Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий
Девять взводов, со второго по десятый, гонят в одно место. Совсем немало, полный пехотный батальон. Тагмы и сотни — это у снобов гвардейцев, а у нас вот так: отделения, взводы и роты… Странно это. Либо пополнение уже девать некуда, либо строго наоборот, на перевалах такая задница, что сопляками дыры затыкают. В столице до этого никому дела нет. Лимес всегда горит, а войско его царственности героически сдерживает прорывы варваров, лишь изредка призывая на усиление гвардейские легионы. Легион — силища неимоверная! Да полка панцирной пехоты по две с половиной тысячи воинов, полк клибанариев, полк кирасир и полк легкой конницы из аварских родов. Он сам по себе армия, и втопчет в пыль любого врага. Ну… так думали до недавнего времени, когда лет тридцать назад 3-й Дакийский сунулся за Карпаты, пытаясь отбить Киев, и едва ноги оттуда унес, потеряв половину личного состава. Как выяснилось, тяжелая конница у болгар ничуть не хуже, чем у нас. Попробовали еще лет через пять сходить туда двумя легионами, но и там все закончилось скверно. Болгары не стали принимать прямого сражения, они ушли в степь и начали отрезать подвоз припасов. Лето было сухим, и болгары пару раз ловили попутный ветер и поджигали траву. Сотни воинов тогда погибли в огне, и почти весь обоз. А потом, когда умирающие от голода легионы потащились назад, их начали бить на марше и на переправах. Ослабевшие от бескормицы кони клибанариев не могли взять разгон, и цвет римской кавалерии сгинул в причерноморских степях. После этого империя перешла в глухую оборону, плотно запечатав перевалы. Государи смирились с потерей Закарпатья и начали платить степнякам дань, стыдливо называя это подарками. А теперь, когда болгары слились с ордой мадьяр и печенегов, даже представить страшно, что будет, если они решатся напасть. Одни только замки на перевалах и Засечная черта сдерживает степняков от того, чтобы прорваться на мирные земли империи. Тут не знали войны уже больше двухсот лет, и смерды давно позабыли, как держать копье и лук. Государи наши во избежание бунтов черни крестьянское ополчение распустило навеки и превратило землепашцев в плательщиков податей, прямо как у ромеев.
— Глянь какая! Я бы ей вдул!!! — крикнул кто-то из парней, и все повскакивали с мест и начали свистеть и улюлюкать.
Пышнотелая девка из хуторских, которая подоткнула подол повыше, полоская белье, игриво улыбнулась, упиваясь всеобщим вниманием, и даже не подумала опустить юбку. Напротив, она гордо выпрямилась, выставив вперед налитую грудь и смущая парней гладкой белизной ляжек. Мы чуть ладью не перевернули, навалившись на борт, а вопли разошедшейся солдатни подняли тучи уток из камышей.
— Я помру сейчас! — простонал Марк, чернявый парнишка-далматинец, сидевший рядом с нами. Он пожирал девчонку глазами. — Интересно, там бабы будут?
— Будут, — ответил быстрый и живой как ртуть Гуня, наш штатный острослов. — Только они мохнатые и зимой спят. Можешь подлезть к такой, если совсем невмоготу станет. Она и не проснется.
— Гы-гы… — прокатилось по ладье, а мы чуть шеи не свернули, провожая девку жадным взглядом. Так-то лимитантам, в отличие от гвардейцев, жениться разрешено. Да только нечасто на границе можно бабу найти, да еще такую тупую, чтобы за солдата пошла. Либо страшные девки, оспой изуродованные, нашими женами становятся, либо гулящие, либо вдовые с целым выводком чужих спиногрызов.
