Хроники падшего мира - Иван Шашков
Потом из её глубин шагнула фигура. Человеческая фигура в черных доспехах, покрытых рунами тьмы.
— Нет, — выдохнула Аэлин. — Это невозможно…
Но это было возможно. Перед ними стоял Тилан Фростглейв — последний странник перед Максимом. Или то, что от него осталось. Его некогда белоснежные волосы теперь были черными как смоль, а в глазах, раньше синих как летнее небо, теперь плескалась тьма.
— Рад встрече, преемник, — произнес он голосом, от которого веяло могильным холодом. — Я так долго ждал этого момента.
— Ты не Тилан, — твердо сказал Максим. — Тилан погиб, сопротивляясь тьме.
— Погиб? — существо, носившее лицо прежнего странника, рассмеялось. — Нет, мальчик. Я просто… изменился. Прозрел. Понял истинную природу силы.
Оно сделало шаг вперед, и воздух вокруг заискрился от напряжения — две древние силы, свет кристалла и тьма, сошлись в безмолвном противостоянии.
— Ты ведь тоже это чувствуешь, не так ли? — продолжало существо. — Зов силы. Желание изменить всё, исправить все ошибки прошлого. Я могу показать тебе как. Могу научить использовать кристалл так, как не мог никто до тебя.
— Не слушай его! — крикнула Аэлин. — Это ловушка! Тьма всегда так действует — находит наши самые сокровенные желания и искажает их!
Максим молчал, глядя в глаза существу, которое когда-то было Тиланом. В глубине этих глаз он видел отражение своих собственных страхов и сомнений.
— Ты ведь даже не знаешь, что делать с кристаллом, верно? — существо улыбнулось. — Не знаешь, как спасти этот мир. Как оправдать веру всех этих людей, которые почему-то решили, что именно ты — избранный.
— Зато я знаю другое, — наконец произнес Максим. — Знаю то, чего не понял ты. То, чего не поняли все странники до тебя.
— И что же это?
— Что не нужно быть избранным. Не нужно нести это бремя одному.
Существо снова рассмеялось, но в этом смехе теперь слышалась нотка неуверенности: — Красивые слова. Но что они значат перед лицом истинной силы?
Оно взмахнуло рукой, и тьма вокруг них пришла в движение. Из её глубин начали проступать фигуры — искаженные, кошмарные версии всех, кто сейчас стоял рядом с Максимом.
Темный двойник Феррика, с искривленным топором, сочащимся ядом. Тень Киарры, в доспехах из живой тьмы. Призрачная версия Лайи, с луком, сделанным из костей и сухожилий.
— Вот что ты такое на самом деле, — прошипело существо. — Вот что вы все такое. Глубоко внутри каждого из вас живет тьма. Я просто… выпускаю её наружу.
Максим почувствовал, как его спутники напряглись. Видеть свои темные отражения было тяжело — словно заглянуть в кривое зеркало, показывающее худшие версии самих себя.
Но затем произошло то, чего существо явно не ожидало.
— Да, во мне есть тьма, — спокойно произнес Феррик. — Как и в любом гноме. Но знаешь что? Это делает свет внутри нас только ярче.
— Мы все носим в себе тени, — добавила Киарра, поднимая меч. — Но мы учимся жить с ними. Принимать их, не давая им власти над собой.
— Тьма существует не для того, чтобы поглощать, — произнесла Лайа, накладывая стрелу на тетиву. — А для того, чтобы мы могли видеть звезды.
А потом заговорила Аэлин, и в её голосе звенела сила веков: — Ты думаешь, что понимаешь тьму? Что познал её секреты? Но ты видишь только поверхность. Только искажение. Тьма — это часть равновесия, а не его противоположность.
Существо зашипело, его форма начала колебаться, теряя человеческие черты: — Глупцы! Вы думаете, что ваши красивые речи что-то значат? Что…
— Они значат все, — перебил его Максим. — Потому что они истинные. Потому что они идут от сердца. А еще… — он поднял кристалл выше. — Еще они показывают, почему ты проиграл, Тилан. Почему проиграла сама тьма.
Кристалл вспыхнул с новой силой, и его свет был не обжигающим, не уничтожающим. Он был… принимающим. Теплым. Живым.
— Вы пытались уничтожить тьму, — продолжал Максим. — Все вы — и первые маги, и странники после них. Пытались разделить миры, запечатать зло, уничтожить его. Но это… это как пытаться уничтожить часть самого мироздания.
Существо отшатнулось, его форма продолжала меняться — теперь в ней проглядывали черты других падших странников, других жертв тьмы.
— Что… что ты делаешь? — прошипело оно.
— То, что должен был сделать с самого начала, — ответил Максим. — Не сражаюсь с тьмой. Принимаю её. Но на наших условиях.
Он протянул руку, и кристалл откликнулся на его жест. Свет артефакта начал меняться, в нем появились новые оттенки — глубокие, сложные, похожие на цвета сумерек или предрассветные часы.
— Видишь? — тихо произнес он. — Свет и тьма… они не должны сражаться. Они должны танцевать.
В этот момент произошло сразу несколько вещей. Темные двойники его спутников вдруг застыли, словно марионетки с обрезанными нитями. А существо, бывшее когда-то Тиланом, издало крик — не злобный, не угрожающий, а полный боли и… узнавания.
— Я… я помню, — прошептало оно голосом, в котором впервые за все время зазвучали человеческие нотки. — Помню, как пытался… пытался сказать им…
— Что тьма не враг, — закончил за него Максим. — Что её нужно не запечатывать, а принимать. Направлять. Включать в общий танец бытия.
Существо пошатнулось, его форма продолжала меняться, но теперь в этих изменениях появился какой-то ритм, какая-то гармония: — Но они не слушали. Никто не слушал. И тогда… тогда я решил показать им. Решил принять тьму в себя, чтобы доказать… Но что-то пошло не так.
— Потому что ты пытался сделать это один, — мягко сказал Максим. — Как и все странники до тебя. Как первые маги Аэтернума. Вы все думали, что должны нести это бремя в одиночку.
Он оглянулся на своих спутников, и каждый из них кивнул, понимая без слов. Феррик крепче сжал топор, в котором теперь плясали искры света и тени. Киарра подняла меч, и по его лезвию пробежали узоры, похожие на предрассветный туман. Лайа наложила на тетиву стрелу, наконечник которой мерцал подобно звездам в темноте. А Аэлин… Аэлин просто улыбнулась и протянула руку.
Максим взял её за руку, другой рукой сжимая ладонь Лайи. Остальные тоже встали в круг, и кристалл в центре вспыхнул с новой силой.
—
