Барочные жемчужины Новороссии (СИ) - Greko

— Смотри-ка, опять улыбаешься! — девушка увидела вновь родившуюся мою улыбку, следствие моих мыслей. — Развеселила?

— Ты дашь мне опомниться? — взмолился я.

— Да.

Неожиданно она покорно вздохнула, опустила голову и уже всей позой изображала эту самую покорность. Изображала чуть более секунды. Опять напугала, резко вскинув голову.

— Опомнился?

Здесь уже удержаться не было сил: я рассмеялся. Девушка довольная и своим представлением, и моей реакцией, тоже начала смеяться.

— Я — Адония! — представилась, когда мы отсмеялись.

— Коста!

— И откуда ты к нам явился, красивый такой?

— А с чего ты взяла, что я откуда-то явился? За всю Одессу знаешь?

— За всю, не всю… — Адония не среагировала на речевую нелепость, от которой я не удержался, — но бесплатно тебя накормлю, если выяснится, что ты местный и здесь давно. Так что? Я проиграла обед?

— Нет! — я поднял обе руки. — Так заметно, что я новенький в этом городе?

— Мне, да! — улыбнулась Адония.

— Ну, значит, придется заплатить за обед! — притворно вздохнул я.

— Что хочешь? — и, не давая мне опомниться, Адония затараторила. — Баранина, тушеная в вине, поросенок с вертела, меланжаны по-гречески…

— Можно — мусаку?

Не думал, что, попросив самое обыденное для греков блюдо, я в первый раз перетащу маленькую чертовку на свою территорию, где она растеряется.

— Мусаку? — переспросила.

— Ну, да, мусаку… — повторил я как нечто само собой разумеющееся.

— Это что за…?

— Ты не знаешь⁈ — упивался я её растерянностью

— Нет, — признала она своё поражение.

— Нууу… — только она собралась тряхнуть челкой, я поцокал языком, выражая недоумение гастрономической безграмотности. — Это такая запеканка с баклажанами, мясом и помидорами.

— А! — тут же обрадовалась Адония, даже выдохнула с облегчением. — Помидоры!

Она так произнесла «помидоры», будто речь шла о корне женьшеня, килограмм которого я потребовал порубать себе в салат.

— Что помидоры⁈

— Здесь о них лучше старайся меньше думать.

— Это еще почему?

— Вот, видишь, — Адония была рада, что вернула прежнюю расстановку сил в нашем диалоге, — поэтому ты и новичок, что не знаешь, что здесь у нас помидоры — большая редкость. Их маленькими партиями везут из Италии. И, поверь, не для того, чтобы ты извел их на свою запеканку!

В конце не удержалась, фыркнула. Я замялся.

— Так что… — тут она сделала паузу, и я внутренне был готов, что услышу сейчас привычное современному уху «не выпендривайся», — спрашиваю еще раз: баранина или свинина?

— Я доверюсь твоему вкусу! — склонил голову, отсекая все споры.

Адония оценила мою покорность и, в большей степени, полагаю, выказанную ей высокую оценку её женской сущности. Не удержалась, чуть залилась краской, быстро развернулась, заскакала между столиками.

Как бы я ни хотел придумать какое-то определение для неё, сейчас изящно обходившей препятствия в виде столов, стульев, посетителей, все равно, ничего, кроме «горной козочки», в голову не пришло. Штампы, штампы… С другой стороны, штампами стали, потому что проверены веками. Чего уж выпендриваться и придумывать что-либо другое⁈ Козочка по внешнему виду — маленькая, легкая, прыгучая… И по характеру — веселая, озорная. Только сейчас я заметил, что Адония была еще и босиком. Тут уж вопрос закрылся окончательно: козочка и есть!

Вернулась быстро. Поставила на стол тарелку с маслинами. Потом — кувшин.

— Фанагорийское вино! — пояснила. — Будешь доволен. Барашек скоро будет готов.

Я поблагодарил улыбкой. Адония развернулась, готова было «поскакать» дальше по делам.

— Адаша! — позвал я её.

— Да! — обернулась сразу.

— Хотел…

— Что-нибудь еще?

Еще и нетерпеливая!

— Нет. Этого хватит, — успокоил я её. — Может, выпьешь со мной? Мне будет приятно.

— Просто один пить не хочешь, так и скажи! — рассмеялась Адония.

