Национальность – одессит - Александр Васильевич Чернобровкин
Как-то совершенно случайно мы оказались на площади перед большим двухэтажным магазином и Лилиан напомнила:
— Ты обещал подарить мне платье.
Вообще-то, я собирался сделать это в Париже, но здесь, как уже понял, обещание обойдется намного дешевле.
На первом этаже продавали одежду и разные аксессуары для мужчин, на втором — для женщин. Одежда — не водка, мужчина за ней в такую даль не попрётся. Мне, правда, пришлось подняться на второй этаж, чтобы своим видом подтвердить платежеспособность девушки. Там работали ее ровесницы или немного старше, возможно, подруги или одноклассницы, знающие, что не богачка.
— Выбери платье и все остальное к нему: шляпку, нижнее белье, чулки, обувь, — распорядился я, после чего вернулся на первый этаж в отдел чемоданов.
Самые красивые продавщицы всегда работают в отделах товаров для мужчин. В этом плане Анси ничем не отличался, разве что средний уровень красавиц был намного ниже, чем в Париже. Видимо, исключительные экземпляры сбегают в столицу. Меня обслуживала смазливенькая продавщица лет восемнадцати, явно засидевшаяся в девках. Наверное, много предложений, никак не определится. Она и мне построила глазки, хотя видела, что пришел с дамой. Может быть, знала, кто мне Лилиан. Я выбрал кожаный чемодан с замком. Как вспомню дешевенький старый саквояж Лилиан рядом с моим шикарным, сердце кровью обливается. Распорядился отнести его на второй этаж, чтобы сложили в него остальные покупки, расплачусь за все вместе. Все равно налички у меня не хватает, надо обменять рубли.
Отделение банка «Лионский кредит» было на другой стороне площади. Маленький зал, барьер высотой около метра двадцать и сверху стеклянный барьер высотой с полметра в деревянных рамах и с двумя кассовыми окошками, причем одно было закрыто картонкой. Возле работающего старушка, одетая по моде начала девятнадцатого века, обналичивала чек, присланный сынок, нахваливая его, сильно шепелявя, потому что зубов не осталось. От нее сильно воняло нафталином, который сейчас используют для борьбы с молью, не подозревая, что для человека опаснее, чем для насекомых. Кассиром был тип лет двадцати двух с приплюснутой головой, покрытой короткими курчавыми волосами, в очках в коричневой роговой оправе, чудом оседлавших широкий нос с вывернутыми ноздрями, из которых выглядывали черные волосины.
После того, как он обслужил старушку, мы обменялись приветствиями, и я сообщил цель визита:
— Хочу обменять российские рубли на франки, — и положил на стойку пачку пятирублевок, перевязанных тесемкой.
— Русские рубли? — переспросил он.
— Да, — подтвердил я.
— Подождите, месье, — попросил кассир и громко позвал: — Месье Леру, подойдите, пожалуйста!
Дверь в соседнее помещение открылась, и в пространство за барьером вошел, как догадываюсь, управляющий отделением — вальяжный тип с шапкой красивых черных волнистых волос, холеным лицом, одетый с иголочки — классический тип героя-любовника, которых заводят богатые перезрелые дамы, не любящие собак.
— Месье хочет обменять русские рубли, — жалобным тоном сообщил ему кассир.
— Русские рубли? — задал управляющий тот же вопрос.
Поняв, что для них это экзотическая валюта, предложил:
— Могу выписать чек на отделение вашего банка в Одессе.
— Одесса — это в России? — спросил он.
— Да, — подтвердил я. — У меня есть счет и в парижском отделении вашего банка, но срочный.
— Месье, не могли бы вы назвать свою фамилию, чтобы я связался с Парижем и уточнил? — попросил управляющий. — Поймите правильно, у нас редко бывают иностранцы, а из России впервые за все время моей службы в банке.
После того, как я назвался, он вернулся в свой кабинет.
— Не тратьте время зря, пересчитайте и переведите во франки с учетом комиссии, чтобы мне потом не ждать, — посоветовал я кассиру, придвинув к нему пачку купюр и подсказав нынешний курс обмена.
— Хорошо, месье, — согласился он, развязал тесемку, полюбовался верхней купюрой, после чего убедился, что в пачке сто штук, произвел расчеты.
Еще минут через пять появился улыбающийся управляющий, с порога кивнувший кассиру и поливший меня словесным елеем:
— Извините за задержку, месье! У нас маленький город, редко бывают такие богатые клиенты, как вы! Мы с радостью примем у вас наличные или чек! — и приказал кассиру: — Антуан, обслужи уважаемого клиента!
— Я уже посчитал по курсу два франка шестьдесят шесть сантимов за рубль и вычел комиссию за обмен, — доложил тот.
— Всё правильно, — подтвердил управляющий, после чего заверил меня: — Больше такое не повторится! Вы всегда будете для нас желанным клиентом!
Когда я вернулся в магазин, Лилиан разрывалась между двумя платьями — красным и лиловым.
— Бери оба, — разрешил я.
Остальные покупки уже лежали в чемодане. Заплатил за всё сто семнадцать франков и добавил один, чтобы отнесли чемодан в гостиницу. В Анси высококвалифицированные рабочие получали в месяц меньше, чем я потратил в магазине за раз. Уверен, что к вечеру весь город будет знать о богатом придурке из России.
86
В годы моего детства зимы в Донбассе были холодными, снежными. Снег ложился месяца на три, и мы катались на лыжах в балке неподалеку от моего дома. Трасса была длиной всего метров сто, но наклонена круто, и в нижней части находился холмик, который служил трамплином. Опытным горнолыжникам она показалась бы смешной, а детворе — самое то. Помню лет в двенадцать пришел туда с пацанами и девчонками со своего двора уже по темноте. Дул холодный ветер. Начало лыжни освещал фонарь, висевший на столбе неподалеку. Овал света перемещался по верхней части склона, и укатанная, заледеневшая лыжня поблескивала. Остальные забоялись, даже на санках, а я рискнул. Простенькие деревянные лыжи с ремешками-креплениями скользили легко. На склоне я разогнался так, что ветер свистел в ушах и сердце колотилось от страха. Появилось нехорошее предчувствие, что трамплин не пройду. Летел высоко и планировал, как мне показалось, слишком долго. Это жуткое и восхитительное чувство полета запомнилось мне на всю жизнь. Приземлился удачно и выкатился за зону, где обычно останавливался, уходя на поворот. Скорость была слишком высока, лыжи не слушались моих ног, свободно ходивших в кожаных петлях, из-за чего оказался на целину, где торчали светлые тонкие стебли тростника, росшего вдоль берега ручья, протекающего по дну балки. Стебли ломались с хрустом, им подпевал снег
