Повелитель корней - Михаил Алексеевич Ланцов
До крайности.
Но Берослав повел его еще дальше в сторонку от слишком приблизившихся ушей. Его вдруг озарило, что он может попробовать воспользоваться таким агентом себе с тем, чтобы посеять семена раздора среди гётов. Для чего парня требовалось настроить правильным образом…
[1] В Риме тех лет производилась плинфа в следующем диапазоне размеров. Длина 45–60 см (1,5–2 римских фута), ширина 30–40 см (1–1,3 римских фута), толщина 5–10 см (0,2–0,3 римских фута).
[2] Здесь Берослав перестраховывался, потому как даже кладка в 5 м кирпича была почти что непробиваема для артиллерии времен Наполеоновских войн.
Часть 1
Глава 4
171 год, сечень (февраль), 13
Берослав стоял на самой верхотуре великой башни и смотрел за тем, как по льду Днепра тянется тонкий ручеек всадников с заводными конями.
Это были степняки.
На самом деле князь не верил, что Гатас решится. Он думал, что роксоланам еще разок-другой германцы должны будут ударить по голове, чтобы «соображалка» включилась. Но это был именно двоюродный брат жены, а также те степняки, которых он привел, увлекая за собой. Сам ли, с помощью влияния материя — бог весть. Да и какая разница?
— Сорок восемь… — считал Добрыня, — сорок девять.
Князь же молчал.
Ему, конечно, было интересно — сколько точно. Но отсюда было видно, что около полутора сотен. То есть, даже больше, чем у парня имелось на момент разговора. Значит, сумел привлечь на свою сторону еще людей.
— Сто девять, сто десять — бормотал Добрыня, глядя в зрительную трубу. Первые пять штук были изготовлены для торговли в этом году. Всего трехкратное увеличение, но и так — отрада. Стекло подходящего качества варить пока не удавалось, поэтому Берослав в 170 году провел опыты с кварцем, переплавив его в купольной печи. Ну и развивался шлифованием… как мог.
Сколько они могли стоить?
Князь даже предположить не мог, ожидая, что где-то на уровне компасов. Во всяком случае — не хуже. И рынок под них имелся куда шире — от капитанов кораблей до военачальников. Совокупно едва ли несколько сотен только на Рим, плюс экспорт в сторону Индии и Китая. Главное — тут не увлекаться и не делать слишком много, чтобы цена не падала.
— Сто семьдесят один человек. — подвел итог Добрыня, отстраняясь от зрительной трубы.
— Они все воины?
— Непонятно. Зима же. Брони не видно.
— А одежда? Насколько она хороша? А лошади? У простых общинников оно все скудное и убогое. Не так ли? Да и оружие. Они ведь меч на поясе носят постоянно.
— Не обратил внимание.
— Так погляди еще раз. Я хочу понять, воинов Гатас привел или кого попало. Это очень важно.
И Добрыня хоть и вздохнул недовольно, но вновь вернулся к изучению всадников в зрительную трубу. Тем более что отсюда было хорошо наблюдать, удобно. Вон — вся округа на ладони. Хотя и не небоскреб, да… но даже так — одно из самых высоких мест этот барабан донжона.
Шатровая крыша, крытая керамической черепицей, покоилась на кирпичных столбах. А барабан закрывался деревянными щитами. На запорах. Надо — любой можно было снять или сдвинуть. Полностью или частично. Что позволяло не только использовать эту площадку для наблюдения, но и размещать могучий скорпион. Куда крупнее и больше обычной хиробаллисты.
Специально для работы по кораблям и лодкам. Вон — ядром в десять римских либр[1] пулял на две ширины реки. Чугунным. Так-то совсем немного и скорости далеко не пушечные, но даже такого «подарка» было достаточно за глаза даже римским торговым кораблям. Судя по опытам, ядро вполне надежно пробивали щит, имитирующий борт, расположенный на другом берегу реки. И точность была весьма подходящая…
Так вот, степняки приближались.
О том, что они приняли его предложение, князь уже знал. С буером передали. Ими же и обеспечивали этот поход, подвозя всадникам еду и фураж. Чтобы не тащились слишком уж большим табуном. Опасно это. Зима зимой, а лед в этот климатический оптимум стоял не так долго и порой некрепко. Посему лишний раз его перегружать не хотелось.
— Вдарить бы по ним, окаянным, — процедил Добрыня, глядючи на всадников.
— Из чего же вдарить?
— Да вот из этой красавицы, — кивнул Добрыня на здоровый скорпион.
— Эко в тебе добро бурлит. — смешливо фыркнул князь.
— Сколько они людей загубили… как вспомню — крови жажду.
— Разве эти там злодействовали?
— Люди Сусага злодеяния творили. Многих из них мы уже убили. Но…
— Понимаю, — кивнул Берослав. — Вдарим. Обязательно вдарим. Да так, что весь мир в труху. Но потом.
— Когда же?
— Нужны они нам.
— Эти окаянные⁈ — воскликнул Добрыня, а потом добавил. — Понимаю… умом все понимаю, но сердцу не прикажешь. Видеть их не могу. Сколько они нас грабили и угоняли в рабство? А та резня? Я ведь до сих пор время от времени перед сном долго ворочаюсь — припоминаю всех, кого они убили.
— В этом мире, к сожалению, нет справедливости. И никогда не будет. Ибо человек слаб. Ее можно найти только там — на небесном суде, когда каждого по делам его судить будут. Так что им воздастся. Всем и в полной мере.
— Меня это мало греет. Я сам хочу воздать.
— Если бы гёты с квадами не были так враждебны ко всему римскому, то я бы первым попытался заключить с ними союз. Ибо они ближе нам и понятнее. Но нет. Они ненавидят Рим и всех, кто с ними не враждует. Так что, — развел руками Берослав, — выбор у нас невеликий. Или таких союзников подбирать, или оставаться с германцами один на один.
— Говорю же — понимаю, но… смотрю на них сейчас и перед глазами видится, будто ядро сие летит в них, разрывая тела. А потом стрелы… дротики… пули… Тех роксоланов, что тебе служат, каждый раз, когда вижу — ножом ударить хочу, или молотком, или еще чем. С великим трудом сдерживаюсь.
— Я видел твои взгляды. — усмехнулся князь. — Они тоже. Поэтому к тебе и не суются.
— Глаза бы мои их всех не видели.
— Придется как-то