— Да, один не хочу, — я не стал отпираться. — Но мне будет приятно, если ты выпьешь со мной. Может, и тебе будет весело. Я тебя, видишь, как веселю, Адаша!

Адония, сверкая глазами, поизучала меня, подозревая лукавство. Я выдержал этот полиграф.

— Ну, хорошо! Так и быть! Нарушу свои правила. Сейчас только кружку себе принесу. Себе, Адаше, — прыснула, не удержавшись.

…Я разлил вино. Чокнулись.

— Спасибо за компанию! — поблагодарил. — Будь здорова!

Адония просто кивнула. Я пригубил вино, сделал первый глоток. Хм… недурно! Выпил до дна.

— Я же говорила: будешь доволен! — Адония-Адаша оценила мой «глоток».

— Да! Отличное вино!

Я взял маслину. Посмотрел на шалунью, в глазах которой плясали чертики.

— Что⁈

— Шляпа у тебя такая смешная! Ты в ней на соседского кучера похож!

«Да… пилять! — как бы выразился мой тбилисский одноклассник Рауф Адгезалов. — Далась вам всем эта шляпа!»

Но внешне сдержался. Выступил эффектнее: глядя ей в глаза, не переставая глодать маслину, снял, честно признаться, изрядно и мне обрыдший клак и, не поворачивая головы, отшвырнул его далеко в сторону, в переулок.

Но как он полетел!

Она оценила! Что она? Соседний столик, который при моем появлении так же упомянул мой уже бывший головной убор, снова ожил, зашумел. Я перевел взгляд на них.

— Феска — рулит! — пригвоздил их и взглядом, и непонятным сочетанием знакомых слов.

— И апельсины! — добавила непонятное смешливая девица.

Соседи, теребя жилеты, перестали бурчать, пытаясь осмыслить и увиденное, и услышанное. Я вернулся опять к своей «козочке».

Адония прыснула, чуть отворачиваясь, чтобы уж совсем не оскорбить соседний стол.

— Так лучше? — спросил, забирая из тарелки еще одну маслину.

Она, все еще давясь смехом, быстро закивала. Пользуясь паузой, я снова налил себе вина.

— С тобой, действительно, весело! — призналась Адония, когда справилась со смехом.

— Фирма веников не вяжет! — я пошел вразнос.

Теперь пришла очередь Адонии удивляться непонятному смыслу вроде бы знакомых слов. Я не дал ей возможности слишком уж углубляться в семантику моей фразы и просто подмигнул, широко улыбнувшись. Адонию такой поворот устроил. Фразу оценивать она не стала, а на мое залихватское подмигивание опять ответила своим звонким смехом.

Я ждал, пока она успокоится, и думал о том, что она, в общем-то, молодчина! Наверняка, понимала, как некрасива. Наверняка понимала, что ей совсем не светит романтичная дорожка, на которой стоят воздыхающие по ней вьюноши, жаждущие её взглядов, поцелуев, любви… Другая бы — топиться пошла. А она все это с лихвой компенсировала своей живостью, легкостью, веселым нравом. И, если кто-нибудь когда-нибудь это поймет, то будет вознагражден женой — пусть и некрасивой, но с которой ни секунды не будет скучно.

— Сбегаю за барашком! — Адония отсмеялась в очередной раз и начала боком подниматься из-за стола, наивно пытаясь изобразить бедрами нечто завлекательное.

«О, женщины! — только и пришло в голову. — Ничто вас не изменит, и нет на вас управы!»

Вслух же произнес:

— Заслужил?

— И не только барашка! — уже кокетничала моя «козочка» и ускакала за моим горячем.

… Барашек был восхитителен, чего я, признаться, не ожидал. Адония с гордостью смотрела на меня, радуясь моей оценке. И не мешала, понимая, что мне сейчас трудно разговаривать, настолько я был увлечен едой. Но было видно, как её распирает любопытство. И стоило мне только на мгновение оторваться от еды, чтобы подлить себе и ей вина, она не удержалась.

— Ну, расскажи, какими судьбами ты здесь? И надолго ли?

Подозреваю, что ответа на второй вопрос она ожидала с бОльшим нетерпением.

Я не стал вдаваться в подробности. Ответил коротко, указывая на основные обстоятельства. В тот момент, когда я начал сетовать на судьбу, рассказывая о трудностях с жильем в Одессе, Адония на глазах начала загораться и уже с трудом сдерживалась, чтобы дослушать меня до конца.