Бремя командира - Алекс Хай
Каждый шаг отдавался гулким эхом в лесу, каждый вдох обжигал горло, но я гнался за ним, удерживая разницу в скорости за счет магии. Лес все сгущался, заволакивал нас густой тьмой, словно сам прятал Немца, сражаясь за него, подкидывая новые преграды.
А затем лес закончился.
Мы оба выбрались к старому карьеру. За спиной Немца был обрыв — отвесная скала, уходящая в черные воды старого, заброшенного карьера, превратившегося с годами в озеро.
Я подошел ближе, не сводя с него глаз. Он отступил еще на шаг, становясь на самый край скалы. Его поза, хищная и напряженная, как у зверя, загнанного в угол, выдавала скрытую уверенность. Немец явно был тем, кто идет на любые жертвы, лишь бы довести задуманное до конца.
— Теперь тебе больше некуда бежать, — тихо сказал я. — Давай без глупостей. Противник ты достойный, и я это уважаю. Но это конец.
Я поднял руку, чтобы призвать силы — сковать его, затем вырубить и потащить обратно к усадьбе.
Он странно дернулся, едва заметно дернув челюстью, как будто проглотил что-то. Его лицо тут же исказилось от боли. Он охнул, схватившись за горло, а взгляд начал потухать. Тело покачнулось, и он начал заваливаться в обрыв.
Я бросился к Немцу и успел удержать от падения.
— Это не конец, Николаев… — прохрипел он. — Это только… начало…
Глава 27
Я успел схватить Немца за руку в последний момент, когда его тело уже скользило вниз. Мои пальцы цепко вцепились в его запястье, я подтянул его к себе, на твердую поверхность скалы.
Он оказался тяжелее, чем я ожидал, но адреналин и желание выжать ответы заставляли меня держаться, напрягая мышцы до предела. Немец уже не сопротивлялся. Лишь его глаза, потускневшие и погасшие, смотрели на усыпанное звездами небо.
— Ну уж нет! Ты не уйдешь так легко, — произнес я сквозь стиснутые зубы.
Его рука, сжатая в моей, была холодной и безвольно повисла. Я отпустил запястье и наклонился над ним, пытаясь разглядеть в его глазах хоть каплю сознания, но они уже остекленели.
— Да чтоб тебя!
Принял яд, гаденыш. Поняв, что теряю его, я попытался вложить часть своего эфира в его тело, пытаясь разогнать странную вязкую энергию, которая уже начала распространяться по его кровеносной системе.
И с удивлением понял, что убил его даже не яд.
А яд, смешанный с энергией Искажения. Словно отрава парализовала все системы организма, а аномальная энергия заместила собой эфир. И все это — за пару секунд.
Отравленный артефакт? Но какой артефакт способен убить так быстро? Я не знал ничего подобного ни в своем родном мире, ни в этом.
Но я не хотел останавливаться и продолжал «качать» Немца, надеясь разогнать остатки эфира.
— Проклятье, давай же! — я вложил в слова весь гнев, что копился во мне с самого утра. — Ты мне нужен, ты должен ответить!
Его губы слегка дрогнули, но он смог лишь издать слабый хрип. Я почувствовал, как эфир в его теле отозвался на мое вмешательство, но яд уже успел завладеть каждым нервом, каждой клеткой его тела.
Бесполезно. Даже Черный Алмаз не может остановить саму смерть.
В этот момент сквозь шум леса до меня донеслись звуки быстрых шагов. Делянов выбрался на вершину скалы и замер, взглянув на нас. Его взгляд, обычно спокойный, на этот раз выражал тревогу и замешательство. Он все понял.
— Кончено, — прошептал я и покачал головой. — Когда он понял, что не сможет уйти, то принял яд.
— Дерьмо. Его нужно было допросить.
Я лишь молча кивнул. Но сейчас-то чего распинаться. Немец свой выбор сделал. Но кому или чему был настолько предан этот человек, что предпочел смерть? Или чего настолько боялся?
— Алексей, — тихо окликнул меня Делянов, подходя ближе, — Кушелев уже в пути. Подкрепление скоро будет здесь. Нам нужно возвращаться. Заберем его с собой.
— Конечно.
Я медленно поднялся на ноги, чувствуя, как усталость подступила к сознанию, заставляя тело наливаться свинцом. Только сейчас, когда адреналин начал отпускать, я осознал, что сам был в миллиметре от выгорания.
* * *Предрассветный сумрак обволакивал лес, словно пытаясь затушевать все произошедшее. Вместе с Деляновым мы тащили тело Немца, пересекая остатки разрушенной усадьбы. Каждый шаг давался тяжелее — не физически, а от гнетущего чувства незавершенности. Немец унес с собой ответы на вопросы, ради которых мы сражались, и осознание этого жгло не хуже свежей раны.
Утешало лишь то, что Катерину удалось спасти.
Усадьба превратилась в поле битвы: следы от взрывов, сгоревшие и обломанные стены, раскрошенные двери, словно весь дом был вырван из земли. Среди руин дымились какие-то обломки, которые еще недавно могли быть чем угодно — рабочими инструментами, элементами артефактов, мебелью. В воздухе отчетливо ощущался запах гари, смешанный с медным привкусом крови.
Кушелев уже прибыл. Подполковник стоял в стороне, взирая на последствия нашей вылазки. Его группа уже начала обследование местности, а маголекари возились с Катериной на носилках неподалеку. Я не сразу заметил ее, но когда увидел, сердце пропустило удар. Она лежала бледная, безжизненная, словно стеклянная, и лишь легкое движение ее грудной клетки говорило, что она жива. Рядом стояла Яковлева, хмуро наблюдая за работой помощников, которые подготавливали девушку к транспортировке.
Когда мы подошли ближе, Кушелев, нахмурившись, повернулся к нам.
— Итак, — тихо произнес он, кивая на тело Немца. — Есть новости? Хоть что-то?
Я вздохнул, едва сдерживая раздражение, хотя прекрасно понимал, что он просто делал свою работу.
— Нет, ваше высокоблагородие, — ответил я резко, даже не подумав о том, как это прозвучит. — Он
