машин, водяные и воздушные помпы, большую печь для получения сульфата, свинцовые камеры для производства кислот, котлы для повышения их концентрации, фосфатный цех… Главным продуктом были калийные и фосфатные удобрения, в том числе для подкормки сахарной свеклы, которой засевались принадлежащие владельцу соседнего завода Бродскому Л. И. тысячи десятин пашни по всему югу России. Для этого нужна была серная кислота, которой и производили из калийной селитры около тысячи тонн в год, а заодно соляную, уксусную, азотную, медный купорос, соду, кислород. Кстати, азотную кислоту сейчас называют крепкой водкой. Интересно было бы послушать мнение о ее крепости тех, кто пил.
Въезд на территорию завода был через распашные кованые ворота из железных прутьев. Одна створка была открыта, и возле нее стоял охранник — мужчина немного за пятьдесят, бывший солдат, судя по выправке и бравым усам.
— Барин хочут баллон заправить кислородом, — сказал ему Павлин.
— Вон компрессорная, — показал ему охранник на дверь в торце дальнего из трех, длинного, производственного здания с небольшими оконцами почти под крышей, а потом на двухэтажное административное с высокими арочными: — но сперва туда, заплатить в кассе, — и отворил нам вторую створку ворот.
Крыльцо было три ступени, широкое, с перилами и под навесом из оцинкованного железа. Я слезал перед ним из пролетки, когда со стороны ближнего производственного здания подошел быстрым шагом мужчина лет пятидесяти двух без головного убора и в темно-синем халате вместо пальто. Подтянутый, белобрысый, с еле заметными конопушками на щеках — в общем, истинный ариец, даже если русский по национальности. Лицо показалось мне знакомым, и я кивнул, пытаясь вспомнить, где видел раньше.
Он кивнул в ответ и подсказал с немецким акцентом:
— Иногда встречаемся в ресторане гостинцы «Санкт-Петербургская». Вы там бываете с красивой дамой, — после чего представился: — Шютц Матиас Карлович, главный инженер завода.
Я назвал свое имя и добавил:
— Студент кафедры химии Императорского Новороссийского университета.
— На каком курсе? — спросил он, предложив жестом зайти в здание, потому что на свежем воздухе было
