Боги, пиво и дурак. Том 2 - Ник Гернар
— Ладно, подумаем, — кивнул Ян, мгновенно став серьезным. — Самая противная вещь во всяких проклятьях заключается в том, что легко и безболезненно их может снять только тот, кто создал. Или же маг, который в том же мастерстве на три головы выше, чем сам проклявший.
— Но попытаться-то можно?
— Попытки тут чреваты, Даня. Можно так попытаться, что у человека вместе с проклятьем лица вообще не станет, или сердце остановится. Поэтому не люблю я это направление, оно какое-то подлое, что ли. А теперь пошли наших догонять.
— Что-то они стартанули с места, будто за ними с собаками гонятся, — заметил я.
— Наверное, боятся, что им сейчас достоинство замерять начнут, — хмыкнул Ян.
Усевшись на лошадей, мы двинулись прочь от дворца. Я вытащил было из кармана карту, которую наспех нарисовала для меня на коленке Лиза, но Азра сказал, что сам знает, куда ехать.
Мы свернули с дороги и пустились прямо через луг в сторону леса, и по пути Ян заставил меня еще раз, но уже подробней, пересказать суть задания. Я честно умолчал о некоторых деликатных моментах в этой истории, но основную канву нашей беседы обрисовал.
Тем временем показалась сплошная серая стена, отделяющая мир живых от города мертвых. На стене виднелись ярко-красные символы, блестящие на солнце, как глянец.
— Здесь довольно большое и старое кладбище, — пояснил Азра. — Однажды его уже оскверняли, так что с тех пор его обнесли стеной с обережными знаками.
— А откуда берутся все эти знаки? Есть какой-то общепринятый перечень или что-то вроде того? — спросил я.
Майя фыркнула.
— Ян, где ты его вообще откопал? Он родился в орлином гнезде на вершине горы на краю света?
Янус с укором взглянул на девушку.
— Да чего ты все на него зубы скалишь? Как дети малые. Нравится, что ли? — улыбнулся он во все лицо. — Так бери, пока тепленький!
— Да ну тебя, — запротестовал я.
— А что сразу «ну»-то? Это, Майка, все твое влияние. Скалишься да лягаешься, как кобыла необъезженная, вот он и понукает...
— Ян! — возмутилась девушка.
— Что, ошибся? Не нравится парень? Тогда тем более рот прикрой, — неожиданно серьезно закончил Ян. — Ты знать не знаешь, с какой он горы, и не тебе его судить. Будь ты мужиком, давно бы огребла от него по полной, задницей чувствую. А символы, Даня — они у каждого мастера индивидуальные. Нельзя просто скопировать чужой знак — он так работать не будет. Но у всех знаков одной направленности всегда есть один общий элемент, или корень, вокруг которого надстраивается весь остальной натюрморт из палочек и закорючек. Есть целое направление, называется «действующая каллиграфия» или «начертательная демиургика», в зависимости от того, на севере королевства ты находишься или на юге. Но в школах боевых искусств этого не изучают.
— Почему? — удивился я.
— Считается, что эта наука слишком опасная и сложная. В общем, не для средних умов. У нас в королевстве всего пять школ начертательной демиургики и одна единственная академия. И знаешь, где она находится?
— В столице? — предположил я.
— Не-а. В пещерном монастыре Кроноса Побежденного, протянувшегося от подножия Зубастой горы до Хребта Боевой славы. Такие дела.
Со стороны кладбища послышался долгий, протяжный вой — то ли ветер завыл где-то в щелях старых зданий, то ли дикий зверь, явившийся на запах свежей могилы, подал голос.
Майя зябко поежилась.
— Я все-таки надеюсь, что в этот раз никто ничего не осквернял, а просто у кого-то в браге случайно дурман оказался, — вдруг проговорила она.
Я промолчал. В отличие от унылой Майи я как раз чувствовал себя собранным и взволнованным. И был бы разочарован, если бы этот ларчик так просто открывался. Еще бы — первый данж в реале!
— Птиц совсем не слышно, — заметил я, осматривая кроны деревьев и кусты бузины, разросшиеся вдоль кладбищенской ограды. — И не видно...
— Сейчас за угол завернем, там ворота будут, — сказал Азра. — Внутрь заедем — там понятней станет.
И, зыркнув на меня, добавил:
— Вот только зря мы с собой Даню взяли.
Я нахмурился.
— Вообще-то ключ доверили именно мне. Так что если бы вы Даню не взяли, то сейчас, возможно, все еще сторожили королевскую доску!
— Возможно, — кивнул Азра, и остановил коня. — Зато у тебя были бы гарантии дожить до завтра, — сказал он, поднимая голову вверх.
Мы невольно повторили его движение и, остановив лошадей, взглянули в небо над кладбищем.
В кронах деревьев путалась черно-серая дымка, будто где-то поблизости жгли костер с резиной, но никакого горелого запаха при этом не ощущалось.
— Все-таки за так двойных наград не бывает, — проговорил Ян, с тоской глядя на эту тучу. — Ладно, разберемся. Даниилу персональный приказ — не высовываться и быть всегда в середине группы. Ясно? Не в начале, и не в хвосте, а в середине.
— Понял, не дурак, — отозвался я, чувствуя, как в груди волнительно похолодело.
Свернув за угол, мы и правда очутились неподалеку от тяжелых кованых ворот. На каждой створке виднелся огромный символ, похожий на иероглиф — залихвацкая буква «к», вписанная в перечеркнутый квадрат и выкрашенная красной краской.
— Я открою, — сказал Ян.
Он спрыгнул с седла и сунул мне в руку поводья своего коня. Приблизившись к воротам, толкнул створки внутрь, и они со скрипом отворились, оставляя на земле отчетливо выделяющуюся красную линию. Она широкой лентой тянулась от одного края сплошной ограды до другого. Линия светилась, и то угасала, то разгоралась ярче.
Я понял, что она нематериальная и соткана из энергии.
Мы въехали на широкую аллею, по обе стороны от которой тянулись надгробные плиты с высеченными на них надписями и красными поминальными лампами у изголовья. Кое-где возвышались более сложные постройки в виде маленьких домиков: стены примерно метр в высоту и небольшая двускатная крыша из гранитных плит сверху. В этих домах были небольшие квадратные окошки и дверные проемы без дверей, в которые виднелись подвешенные на цепях большие масляные лампы.
Но в глаза прежде всего бросалось не это, а разбросанные по широкой грунтовой дороге тушки маленьких птичек, над которыми уже роились мухи.
