Вадбольский 5 - Юрий Никитин

Глориана во главе стола, как и вообще во всём глава, всмотрелась в меня с неодобрением, я снова не увешан с ног до головы оружием и артефактами, да и вид легкомысленный, что может быть чревато для нашего предприятия, пусть в прошлые разы и обошлось без особой чреватости.

Я ухватил по пути стул от свободного стола, где четверо, там и пятый к месту, что ещё больше не понравилось мужчинам, уже начали делить суфражисток, кому какую отрендюливать.

— Проголодались? — спросила Глориана повелительным голосом королевы. — Мы пока не начинали. Поужинаем и определимся, если чего не учли…

Мужчины по всему залу поглядывают в нашу сторону, на лицах только тоскливая зависть, вот же повезло тому кадету, то есть мне, явно какой-то впендюрит этой ночью, а ещё три барышни останутся необъезженными, но, увы, не их уровень, так что пей дешёвое пиво и думай о том, как задрать подол кухарке или посудомойке.

Глава 4

Стол наискось от нашего занимают четверо мужчин, что не смотрятся местными работягами. Скорее, ближе к элитной гвардии местного боярина, видно как по рослым и крепким фигурам, так и по прицельным взглядам, когда сразу оценивают мощь противника, а противник у них здесь только один.

Половых подбежали сразу двое, угодливые, припомаженные волосы блестят от масла, склонились в поклонах.

Вообще-то я, как самец, должен заказывать для женщин, но Глориана и не думает выпускать власть даже в такой мелочи, начала заказывать себе и подругам, а я, оставшись в хвосте, смиренно попросил себе свиную вырезку с гречневой кашей, которую предпочитаю всяким изысканным гарнирам.

Иоланта заказала курицу с маслинами, Глориана тартар из лосося и устрицы на льду, из горячего — филе телятины в сливочном соусе, а на десерт шоколадный фондан. Анна хоть и бережёт фигуру, но взяла кремовый ризотто с трюфелем.

Свиная вырезка оказалась нежнейшей, такую и в Петербурге не стыдно подать в лучшем из ресторанов, я слопал с удовольствием, а на десерт велел подать кофий со сливками и пирог с черникой.

Кофия, естественно, не нашлось, не столица, пришлось довольствоваться чаем, но тоже хорош, а пирог так вообще вне всяких похвал.

Насыщаясь, я заметил, что все четверо могучих мужиков поглядывают в нашу сторону всё чаще, точно не земледельцы или извозчики, морды уже покраснели от выпитого и съеденного, на столешнице не кружки с пивом, а две литровые бутылки вина, ещё одна пустая под столом.

Один начал было приподниматься, глядя в нашу сторону, но собутыльники ухватили за плечи и усадили обратно. Некоторое время пили почти молча, лишь перебрасывались короткими репликами, наконец, поднялся другой, такой же громадный, но постарше, на суровом лице волчье выражение, стряхнул ладони тех, кто пытался остановить, пошёл в нашу сторону неспешно и уверенно, как айсберг на охоте за круизными лайнерами.

В зале затихли разговоры, даже всякое движение замерло, все повернули головы в нашу сторону и смотрят с жадным ожиданием.

Ещё двое, решившись, рывком поднялись из-за стола, оставив одного сторожить недопитое вино, на середине зала догнали вожака и пошли по бокам от него, почтительно приотстав на полшага.

Я поднял голову, во взгляде могучего вожака большими буквами написано: шёл бы ты, парниша, от неприятностей. Я ответил так же молча: даже полицию не побоишься? В его глазах прочёл победное: полиция сюда не заходит, а если случится что, явится только утром, а мы найдем, что сказать, мы же все здесь местные…

Я вздохнул, вытащил из незримой барсетки меч из блистающей и неведомой здесь нержавеющей стали, сверкающий, словно прямо из сказки, молча поставил у ноги, прислонив к столу.

Шаги троих героев замедлились, на полдороге к нашему столу все трое остановились. Я вспомнил Уайльда «…Он не был больше в ярко-красном, вино и кровь он слил», а говоря по-крестьянски, морды стали бледными, дружки раньше атамана сообразили, что за один такой меч можно купить весь этот ресторан, а это значит, за столом не просто богатые и хорошо одетые горожане, а очень даже знатные, их тронь — сегодня же явятся гвардии их Родов и вырежут под корень как обидчиков, так и родню.

Иоланта смотрела с иронией, как герои стали меньше ростом и торопливо попятились, стараясь не привлекать внимание, а то вдруг встану и пойду к ним интересоваться, что хотели.

— Вадбольский, — произнесла она разочарованно и перевела взгляд на меня, — что это с вами? Я ждала, что встретите своими знаменитыми ударами!.. Зубы посыплются градом…

Я кротко закончил фразу:

— … ругань польется рекой. Грешен, ваше высочество. Чуть было не… Но потом устыдился, аки Василий Блаженный. Они же человеки, члены нашего богоносного в чём-то народа, хоть о своей высокой роли и не догадываются. Скромные.

Она мило надула губки.

— Значит, я неумная?

— Вы красивая, — утешил я. — Умных женщин боятся. С дурочками проще. А если ещё и красивая… Ух как кому-то повезет!

Она весело расхохоталась, посмотрела на подруг. Те не выглядят разочарованными в своих ожиданиях, но на меня стали посматривать с неясной заинтересованностью.

Наконец Глориана поинтересовалась с некоторым колебанием в голосе:

— Вадбольский умнеет?

— Не оскорбляйте нашего героя, — сказала Иоланта с укором. — Это у него временное. Зачем мужчинам умнеть, если у них мечи?

— Мечи, — повторила Глориана медленно, — Вадбольский полон тайн.

Я промолчал, у меня ещё полчашки чая, да пирог не могу оставить недоеденным, я хозяйственный, ничто не должно пропадать, раз уплочено.

Сюзанна поглядывала с некоторой иронией, вот уж для неё вроде бы ничего нового не покажу, заметила только мирно:

— Рука бойца колоть устала? Или слишком уж размечтался о чудовищах из преисподней, а здесь ему неинтересно…

Я вздохнул, ответил с печалью:

— Вы правы, ваше сиятельство, в бозонном мире преисподней никаких чудовищ, даже червяков. Но, похоже, там вселенная тоже стремилась выйти на более высокий уровень, но не шмогла, не шмогла… Не потому ли такой интерес к нашей?

Иоланта сказала живо:

— Ничего не поняла, барон.

— Для благородных, — пояснил я, успел заменить «для женщин», — выдам лайт-версию. Из всего-всего, что мы встречали в Щелях… нет ни монстров, ни чудовищ.

— Барон!

— Всё верно, ваше высочество. Те зверюшки все наши. Даже самые страшные. Привычные земные, только малость изменённые…

Она сказала оскорблёно:

— Ничего себе, малость!

Я