Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
— Будь на поле гусары, — ехидно заметил Потоцкий, — московиты не посмели бы высунуть носа из-за своих укреплений. А теперь Вейеру придётся туго.
Польская конница, кроме гусар, сейчас уже была на поле, однако связанные отчаянной рубкой с московитами ни панцирники, ни казаки Заруцкого, ни оставшиеся верными самозванцу калужские дворяне не могли вырваться на помощь Вейеру. Отступать, давая им такую возможность, московиты не собирались.
— Похоже, пан гетман, — кивнул король. — Пора ходить с козырей. Трубите атаку гусар.
Вот только Жолкевский не был уверен, что их враг выложил на стол все свои козыри. Однако выбора сейчас и правда не осталось. Стоило ли кидать в бой сразу всех гусар — в этом гетман сильно сомневался, но спорить с королём не стал. Сейчас в этом проку никакого не будет, а на будущей карьере скажется не лучшим образом. Он всё же питал надежду сохранить гетманскую булаву за собой.
* * *
Я снова нёсся на аргамаке, занеся для удара тяжёлый палаш. Сейчас можно ни о чём не думать, просто отдаться стихии конной схватки. Увидел врага — бей без пощады, а там будь, что будет. Это давало определённое облегчение, я мог отвести душу на ландскнехтах Вейера, рубя их от души. Теперь уже они вынуждены были занимать оборонительную позицию, а их мушкетёры вместе с гайдуками укрывались за ощетинившимися рассерженным ежом пикинерами. Не в силах прорваться через лес пик, мы носились вокруг строя, рубили древки, хотя и без особого результата. Даже мой тяжёлый палаш чаще отскакивал от прочного дерева. Иные из дворян и детей боярских пускали с седла стрелы в упор, поражая пикинеров. Однако те стояли крепко и разбить их строй нам не удалось. Да и не ставил я перед собой такой цели. Уже удача, что нам удалось не просто остановить ландскнехтов, но и порубить пушкарей, что тащили лёгкие орудия на помощь Вейеру. Сами пушки утащить не вышло бы, поэтому им поломали лафеты, как смогли. Больше мы сделать ничего не могли.
Строй ландскнехтов содрогнулся, когда по ним ударили наёмные мушкетёры вместе со стрельцами. Теперь они могли стрелять безнаказанно, вражеские мушкетёры и венгерские гайдуки укрывались за пикинерами и не могли высунуться из-за них, не рискуя попасть под наши сабли. Добавили ландскнехтам перцу и полковые пушки, которые Делагарди сумел подтащить поближе и теперь они палили с просто убойной дистанции. Каждое ядро их проделывало бреши в плотных рядах врага. Теперь уже офицерам и унтерам Вейера приходилось срывать голос, чтобы установить порядок в собственном строю.
Им нужно было продержаться не так и долго. Ровно до атаки гусар, которую я ждал и всеми силами провоцировал. И когда запели знакомые трубы, возвещая о её начале, я испытал настоящее облегчение, несмотря на то, что прямо сейчас нам придётся очень туго. Но пока всё идёт не так уж плохо, а значит, мы можем победить и все жертвы этого дня, которых уже насчитывалось немало, не будут напрасны.
Я сунул в зубы серебряный свисток. Тот же, что и при Клушине. Сейчас от его пронзительного свиста зависит исход сражения, а может и сама моя жизнь. Так что я надул щёки и выдул из него одну за другой сразу три длинных трели.
* * *
Прежде чем Ян Потоцкий скомандовал гусарам выступать, к нему подъехал Жолкевский. Тот бы и не обратил на кого другого внимания, однако игнорировать гетмана, пускай и близкого к опале, всё же не стал.
— Я не отниму у вас много времени, пан Ян, — произнёс Жолкевский, — лишь хочу дать совет.
— Если вы снова станете предупреждать меня насчёт хитрости этого московитского воеводы, — отмахнулся Потоцкий, — то я буду склонен считать, что вы банально боитесь его.
— Послушай меня, — насел на него Жолкевский, которому надоела заносчивость Потоцкого и прочих офицеров. После поражения под Клушином и Смоленска, они его ни в грош не ставили, приходилось проявлять характер, — этот московитский воевода побил твоего младшего брата и взял его в плен. Тебе не кажется, что этого достаточно, чтобы начать его уважать.
