Главная роль 4 (СИ) - Смолин Павел
Кивая в ответ на поклоны усыпанных драгоценностями, дорого одетых людей и щедро одаривая их улыбками, я мысленно развлекался попытками угадать, кто из них практикует клизмы с Сибирием. Ну что за люди, а?
По окончании мероприятия я погрузился в карету, устало вздохнул, пошевелил усами на закатывающееся за дома солнышко и велел процессии везти меня на окраины, в сторону Балтийского завода. Посмотрим на «рабочие кварталы».
Покинув центр города, мы попетляли по постепенно «деревенеющим» улочкам, на одном из перекрестков услышав гневно-жалобные крики и увидев картину, которая заставила меня воодушевиться: перед двухэтажным деревянным коттеджиком, на газоне перед подъездной дорогой, валялся фотографический аппарат, отвалившиеся части которого со слезами на лице пытался собрать обратно молодой человек лет двадцати в круглых очках и потертом костюме. Фотографы-энтузиасты у нас не редкость, и не всем так повезло, как сыну Дмитрия Ивановича — приходится в аппарат и расходники все имеющиеся деньги «ухать», подвергая себя экономии на всем остальном.
На самой дорожке происходила драка: двое дородных бородачей в характерных рясах при поддержке городового — последний не забывал орать «подмога!» — пытались совладать с грязными, оборванными молодчиками, рожи которых не оставляли сомнений в цеховой принадлежности к «изнанке общества». Молодчиками командовал тощий усатый хмырь в хорошем костюме с торчащими из кармана золотыми часами. На травке по другую сторону дорожки от фотографа валялась сломанная сабля, а городовой изо всех сил пытался дотянуться до табельного пистолета, чему разбойники вполне умело мешали.
— А ну охолонули!!! — без моей подсказки взревел урядник Сидор.
Он сегодня моей частью Конвоя командует.
— Останавливаемся, — добавил я, потому что остановить процессию можно только по моему приказу или в чрезвычайных обстоятельствах — драка под этот критерий не подходит.
Часть казачков согласно должностной инструкции окружила мою карету живым щитом, другая, правильно все поняв, бросилась догонять поспешивших сбежать «бычар». Командир последних одним прыжком влетел в открытую калитку, закрыл ее за собой, и, надо полагать, скрылся в доме. Наивный — организация банды с целью нападения на сотрудников РПЦ и целого городового с рук ему не сойдет.
— Бах! — прогремел в переулке за домом одинокий выстрел, и я поморщился, надеясь, что это стрелял кто-то из наших, в воздух.
По противоположную сторону улицы от «гнезда оккультизма» — иначе зачем тут фотоаппарат и дьяки? — тоже имелись жилые дома, и после выстрела раздался треск спешно захлопываемых ставень. Правильно — платить жизнью за любопытство не стоит.
А это ведь не трущобы и не окраины — вполне себе приличный район. С другой стороны — чего оккультистам на окраинах среди бедноты делать? Там для них «кормовой базы» нет, а уважаемые господа в неприятные, грязные и опасные места ехать не захотят.
Открыв дверь, я подхватил аптечку — ныне ими укомплектован весь транспорт высших чиновников Империи — и сошел на грунтовку. Часть казаков тут же спешилась, чтобы продолжить окружать меня живым щитом — и направился к оценивающим повреждения и поправляющим оборванные одежды дьякам и городовому — последний успел подобрать обломки казенной сабли. Прервав свое занятие — молодой человек бросил возиться с аппаратом и подскочил на ноги — «потерпевшие» отвесили мне поклон, поблагодарив за подмогу.
— Околоточного кликни, — велел я казаку, опустился на корточки и открыл аптечку. — Иди сюда, дядька, — позвал городового, который визуально пострадал больше всех.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! — козырнул он, подошел строевым шагом.
— Садись, — велел я, и он, мудро рассудив, что грязнее уже не станет, уселся задницей на дорожку. — Совсем лиходеи распоясались, — осудил я нападавших и оторвал держащийся «на соплях» рукав полицейского мундира. — На полицейских руку поднимают — куда это годится? — промыл кипяченой водой подозрительно напоминающую глубокий укус кровоточащую рану на предплечье, посыпал сибирием и наложил повязку.
