Дебиземия - Валерий Александрович Пушной
Керс и Нуфок тоже воротили носы от Крабиры, даже чуть приотстали, в душе злорадствуя над Сурианом: выиграл монеты, вот и пускай нюхает мерзкую вонь. Прошли мимо вялых лучников, миновали бесцельно толкавшихся воинов в расстроенных колоннах, направились прямиком к Плукару.
Сухая трава хлестала по ногам, солнце жарило, накаляя шлемы и доспехи, дебиземцы исходили терпким липким потом.
Новый отрядник стоял в круге десятских и раздавал команды, решив поменять диспозицию.
Крабира приотстала от Суриана, подошла к Плукару так, чтобы ветер относил крысий запах в сторону.
Керс и Нуфок застопорились позади Крабиры.
Карюха кинулась навстречу, но длина веревки удержала, вдобавок Ойшац, оставаясь лежать в траве, приоткрыл глаза и резко потянул к себе. Девушка запнулась и упала, разъяренно выпустила на голову Ойшаца все бранные слова, которые вспомнила в этот момент.
– Не рыпайся, послашка, – сонно пробубнил Ойшац и вновь прикрыл глаза. – Пойдем, когда Плукар покличет. А может, он и не кликнет.
Плукар заметил Суриана с Крабирой в образе девушки и, раздвинув десятских, нетерпеливо резко спросил:
– Какой ответ?
– Великая воительница согласна, – отозвалась коротко, но с достоинством Крабира.
– Согласна? – протяжно переспросил Плукар, даже не поверив сразу, что все так просто получалось. – Когда?
– Как только отпустишь заложницу, – проговорила Краби-ра и поворотом головы показала на взбудораженную Карюху.
– Отпустить? – протянул раздумчиво Плукар и провел безучастными глазами по Карюхе, ругавшей Ойшаца, пытавшейся развязать узел веревки на ноге.
– Ты обещал, – сказала Крабира.
– Обещал? – переспросил, словно уже не помнил своего обещания. Уставил глаза в одну точку, как будто что-то подсчитывал и прикидывал. И потом добавил: – Я заложницу отпущу, а Доннаронда не выйдет из леса. Хочет сделать меня крысиным хвостом? Почему я должен верить всего-навсего одному слову желтой крысы?
По телу Крабиры пробежало раздражительное волнение:
– Великая крыса всегда держит свое слово, потому что она Великая, – с вызовом произнесла Крабира.
– Я тоже сдержу свое обещание, – хмыкнул Плукар и усмешливо сказал, – но только после того, как Доннаронда выйдет на опушку. Подожду. А пока тебя оставляю второй заложницей, – и громко позвал: – Ойшац, привяжи к себе еще одну! – И Суриану – Отведи к нему.
Суриан подхватил Крабиру под руку и поволок к Ойшацу. Керс и Нуфок поспешно посторонились. Ойшац неторопливо, без особого желания поднялся с земли, подтянул к себе возмущенную Карюху, проворчал:
– Веревок не напасешься на всех.
Карюха и Крабира, обе привязанные за ноги, сидели на земле недалеко от Ойшаца. Карюха уже знала, кто был рядом. Крабира шепнула, как только Ойшац столкнул их вместе. Карюха ни о чем не спрашивала крысу, ясно было, что Крабира пришла за нею.
Ойшац снова развалился в траве и посапывал. Казалось, спать он мог даже на ходу. Однако стоило только пошевелиться Карюхе либо Крабире, как он тут же открывал глаза, поднимал голову, подавал голос:
– Чего? – потом кривился, глядя на Крабиру. – Ты, наверно, в крысиной моче искупалась, тут дышать нечем, заснуть невозможно.
Карюха всякий раз мгновенно взрывалась от этих слов и раздраженно огрызалась:
– Заткнись ты, жлоб мордатый! Надоел хуже пареной репы. Глаза на тебя больше не смотрят! Моча его не устраивает. Ты свою понюхай. От твоей мочи не только не уснешь, но и выворотит наизнанку.
