Андрей Бондаренко - Чукотский вестерн

– Ох, ты и гадина! – схватился за голову Сизый. – Командир, давай прямо сейчас пристрелим эту гниду? Давай! А то, если в Москву повезём, он ещё сбежит по дороге или – отмажется там: навешает кремлёвским умникам на уши макарон и выскочит живым. Давай прямо сейчас шлёпнем эту собаку бешеную?

Курчавый неожиданно повалился набок, захрипел с присвистом:

– Развяжите, ради Бога! Больно очень! Эти ублюдки американские, когда вязали, руку мне сломать умудрились. Развяжите, чего вам, орлам, бояться…

– Обыщи и развяжи, – Ник громко приказал, пряча браунинг в кобуру. Шёпотом добавил: – Ворот проверь.

Сизый тщательно охлопал капитана по карманам, развязал шнурки и стащил с ног ботинки, полностью оторвал ворот. Только после этого разрезал ножом верёвки на руках и ногах пленного, отошёл в сторону.

– Я что – на идиота похож, чтобы яд глотать? – усмехнулся Курчавый, медленно поднимаясь на ноги и держась левой рукой за стену пещеры, правая же висела безжизненной плетью. – Мы ещё повоюем. Сами ведь говорили, что в Москву повезёте, а там любят разговорчивых, всё расскажу, сдам все явки и пароли, заработаю прощение…

Неожиданно он отпрыгнул в сторону и схватился ладонью здоровой руки за какой-то крохотный рычажок, торчавший из висящей на стене жестяной коробки:

– Тихо всем стоять, не дёргаться! Сейчас перещёлкну рубильник, тут всё сразу и взорвётся! Даже следов никаких не останется! Двести килограмм тротила, это не шутки…

Присмотрелся Ник: от коробки вниз отходили несколько разноцветных проводков и разбегались в разные стороны: первый – к подземному коридору, второй – к крайнему ящику у стены, третий – терялся в камнях пола. Да, не врёт капитан.

– Замри, Лёха, – скомандовал Сизому. – Послушаем, что нам уважаемый Пётр Петрович предложит.

Похоже, и сам Курчавый не знал, что путного в этой ситуации можно предложить, поэтому сразу же заорал:

– Оружие вынули и по полу аккуратно мне под ноги катнули! Сами – к дальней стенки пещеры отошли! Быстро у меня, иначе взорву тут всё к чёртовой матери!

– Ну, Голицын, ты и даёшь, – искренне удивился Сизый. – Мы к стенке отходим, ты любой из пистолетов поднимаешь и раз-два – прямо в нас. Можно, конечно, в подземный коридор ломануться со всей дури. Но там же растяжки, правильно? Всё опять же рванёт. Не, если хочешь нормально краями разойтись, тут надо что-то похитрей придумать.

– Ваши предложения? – дрожащим голосом осведомился Курчавый.

После минутного раздумья Ник предложил:

– У тебя на глазах вынимаем обоймы из пистолетов, из стволов выщёлкиваем патроны, всё это на улицу выбрасываем. Хочешь, сложим в пилотку и тебе под ноги бросим? Сами отходим к дальней стене и ложимся на пол, руками уши заткнув. Чётко договариваемся, если кто из нас голову приподнимет, то ты сразу же за рубильник дёрнешь…. Понимаешь, в чём соль? Ты давно уже в тундру уйдёшь, а мы всё ещё на земле лежать будем…. Как, нравится такое предложение? Все живы остались, дальше можно в войнушку играть…. Чем плохо?

У Курчавого забегали глаза, на лбу выступили капельки пота, было видно, что он всерьёз раздумывает над этим предложением.

На секунду он непроизвольно оторвал руку от рубильника, чтобы смахнуть капельки пота, повисшие на бровях.

Серебряная молния, чуть слышно вжикнув, сверкнула кривым зигзагом, и уже через мгновение бывший капитан государственной безопасности завалился на каменный пол, а из его горла торчала костяная рукоятка охотничьего ножа.

– Говоришь, командир, женщины на войне не нужны? – негромко поинтересовалась Айна, задумчиво оглядывая пещеру, и уже Сизому – приказным тоном: – Лёша, подойди-ка ко мне! И поцелуй! Только – крепко!..

Эпилог

Подземная пещера и отходящая от неё штольня оказались достаточно топорно заминированными, без души, видимо, в спешке.

Часов за пять справились. Айна за это время наделала из корней карликовой берёзы с десяток отличных факелов.

Освещая себе дорогу, прошли по штольне сотню метров, упёрлись в забой.

– Вот оно какое, бешеное золото, – негромко проговорил Ник, осторожно гладя ладонью серо-жёлтые камни, густо изрезанные лиловыми прожилками кварца.

Выбрались на поверхность и зажмурились от ярких солнечных лучей.