Парни еще гудели, обсуждая сиськи и справную задницу хуторянки, а вот я задумался совсем о другом. А что тут вообще происходит? Империя на грани катастрофы, а где огнестрел? Я же точно помню, что ингредиенты пороха сыну диктовал. Я, как любой обычный человек, не знаю точных пропорций селитры, серы и угля, но подобрать-то можно? У меня ведь на тот момент даже металлургии толковой не было. Чугун лить практически не умели, сталь получалась через раз и все время разного качества, а про сверлильные станки я и вовсе молчу. А тут вроде бы все уже есть, и чугунные ограды я своими глазами видел. Да, я сам говорил Бериславу, чтобы не гнали лошадей, но ведь не настолько же…
Глава 4
Что такое три недели пешком для пяти сотен здоровых парней? Да ничего. Только два человека ноги стерли, получили за это порцию палок и стандартное предписание прибыть в часть своим ходом. За отклонение от маршрута повяжут в первой же веси, а если при задержании убьют, староста вырезанную татуировку с личным номером должен в отделение Ордена сдать. Они дезертиров карают. Так что дошли мы с огоньком, мечтая о миске бобов с олениной, первой получке и толпах пышнотелых девок, которые ждут в тамошних селениях таких бравых парней, как мы. Действительность оказалась к нам жестока…
— Ну и жопа здесь… — выразил общее мнение Дуб, и я впервые за многие годы был с ним согласен. Он потерял свое место на вершине пищевой пирамиды, потому как нам выдали штатные тесаки длиной в полтора локтя, и управлялись мы ими не в пример ловчее, чем этот не по годам могучий увалень. Впрочем, если вытащил нож и пролил хоть каплю крови товарища — будь готов повиснуть с узлом за ухом. Устав таким поблажек не дает.
Торуньский перевал, соединяющий Галич и Братиславу, петлял по горам и упирался в небольшую крепость, которая закрывала его в самом узком месте. Лес по склонам гор был старательно изувечен до того, что и человек не проберется, не то, что конная орда. Торговый караван мог пройти лишь через крепостные ворота, где его ждали мытари. Только вот сейчас торговля оскудела так, что даже мытарей убрали. Хилый ручеек товаров тек через Измаил, да и то все это было скорее замаскированной данью, которой умасливали кагана. Выходило так, что засека и каменная стена перекрывали перевал наглухо. Я этот замок прекрасно знал, потому место для него утверждал самолично. И таких унылых рож там точно не было. Служба воинская в мое время весьма почетной считалась.
Пять башен спереди, пять сзади. Стены — двенадцать локтей высотой. Замок совсем небольшой, и на обстрел легионной артиллерией не рассчитан. Он должен сдержать босоту из ближайшего леса и кочевников с луками, и с этой ролью прекрасно справляется уже две с половиной сотни лет. Здесь есть казарма, дома офицеров, склады и небольшая конюшня. Ну и по мелочи — кузня, шорная мастерская и пекарня с мельницей, жернов которой крутит унылый ослик. Офицерские дома стоят, прижимаясь к восточной стене, чтобы стрелы не долетали, а казармы и конюшни — у западной, потому как солдатам перелетающие через стену стрелы уставом запрещено бояться. В середине — плац, утоптанный до каменного состояния, и несколько деревьев, которые, видимо должны были придать здешней унылости хоть какое-то подобие жизни. А вокруг — горы, лес и прозрачно-чистый воздух. Баб, что характерно, не наблюдается совсем. Сказочное место.
— Батальон! Равняйсь! Смирно! — пронеслось по плацу, и мы привычно выстроились по взводам, повернув подбородок по уставу, стараясь разглядеть грудь четвертого.
Его высокородие, пан майор Мазовшанский, наш будущий отец родной, окинул пополнение тяжелым похмельным взглядом. Он, видимо, и по молодости красотой не блистал, а порванное болгарской стрелой ухо и косой шрам на багровой морде сделали его и вовсе страшнее первого курса в Сиротской Сотне. А поскольку из развлечений на Лимесе — только охота и брага из зерна и ягод, то образ местного владыки принимает абсолютную завершенность. Майор мечтал выйти в отставку, до которой, судя по всему, ему оставалось года два-три. Офицеры служили как солдаты, двадцать четыре года. Они тоже рабы императора, только погоны нарядные носят и такому, как я, могут невозбранно харю набить.
— Разойтись! Офицеры — ко мне!
Парни рассыпались по плацу, выбирая местечко, где можно прилечь и присесть. Нас скоро разведут по казармам, где дадут койку и миску жратвы. На оленину мы уже особенно не надеялись, да и «цветущие» рожи старослужащих тоже прилива энтузиазма не вызывали. Обычная богом забытая дыра на границе с дикими землями, где служат солдаты, ленивое отребье, да офицеры-алкоголики без связей и перспектив. Такого добра и в мою бытность военным хватало, в 90-е особенно.