Плукар начал перестраивать воинов. Одну колонну отправил дальше от опушки на отдых, две другие оставил на прежнем месте, но выгнул строй подковой к лесу.
В этот момент Карюха заметила в высокой траве у своих ног серых крыс. Вздрогнула, когда они пробежали по ноге, и успокоилась, увидав, что крысы начали перегрызать узлы на ней и на Крабире.
Непревзойденная проныра сделала несколько движений руками, в ладонях возникло небольшое белое облако. Она дунула, отправляя его к лицу воина. Ойшац зевнул, тихо повернулся на бок, засопел и начал всхрапывать.
– Он спит, – сказала Крабира.
– Вижу, – отозвалась Карюха. – Связать бы его не кисло было.
– Не надо, – возразила Крабира. – Если его найдут просто спящим, значит, сам проспал заложниц, значит, он виноват.
– Отлично, пруха для Ойшаца закончилась. Пускай теперь у самозванца на веревке походит, – воскликнула и прикусила язык Карюха, озираясь, не слышал ли кто из воинов.
Крабира повела руками, вызывая туман. Медленно он охватил ее с Карюхой.
– Держись за меня, – сказала крыса и протянула руку. – Поднимайся, идем к лошадям.
Карюха сбросила с ноги огрызок веревки, поймала пальцы Крабиры и двинулась следом внутри облака.
Лошади, ощутив крысиный запах, беспокойно задвигались.
Облако стало расти, накрывая туманом двух жеребцов, на коих забрались Крабира и Карюха.
Девушка вцепилась в поводья, не видя ничего вокруг себя.
Облако подхватило всадниц и, цепляя низом за верхушки трав, понесло над землей, унося от крысьего леса.
Ванька, Сашка и Катюха, окруженные лесным туманом, толкались на небольшом светлом пятачке под гирляндами крыс. Серо-черная масса покачивалась на ветвях, прогибающихся под тяжестью.
Катюха вздрагивала, едва ее тело задевали крысиные хвосты, мотающиеся над головой. Ей было не по себе от мысли, что крысий лес стал спасительным местом для людей, а может быть, ловушкой, которая в любой момент могла захлопнуться.
Сашка была спокойнее.
Малкин смотрел на воительницу и ждал дальнейших событий. Зная о намерениях Плукара, глупо было идти на контакт с ним, единственная цель такой встречи – спасение Карюхи. За это Ванька испытывал чувство благодарности к Великой крысе. Она согласилась рисковать. Понятно, что Доннаронда предпримет защитные меры, однако кто мог знать, как все сложится. Ведь Плукар – слепой исполнитель, а настоящая темная лошадка – Бат Боил.
Друзья молчали.
Между тем Великая крыса уже знала, что никаких переговоров не будет, что Плукар обнаружил исчезновение заложниц и пинками поднял с земли Ойшаца. Керс и Нуфок по команде отрядника набросились на Ойшаца и гвоздили кулаками, как боксерскую грушу. Тот отмахивался, но Керс и Нуфок – крепкие вояки, совладать с ними сложно. Дубасили Ойшаца так, будто отыгрывались на Суриане за проигранные фарандоиды. Наконец, Ойшац с разбитым в кровь лицом рухнул на землю. Но Керс не мог успокоиться, остервенело ногами добивал лежачего. Нуфок тоже разошелся, копьем колол незащищенное кожей доспехов тело Ойшаца.
Плукар разъяренно метался, не понимая, как сбежали заложницы, если вся опушка забита воинами. С Ойшаца взять нечего, все проспал, даже собственную ублюдочную жизнь. Позорно для отменного вояки лишиться головы не на поле брани, а за желание поспать. Душу Плукара рвало оттого, что надежда на поимку Доннаронды высыхала, как лужа на солнце.
Ойшаца подняли на ноги, отвели дальше от стана и Керс палашом отмахнул ему голову. Потом пошарил по мертвому телу
