Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов
Нет, ну ладно в первый раз — я, только глядя на то, как она раздевается, чуть не закруглился… И второй раз через десять минут… Тоже ещё можно объяснить длительным воздержанием!..
Но я готов кровью расписаться в том, что в третий раз, спустя минут пятнадцать-двадцать — это магия! Да ещё и подвела всё так, чтобы одновременно с ней… Нет, это ни в какие ворота не лезет! Нельзя так издеваться над молодыми людьми! Никак нельзя! Надо давать мужчине отдых между… гхм… делом и делом!
В любом случае, медсестричка свою задачу выполнила. Лишние мысли в моей голове появились лишь после того, как она вернула на место исчезающе малые трусики, страшно неприличный лифчик и коротенький халатик.
А на прощание ещё и призывно улыбнулась, заставив шевелиться то, что по всем правилам сейчас должно было висеть тряпочкой. И нежно поцеловала в губы.
Уходила она, довольная собой и проведённым временем. И будь я Федей — даже не заметил бы: счастливо пялился бы на потолок, лёжа, как дурак, в своих кандалах. А вот Андрей обратил внимание на то, что девушка именно довольна. И тот факт, что мы не предохранялись, наводил на некоторые догадки. Например, что, возможно, я стал донором биологического материала, который как-то пригодится и девушке, и Клименту Софроновичу.
А что ещё? Шантажировать меня вряд ли получится. Как минимум, потому что нельзя будет доказать, что я склонил девушку к половому акту. Мои прикованные руки и ноги — это, знаете ли, серьёзный аргумент в такой ситуации. В общем, не стоит думать о людях, даже таких, как Прозоров, совсем уж плохо…
Они и без того иногда отвратительны.
Мне дали ровно десять минут, чтоб выдохнуть и привести мысли в порядок. Ровно столько, чтобы не начать думать о серьёзных вещах, например, и своей линии поведения. А потом дверь палаты открылась, и на пороге возник мужчина, весь вид которого говорил о том, что пора вспоминать законодательство Руси по поводу двусердых.
Срочно!
Строгая выправка, аккуратно уложенные седые волосы, затянутые в перчатки руки, на которых, уверен, найдётся немало интересных знаков… И черный клин изменённой кожи на правой щеке. Всё это в сумме заставляло серьёзно задуматься о том, кто ко мне пожаловал.
А уж лицо доброго дядюшки… Мягкий голос, разбавленный ироничной улыбкой… Мимические морщины в уголках умных глаз… Это уже признаки того, что сегодня ко мне пришла настоящая акула местного моря-океана.
— Добрый день, Фёдор Андреевич. Впрочем, я видел идущую отсюда девушку и уверен, этот день у вас и так добрый. Пока что.
Что отвечать? Косить под дурачка тут не получится: в момент раскусят и выведут на чистую воду. Причём так, что никакой Андрей мне не поможет. Остаётся уповать только на одно: на чувство юмора.
Причём не моё, а его.
— Я ещё не знаю, как вас зовут, а вы уже угрожаете… — с мягким укором заметил я, улыбнувшись, чтобы было понятно, что это шутка.
И страшное дело, этот человек-акула оценил и улыбнулся в ответ. Вы знаете, как улыбается акула? Как-нибудь поищите в сети…
— Вижу, мы с вами на одной волне, — проговорил мужчина, бесшумно скользнув металлическим стулом по кафельной плитке к моей кровати.
А заодно и продемонстрировав изрядно распухшую папочку моего личного дела.
Можно ли сесть на обычный больничный стул так, будто восседаешь в кресле? Можно ли с достоинством возлежать на нём, пока кто-то убого скрючился, лёжа на удобной кровати? Вопросы из разряда тех, на которые ищут ответы суперкомпьютеры из фантастики в мире Андрея. Главный вопрос Вселенной и всего-всего-всего… Ну и тому подобное.
— Можете называть меня Иван, — предложил гость и пояснил для непонятливых: — Иван Иванович Иванов.
— Очень… Многообещающе! — нашёл я подходящее слово.
Тут можно было бы возмутиться, что мужчина наводит тень на плетень, строит тайну на пустом месте… Но, во-первых, так его и зовут. И, уверен, ни на какое другое имя он не откликнется. А, во-вторых, мне сейчас совершенно чётко дали понять, что я говорю не с человеком.
Я говорю с чем-то большим.
В мире Андрея обыватели думали, что все эти «Ивановы И. И.» и «Д. Джонсоны» — для того, чтобы настоящее имя скрыть. И тут многие обычные думают так же. Вот только подобные ФИО используются вовсе не для сокрытия личности. Кому надо — и так всё узнает. А кому не надо, тот просто должен почувствовать имя собеседника не душой, а задницей — через которую, как известно, частенько доходит лучше, чем через глаза и уши.
Андрею и самому иногда приходилось схожим образом представляться. И каждый раз он был не Андреем: он был сутью от сути и корнем от корня. Он был просто лицом, которое принимает для удобства общения Её Величество Система. И неважно, что где-то она персонифицирована в виде царя, а где-то обезличена сменяемостью власти. Важно, что человек, который так представляется — не есть человек в полном смысле этого слова.
Ему бесполезно давить на больные мозоли, жалость или обострённое чувство справедливости. У системы нет мозолей, жалости и обострённого чувства справедливости. У системы есть цель. Есть способы её достижения и есть винтики, которые «хоть… назови, а ничего не изменится».
Короче, мне тоненько намекнули, что всё личное осталось за дверью моей палаты.
— Вполне возможно, — улыбнулся мой гость.
— В любом случае, я рад с вами познакомиться, Иван Иванович! — заметил я.
— Возможно, вы скоро измените своё мнение… — снова улыбнулся мой гость.
Он вообще много и часто улыбался. Если кто-то всё-таки не искал фото улыбающейся акулы, или не стал уточнять, в каком случае эту улыбку можно лицезреть, мне несложно объяснить. Они улыбаются, когда выдвигают челюсть, чтобы её раскрыть. Широко-широко…
И это будет последнее, что увидит человек, сохраняя прежнюю комплектацию… Или просто последнее, что он увидит.
Но я не стал поддаваться на провокацию, а просто выдал в ответ то, что подсказывала память Андрея:
— Сомневаюсь… Не в вашем случае, Иван Иванович.
Нечасто девятнадцатилетние сообщают такое. В смысле, они ничего такого, в принципе, сообщить не могут. Потому что в девятнадцать лет у них отросло всё, что полагается взрослому человеку, кроме, собственно, «соображалки». Она вырастет сильно позже. Лет через двадцать-тридцать. Если повезёт. А я просто понимал,