— Ужо мы их быстро к ногтю прижмем — не сумлевайтесь, Ваше Императорское Высочество! — подбодрил меня будочник.
— Высморкайся, — попросил я.
Полицейский выполнил приказ, и я воткнул ему в нос куски ваты. Вроде не сломан.
— Сам-то откуда? Где служил? — спросил я.
Пока городовой гнусаво рассказывал о своем жизненном пути, я обработал раны дьякам, а казаки успели привести молодчиков, упакованных в актуальные времени, тяжелые наручники.
За спиной тем временем поскрипывали ставенки. К завтрашнему вечеру вся Столица будет знать о случившемся.
— Не горюй, — подбодрил я молодого человека. — Аппарат во время выполнения моего приказа пострадал, новый тебе обеспечим.
— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество! — просветлел фотограф.
— Знаешь этих, Матвей? — спросил я полицейского, кивнув на бандитов, которых уложили рожей в дорожку и придавили казачьими сапогами.
А что, права им зачитывать?
— Степки Кривого молодчики, — прогнусавил городовой и кивнул на дом. — Этот сказал, запугивал, стало быть.
— Банда? — уточнил я.
— Банда.
— А почему банда еще на свободе? — спросил я.
Полицейский отвел глаза:
— Виноваты, Ваше Императорское Высочество. Полгода Кривого сыскать не можем. Такие вот, — кивнул на задержанных. — Его и в глаза-то не видят, через третьи руки подряжаются. Прошлым месяцем ближнего Степкиного взяли, пока следствие шло, Кривой сто раз лёжки поменять успел.
— Третьи руки нам тоже пригодятся, — заметил я. — Где городовой-то?
— Не могу знать, Ваше Императорское Высочество!
— Справедливо, — признал я, не став уточнять, что вопрос был риторический.
Из-за стены казаков раздался цокот копыт, «тпр-р-ру», и к нам присоединился пятидесятилетний тучный лысеющий мужик с мощными черными бакенбардами:
— Околоточный надзиратель Федин, околоток номер… бляха номер… по вашему приказанию прибыл, Ваше Императорское Высочество.
— Идем, — поднялся я на ноги. — Этих так и держите, братцы, — указал на задержанных, затем указал на калитку. — Калитку долой.
Казачки охотно снесли калитку, и мы вошли в запущенный в плане растительности, поросший сорняками и черемухой, двор.
— Дверь долой!
Взяв разбег по протоптанной тропинке, казаки снесли и ее.
— Произвол!!! — раздался из глубин дома протестующий вопль. — Я требую прекратить и предъявить бумаги!!!
Какой «произвол», если у нас тут самодержавие, а я — наследник Империи? Нифига законов не знают, а все туда же.
— Скрутить, покуда не бить, свести всех сюда, — указал я на травку двора.
Казаки ворвались в дом, и я подумал, что нужно сооружать спецотряд для штурма жилых, правительственных и прочих зданий — терроризм сейчас кретинами используется по-другому, но со временем особо конченные представители человеческого рода догадаются начать брать заложников и пытаться диктовать условия. Казаки Конвоя, увы, действовали неправильно, и, найдись в доме два-три молодчика с огнестрелом и умением им пользоваться, пришлось бы награждать мужиков посмертно.
Через пару минут во дворе, пред мои очи, нарисовались «щеголь», разбитная деваха лет двадцати пяти в избыточно коротком для воспитанной леди платье и имеющий очень напуганный вид пацан лет пятнадцати со следами старых побоев на лице и поглядывающем сквозь прореху в рубахе животе. Глаза у первых двух характерные, наркоманские.
— Ну что же ты гостей так неприветливо встречаешь? — обратился я к «щеголю».
Опиумная пелена не смогла отключить инстинкт самосохранения, кураж прошел, и хозяин милого домика постепенно начал осознавать, в насколько неприятное положение попал. Бегая глазенками и потея, он принялся жалобно причитать:
— Так то не гости, Ваше Императорское Высочество! Мы никаких законов не нарушали, мирно жили — я, жена моя да сын Витька. А тут пришли какие-то, гостей моих принялись фотографировать. А к нам порою уважаемые люди заходят, им оно неприятно, вот и пришлось охраною озаботиться. Вы этих взяточников не слушайте, — потыкал пальцем в околоточного и городового.