Банкин достал из деревянного ящика свои буссоль с астролябией, разложил на столе, принесённом из землянки. Долго мудрил, переставляя приборы то так, то эдак, потом что-то высчитывал и пересчитывал на листе бумаги, хмуря густые брови и нервно обкусывая ногти на пальцах рук.

Наконец, радостно заулыбался, Ника позвал:

– Командир, давай своё ухо, я тебе секретные координаты места буду сообщать…

В наушниках трещало и шуршало.

– Подожди, Никит, сейчас всё настрою, – успокаивала Зина, крутя рукоятки настройки и щёлкая многочисленными тумблерами.

Через некоторое время тоненько запищал зуммер, и раздался тусклый мужской голос:

– Кто на связи?

– Старший лейтенант Иванов.

– Здравствуйте, Никита Андреевич. Здесь – Поскрёбышев.

– И вам не хворать, Александр Николаевич.

– Что у вас? – вяло поинтересовался Поскрёбышев.

– Хочу сообщить точные координаты золоторудного месторождения.

– Сообщайте, я передам.

– Вы уверены, что полномочны обладать такой секретной информаций? – уточнил Ник.

После десятисекундной паузы Поскрёбышев равнодушно отреагировал:

Вместо обещанных трёх минут пришлось ждать более двадцать, от эфирного треска у Ника нестерпимо чесалось в ушах, начали слезиться глаза.

Опять тоненько пропиликал зуммер, и спокойный голос, знакомый Нику по многочисленным фильмам, которые ему довелось смотреть когда-то давно , вежливо, с лёгким грузинским акцентом, предложил:

– Говорите, вас слушают.

– Здравствуйте, товарищ Сталин! – неожиданно для себя Ник начал волноваться.

– Спасибо, товарищ Иванов. Говорите по делу, у меня через пять минут начинается заседание Политбюро.

– Я готов сообщить точные координаты золоторудного месторождения. Вы готовы записать?

– Говорите, товарищ Иванов, – по тёплым ноткам, промелькнувшим в голосе собеседника, Ник понял, что тот лукаво улыбнулся. – У товарища Сталина очень хорошая память. Очень хорошая. Говорите.

– Шестьдесят три градуса двадцать семь минут северной широты, сто семьдесят четыре градуса двенадцать минут восточной долготы! – отрапортовал Ник.

– Хорошо, товарищ, Иванов я запомнил…. Скажите, а почему именно вы докладываете? Где у нас товарищ Курчавый?

– Товарищ Курчавый оказался американским агентом, во время задержания был убит. Извините, но взять живым не удалось.

– Не извиняйтесь, – милостиво разрешил Сталин. – Бывает, с каждым может случиться. А ещё говорят, что все репрессии беспочвенны, из пальца высосаны…. Слушайте дальнейшие указания. Сегодня во Владивосток вылетит старший лейтенант Ливанов. Вы знакомы с ним?

– Так точно!

– Очень хорошо. Там он возьмёт военный корабль, на нём доплывёт до вас. Когда сдадите ему все дела, плывите в Магадан. Там вас будет ждать самолёт, у командира экипажа будет находиться пакет с подробными инструкциями. Всё понятно?

– Так точно, товарищ Сталин!

Серый эсминец – без названия и опознавательных знаков – медленно вошёл в воды Нагайской бухты. Только в прямой видимости порта на мачте судна был поднят бело-голубой флаг с красными звездой, серпом и молотом.

У сходней их встречали двое военных: толстощёкий вальяжный комиссар государственной безопасности третьего ранга и майор Петренко, доброжелательно подмигивающий Нику из-за спины вальяжного.

Комиссар не ограничился простым рукопожатием, полез к Нику с объятиями, изобразив на лице радостную улыбку.

– Дорогой товарищ Иванов, рад встрече! Я вас именно таким себе и представлял, мне в Москве о вас так и докладывали. Нам надо срочно отбыть на аэродром, через два часа вылетаем, пока погода не испортилась. Прощайтесь со своими бойцами и поехали, – он махнул рукой в сторону серой эмки.

– Извините, товарищ, – устало вздохнул Ник, которого немного укачало за время плавания, – но эти люди летят со мной.

– Вы что, лейтенант, белены объелись? – опешил комиссар от такой наглости. – У меня приказ – доставить на Большую Землю только вас. Другие бойцы «Азимута», без сомнения, получат внеочередные звания и награды. А пока они поступают в распоряжение майора Петренко. Вам всё ясно? Это приказ.

Ник обернулся, посмотрел на своих друзей…. Гешка Банкин, изображающий из себя беззаботного весельчака-философа. Лица обнявшихся Лёхи и Айны невозмутимы, только лёгкая грустинка угадывалась в глазах. А у Зины откровенно дрожали губы, по щеке ползла первая слезинка.