— И что же вы хотите мне сказать? — убрал скучающую мину с лица Потоцкий, однако вряд ли переменил мнение о гетмане и его советах.
— Не преследуйте московитскую кавалерию, если она начнёт отступать или даже побежит, — ответил Жолкевский. — Это может оказаться ловушка.
— Всё-то у вас ловушки на уме, пан гетман, — рассмеялся Потоцкий и толкнул своего коня, выезжая вперёд.
Московиты сегодня отведают стали, и гусары сполна расплатятся за Клушино и Смоленск.
Жолкевский понял, что слова его ушли, словно вода в песок. Значит, нужно сделать так, чтобы в ловушку угодили хотя бы не все гусары.
— Александр, — подъехал он к племяннику, — бери своих гусар и веди на другой фланг. Ударите по Делагарди оттуда. С московитской кавалерий Потоцкие и сами управятся.
Балабан кинул и увёл своих гусар. Потоцкий, понимая, кто стоит за этим, сверкнул глазами, глянул на невозмутимого гетмана, который успел убраться к королю.
— Дядюшка, — обратился к нему молодой родственник Станислав, — revera[1] так оно лучше. Мы победим московитов меньшими силами и больше славы достанется нам.
— Так-то оно, Стась, — кивнул ему Ян, — да только Господь на стороне больших сил. Под Клушиным гетман уже дробил гусар, и что из этого вышло? Казановский погиб, Струсь и Зборовский в плену. А ударь они разом, так может московиты бы не выдержали раньше, и не смог бы их князь свои фокусы вытворять.
Однако спорить с польным гетманом Ян Потоцкий не стал. Не до того. Пора гусар в атаку вести.
И они пошли. Сперва шагом, берегли коней, сбивали строй поплотнее, колено к колену. Длинные пики с флажками подняты, у третьего и четвёртого ряда в руках концежи. Они видели, как московитские конники рубят пехоту Вейера, скованную боем со шведами и немцами. Видели, как ландскнехтов расстреливают в упор. До этого Потоцкому не было никакого дела. Он перевёл коня на ровную рысь и все остальные последовали его примеру. Кони шли всё также плотно, строй не нарушен ни в одном месте. И вот уже до врага считанные десятки конских шагов. Ян Потоцкий первым опустил копьё, и снова гусары последовали его примеру. Кони сорвались на галоп, но строй быстро восстановили, чтобы ударить по московитам так, чтобы от них только пух да перья полетели.
Но удара не вышло. Проклятый трус, московитский воевода, засвистел в свисток и его конники повернули коней, уходя с пути несущихся всесокрушающим потоком гусар. Московиты удирали. Кое-кто из них, словно татары, памятные по недавней стычке на берегу реки, пускали на скаку стрелы. Однако те почти не наносили урона закованным в сталь гусарам. Стрелы отскакивали от прочных доспехов, застревали в богатых шкурах, которыми их украшали товарищи и ротмистры, лишь иногда чиркали по мордам или по груди коней, однако животных всегда сдерживали всадники. Они легко справлялись со своими скакунами, правя ими железной рукой и железной волей.
Проклятые трусы-московиты бежали, не принимая боя. Они гнали своих коней, хлестали плетьми, кололи шпорами, лишь бы удрать от удара гусар. Но ничто не спасёт их от гнева гусар, стремящихся рассчитаться за Клушино и Смоленск. Ещё немного и копья настигнут московитов, и вот тогда-то начнётся не бой, не схватка, но избиение. Вот тогда-то гусары сполна расквитаются за всё.
И тут произошло то, о чём предупреждал Яна Потоцкого гетман. Мчась за московитскими конниками, гусары оказались между двух уцелевших крепостиц. Мало кто в плотном строю заметил это, и первый сам брацлавский воевода. Он завёл гусар прямиком в расставленную врагом ловушку.
Крепостицы, забитые до отказа стрельцами, буквально взорвались слитным залпом пищалей. Добавили огня и установленные на деревянных стенах небольшие пушки. Ядра и пули буквально косили гусар. Между стрельцов стояли затинщики со своими длинными пищалями, чьи снаряды сносили гусар с коней, а иногда валили наземь прямо вместе с отчаянно кричащими от боли животными.
