Бяк-бяк-бяк-бяк (СИ) - Номен Квинтус
— Ну так у Владимира Николаевича производственная база получше.
— А посему? Потому что военные — вон, Митрофан Иванович подтвердит — в Челомея деньги вкладывают, а в Королева нет!
— Военные в Янгеля тоже вкладывают, причем как бы не побольше, и в Макеева…
— По той же самой причине: И Михаил Кузьмич, и Виктор Петрович свои проекты лично ведут с начала и до конца — и у них все получается. Потому что они — лично причем — за каждую гайку в своей машине ответить готовы, и — что немаловажно — за каждого слесаря на сборке изделия. Как и Козлов, и Митрофан Иванович в Куйбышев лишнюю копейку отправить не пожалеет, если это доля дела нужно. Потому что знает: за эту копейку Дмитрий Ильич тоже ответит…
— Не поэтому, — Неделин, слегка пригубив коньяк, решил высказать свое мнение, — точнее, не только поэтому. Эти конструктора, хоть и разными задачами занимаются, но занимаются обороной страны, и им на личные амбиции плевать. Ладно, давайте за новые достижения в новом году. А ты, Николай Петрович, сказать что хочешь? Тут все свои, не стесняйся!
— Сказать… я вот что не понимаю: у нас прекрасный отряд космонавтов в великолепной подготовкой в очереди на полеты сидят, а ваш этот Владимир Николаевич одних и тех же в который раз уже в космос отправляет. У него что, людей нехватка? Так мы бы поделились…
— А, это тебя беспокоит… твои герои не подойдут.
— Это почему?
— Митрофан Иванович, у Каманина допуск-то есть?
— Есть.
— Тогда сам смотри: при аварии на промежуточном старте им придется неделю провести в бочке в половину «Востока», а потом садиться… я уж не знаю даже как. И сейчас врачи, что его отряд ведут, выбирают из всей его команды тех, кто такое выдержать сможет. А на Земле выбрать не получается…
— Но ведь можно и из моих выбирать…
— Нельзя. По куче причин, и я даже перечислять их не стану, — Митрофан Иванович при этих словах недовольно сморщился. — Скажу лишь об одной: требуется летчик-испытатель первого класса, и этого уже достаточно.
— Ну… да. А почему о программе даже Келдыш не знает?
— Келдыш знает. Только он считает, что вероятность успеха близка к нулю, и возможные причина провала очень подробно разъяснил, там хрен поспоришь.
— А почему…
— А Владимир Николаевич все эти причина внимательно изучил, на каждую свой болт оригинальной конструкции придумал… Все идет по плану, но планы эти мы публиковать до времени не станем. Мы же не американцы какие? Нам не… как это у них… не паблисити нужна, а… черт, слово забыл…
— Просперити, — хмыкнул Хруничев. — И я присоединяюсь к Митрофану Ивановичу: давайте поднимем за наши успехи в будущем году. За гарантированные успехи!
Глава 30
С гарантированными успехами все было прекрасно. А с негарантированными — несколько сложнее. За первую половину шестьдесят шестого года было произведено четырнадцать пусков «семерки» со спутниками «Заря», и два пуска были аварийными. Не по вине ракеты: один спутник не вышел на орбиту из-за сбоя в управляющей вычислительной системы, просто не запустившей двигатель третьей ступени, а один — спутник просто не сошел с орбиты из-за отказа тормозной системы. Зато два пуска «Союза» (оба в беспилотном варианте) прошли без сучка, без задоринки. Больше того, корабли в автоматическом режиме даже состыковались (а потом расстыковались) и оба приземлились «в заданном районе». По крайней мере ТАСС так и сообщил, а то, что у одного корабля кто-то «задал» этот район в глухой сибирской тайге — это вообще не считается. Более того, Сергей Павлович даже это постарался подать Патоличеву как успех — ведь несмотря на отказ автоматики операторы ЦУПа сумели с проблемой справиться с корабль все же посадить на советской территории.
