Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов
— Хуже всего то, что на втором году все уже прошли первый кризис. Почувствовать «теньку» — ваще несложно. А вот прогнать пару тысяч капель — вот это всё, тушите свечи! А пока не прокачаешь… — Вася сделала страшные глаза и сообщила ужасную тайну: — … Покусайловна тебе зачёт не поставит.
— А кто такая… — я тоже сделал страшные глаза и спросил шёпотом: — … Покусайловна?
— Проректор ТриэМ, Малая Мария Михайловна! — так же тихо, тоном заговорщика, ответила Вася. — Мелкая такая, и на каблучищах! Она ещё тебя в училище принимать должна была.
— Точно… — кивнул я, размышляя о том, знает ли Мария о своей репутации. — А почему она Покусайловна?
— Потому что только накосячь, и всё. Секир-башка! Будешь сидеть на жёстком-прежёстком стуле в её кабинете, краснеть, потеть и объяснять, почему ты такой красивый, а она должна с тобой возиться!..
— Красивый? — не сразу понял я шутку юмора.
— Ну ты либо красивый, либо умный. Я вот красивая! — с тяжёлым вздохом призналась Вася.
— Я тогда буду умным, — решил я. — Ради разнообразия.
— Ну попробуй!
— Фёдор! Вот вы где!.. — застыв на пороге, сообщила на всю столовую девушка с длинными светлыми волосами, заплетёнными в тугую косу.
— У-у-у-у… Елизавета Дмитриевна… Ты попал! — тихонько оценила Вася, ещё больше округлив глаза.
— Фёдор, Мария Михайловна ждёт в кабинете на разговор! — Елизавета Дмитриевна, то есть Лизонька, близко не подходила: видимо, к ней должен был бежать я.
— И всё-таки красивый… — бросила мне на прощание Вася.
А я просто отсалютовал ей остатками чая, невыразимо завидуя тому, что детство у этих великовозрастных малышей будет продолжаться ещё, как минимум, три года.
Моё, похоже, закончилось уже бесповоротно.
Как только я поравнялся с Лизонькой, она развернулась и решительно повела меня по коридору. А стоило нам выйти в парк, доверенная Марии Михайловны, наконец, решила заговорить:
— Василиса Орестовна Булатова — дочь Ореста Викторовича Булатова, головы Пограничного управления Военного Приказа в Ишимском княжестве. Не смогла перевестись на третий год обучения после нападения на кортеж её отца в прошлом году. Лекарям пришлось лечить тёмное омертвение, которое прилетело по бедной девочке.
— Почему она тогда не в Ишиме учится? — не понял я.
— Полтора года назад её отец переехал сюда, чтобы вести некое расследование. С тех пор он и ещё два десятка чинов живут в Покровске-на-Карамысе. Между тем, расследование всё ещё не завершено. Многие считают, что, на самом деле, Булатов попал в опалу у его светлости Дмитрия Фомича Дашкова… Но я бы не стала верить этим слухам. Даже если Булатов и попал в опалу, то когда он из неё выйдет — тем, кто смеялся над ним, мало не покажется. Вам полезно знать, с кем будете учиться, Фёдор Андреевич… Если понадобится консультация — обращайтесь! — на ходу подытожила Лизонька, встряхнув толстой русой косой.
— Спасибо, буду иметь в виду, — искренне поблагодарил я эту ценнейшую девушку. — А не подскажете ли, кем является молодой человек, которого я на днях встретил в нашей столовой?.. У него тёмные волосы, нос с горбинкой, тёмные глаза и колючий взгляд. И ещё тонкий шрам под глазом.
— Это Андрей Васильевич, внук известного в нашем городе нефтедобытчика, Андрея Петровича. Молодой человек весьма заносчив, поэтому будьте с ним осторожны, — сдвинув бровки, посоветовала Лизонька. — В этом году он заканчивает обучение. Ожидается, что пройдёт до седьмого кризиса включительно. И уже сейчас является отроком первого ранга.
— И ещё раз спасибо! — кивнул я, слегка опешив от обилия информации.
Будучи обычным человеком, я как-то не задумывался о том, чтоб держать в уме такие особенности чужих биографий. А теперь… Ну да, чем выше забираешься, тем внимательнее надо следить за нюансами родственных связей в своём круге общения. Ляпнув не то и не тому, можно запросто попасть впросак.
Так что информацию от Лизоньки я не просто запомнил, а постарался накрепко вколотить себе в память. Это там, в столовой, я мог общаться с обычной девушкой Васей. Но и тогда в голове всё равно стоило бы держать, кто у неё папа.
Нет в этом училище никаких обычных девушек, и не будет.
Мария Михайловна пребывала в глубокой задумчивости. Удобные кресла из её кабинета успели унести. Зато на своё место вернулся знаменитый, как оказалось, стул для наказаний. Точнее, для нерадивых учащихся.
Я осторожно примостился на него и стал ждать, когда проректор обратит на меня своё драгоценное внимание.
— Дай угадаю… Ты даже не удосужился посмотреть, как зовут ректора нашего училища? — наконец, произнесла Мария Михайловна после долгой тишины.
И ошиблась! Удосужился, но его имя мне ни о чём не говорило. А времени рыть информацию глубже не было. Так что пришлось слегка урезать триумф от того, какой я умный:
— Верстов Дмитрий Всеволодович, светлейший князь. Имение где-то под Муромом, — отчитался я и честно признал: — Большего не успел узнать.
— Уже неплохо! — с тяжёлой усмешкой посмотрела на меня Мария Михайловна. — Верстов Дмитрий Всеволодович — сын Верстова Всеволода Андреевича, талантливого двусердого, разработавшего технологию теневого обогащения материалов, и Агафьи Симоновны Рюрикович, одной из богатуров Русского Царства. А, кроме того, племянник царя Петра, отца нынешнего царя.
— Серьёзный человек. Как и все Рюриковичи… — кивнул я.
— В жизни не думала, что воспользуюсь правом ему позвонить и попросить о помощи… — тихо сказала Мария Михайловна, и в свете заходящего солнца стало видно, какие глубокие тени залегли под её глазами. — И, тем более, я даже думать не смела, что он за эту помощь ничего не попросит…
— А он не попросил, Мария Михайловна? — уточнил я.
— Да, Федя, он не попросил… — госпожа проректор подпёрла рукой подбородок и задумчиво посмотрела в дальние дали, которые, похоже, находились не только за моей спиной, но и вообще за дверью её кабинета.
А потом неожиданно спросила, скосив на меня взгляд:
— И что это значит? Как думаешь?
— Ну не то чтобы я страдал манией величия… — задумчиво предположил я, получив одобрительный кивок. — … Но если он ничего у вас не попросил, то, вероятно, Дмитрий Всеволодович уже получил своё вознаграждение. И по всему выходит, это вознаграждение — я сам.
— Верно мыслишь! — подняв пальчик вверх,