Правда и тут предсказание Хруничева оказалось верным: пилотируемые полеты «Союзов» даже после такого «успеха» производить Николай Семенович запретил, до тех пор запретил, пока четыре подряд беспилотных полета не пройдут без единого сбоя. Но такое запрещать ему было легко: МТК Челомея летали как раз без сбоев (хотя все еще и не были способны стыковаться в автоматическом режиме) и американцы Советский Союз пока что догнать были не в состоянии. Даже по длительности полетов, хотя МТК все еще имел ограничение на семь суток «автономки», а янки на «Джемини» летали (еще в прошлом году) две недели. Зато у Челомеевского корабля была осень специфическая опция, о которой не то что американцы — даже большинство занимающихся космосом «вплотную» специалистов в СССР не подозревали. Просто пока эта опция оказывалась невостребованной…
Десятого июня, как Владимир Николаевич и обещал, УР-500 с новой третьей ступенью подняла на орбиту новенькую орбитальную станцию «Алмаз» (обозначенную в новостях как «Алмаз-2, хотя это был первый именно 'Алмаз» как таковой). А спустя неделю на станцию прибыл первый ее экипаж из трех человек. Они там проработали ровно три недели, благополучно приземлились — а вот следующий экипаж на станцию не полетел: сто-то там в космосе сломалось и станция просто перестала отвечать на сигналы с земли. То есть не то, чтобы совсем перестала, команды на выполнение маневров она выполняла — но, во-первых, об этом на Земле узнавали просто разглядывая станцию в телескопы, а во-вторых на Землю вообще перестала поступать хоть какая-то телеметрия.
Первую идею, высказанную Митрофаном Ивановичем на собранном по этому поводу совещании, Владимир Николаевич отверг сходу:
— У нас на станции четыре передатчика установлены, причем вообще в разных углах, и если бы один сгорел, то три других… ну хотя бы один из трех оставшихся хоть что-то, да передал бы. А командный блок — он же команды принимает и выполняет, но подтверждения мы от него не получаем. А он, между прочим, состоит из приемопередатчика и наполовину сломаться не может: или сгорает полностью, или полностью работает!
— Ну так не работает же!
— У нас есть одна относительно непротиворечивая гипотеза, — высказался присутствующий на совещании один из конструкторов станции, — там антенные кабели от всех передатчиков проходят примерно в одном месте, и если по какой-то причине, например от удара метеорита, или от пожара…
— Но станция-то сигналы от нас принимает!
— Не противоречит. У нас пятикиловаттный передатчик, на обрывок провода в пару сантиметров сигнал прекрасно ловится. А вот мы с такого обрывка сигнал просто не почувствуем.
— То есть нужно лететь и чинить антенный блок?
— Нет. Если здесь замыкание, то велики шансы полностью посадить аккумуляторы, станция замерзнет и она вообще перестанет реагировать на команды. Пока она откликается, ее надо с орбиты сводить, потому что если она упадет у американцев и они найдут несгоревшие остатки пушки…
— Владимир Николаевич, я приказываю станцию немедленно топить! — не задумываясь даже на лишнюю секунду приказал Неделин. — Когда ЦУП сможет дать команду на спуск станции с орбиты?
— Примерно… черед пятнадцать минут, она как раз в Тихий океан рухнет.
— Давайте, валите ее.
— Двести миллионов…
— Мы вам выделим средства на постройку новой. Но ведь у вас же есть еще одна в запасе? Или даже не одна?
Скомандовать — это дело простое (ну, если не учитывать того, что маршал Неделин взял на себя ответственность за потерю станции ценой в двести миллионов рублей, или почти сорок миллионов долларов по текущему курсу). А вот исполнить команду бывает непросто. Сначала станции выдали команду на смену ориентации, затем — через два витка, просто раньше не вышло — с помощью телескопа убедились, что команда прошла и нужную ориентацию станция выставила. Но после этого «Алмаз» вышел из зоны прямой радиовидимости, почти на шесть часов вышел…
Снова пришлось проверять, что станция ориентацию не потеряла — и только потом ушла команда на включение тормозных двигателей. А дальше — оставалось только ждать, ведь ни у кого не было уверенности в том, что команда прошла и двигатели вовремя включатся. Но в этот раз все обошлось и «Алмаз» упал в океан, причем падение даже удалось заметить с высланного в ожидаемый район падения М-4…
