Рейд за бессмертием - Greko
— Имам решил бороться с вами не на жизнь, а на смерть, — ответил прямо Юнус. — Он больше вам не верит. Вы обещали заключить мир, если он выдаст в аманаты своего сына. Требование ваше исполнено, но обещанного нет. Вы дали слово снять осаду, если семейства будут выпущены на свободу из осажденного укрепления. Желание ваше исполнено, но обещания остаются пустыми звуками.
— Что ты болтаешь, дикарь⁈ Когда я обещал снять осаду⁈ Когда предлагал мир? Только сдача в плен без оружия… Приказ императора…
— Вам, русским, имам больше не верит: он считает вас народом лицемерным, не заслуживающим доверия.
Граббе и тут не изменил своей выдержке. Выслушав перевод, он крикнул:
— Конвой!
В кибитку вбежал Вася с товарищами.
— Возьмите этого лицемера и отведите к Ахульго. А своему идолу передай: мне нет дела до его желаний! Приказано взять его в плен, и я его возьму! Но пусть он тогда не ждет пощады или снисхождения. Он будет казнен или сослан в Сибирь. Даю последний шанс до полуночи: не вернешься с положительным ответом, снесу ваши утесы к чертовой матери!
Юнус задрожал от бешенства. Его бесстрастное обычно лицо исказила злобная гримаса. Он схватился за рукоять кинжала, и тут же Вася сзади крепко вцепился ему в руки. Он выволок его из кибитки. Куринцы встали по бокам с примкнутыми штыками.
— Что случилось, Юнус? — к ним подбежал Чаландар.
— Переведи гололобому, — презрительно молвил унтер-офицер. — Или он спокойно пойдет своими ногами, или я отнесу его, связанного, на руках. Могу и за ноги через весь лагерь проволочить…
Юнус дергался и шипел. Чаландар быстро заговорил:
— Беда, сосед! Джамал арестован!
Мюрид замер. Он отказывался верить своим ушами: единственная ниточка на спасение оказалась перерублена.
— Что ты болтаешь, переводчик⁈ Что тебе было сказано? Какой Джамал? — вызверился на Чаландара Милов.
— Он пойдет! Пойдет спокойно! Мы о мальчике говорим, о сыне имама, — закричал Чаландар и быстро зачистил на аварском. — Юнус, ступай к Шамилю. Быть может, он сам придумает выход.
— А Джамалэддин?
— За него не беспокойся! Я присмотрю!
Конвой тронулся. Юнус шел в окружении солдат, гордо вздернув подбородок. Для себя он все решил: больше он к урусам не вернется. Останется с Шамилем, чтобы вместе погибнуть или найти способ сбежать.
Дошли до русских баррикад. Мюрид перелез через ложемент, отметив про себя, что за эти дни его основательно укрепили и обустроили изнутри так, чтобы легче было броситься в атаку.
«К штурму готовятся», — догадался Юнус и гордо пошел дальше, всем своим видом показывая, что не боится пули в спину.
Пули не было. Вася просто плюнул ему вслед. Развернулся и потопал обратно в штаб-квартиру.
На склоне Сурхаевой башни его окликнули.
— Эй, братец, не ты ли унтер Девяткин?
— Ну, я, — с подозрением откликнулся Вася, глядя на подходивших апшеронцев. Что у них на уме? С ними у куринцев вечная вражда.
— Тут эта… — начал мямлить такой же, как Вася, унтер. — Мы тут всем обществом, значит, подумали…
— Ближе к делу, пехота! — усмехнулся унтер егерского полка, подбираясь.
— От нашего общества вам нижайший поклон! — встрял разговор старших по званию рядовой из разжалованных студентов.
— О, как! — удивился Вася.
— Мы тут поспрашивали… Получается, ты нас огнем на горе прикрыл! — наконец-то, справился унтер из апшеронцев. — Ну, когда мы пытались к вам забраться по отвесной скале. Эти, которые по норам на круче, думали, что нас перестреляют. Ан, нет. Ты их обратно в норы-то и загнал. Выходит, спас многих. За это от нас и почет, и уважение имеешь. Даром что куринец.
— Да пусть черт задерет гололобых! А мы ему подмогнем. Правда, ребята? — подмигнул Вася.
— Э, нет, братец. Не поминай черта, а поминай Господа Бога! Его милости ждем. Может, завтра нам в землю суждено лечь или о скалы разбиться. Придется отвечать перед Богом за мысли и за слова греховодные.
Вася изумился. Подумал. Перекрестился. А ведь и точно: завтра будет штурм. Как без него?
— Правда ваша, славяне.
… Юнус до полуночи так и не вернулся. Граббе приказал готовиться к приступу на рассвете.
Глава 3
Вася. Ахульго, 21–22 августа 1839 года.
— Ну, что, мамочки, повоюем⁈ — весело окликнул кабардинцев генерал-майор Лабынцов.
Егеря напряженно смотрели вперед — в пыльную пелену, в которой снова скрылось Новое Ахульго из-за обстрела, который начали батареи с рассветом. За три с половиной дня после второго по счету штурма многое переменилось. Восторг от успеха 17-го августа быстро сменился напряженным ожиданием. Слухи в лагере разносились моментально. Начиная со встречи Пулло с Шамилем, все быстро поняли: мира с мюридами не будет, нового приступа не избежать.
И вот настал момент узнать, чья сила крепче, а желание победы — сильнее!
Кабардинцы бросились вперед и быстро добрались до рва со скрытыми капонирами. Как и куринцы, застряли. Теряя людей, бросились вниз и на кураже захватили правую саклю в перекопе. Но левая, самая труднодоступная, держалась[1].
Что с ней только не делали! Заваливали фашинами и турами, бросали гранаты и мешки с порохом ей на крышу — ничто ее не брало. Фланговый огонь из бойниц, прорубленных в толстых стенах, сводил на нет все попытки егерей прорваться за ров к траншеям и завалам. Оттуда непрерывно раздавались выстрелы и звучали священные песни. Мюриды хорошо укрепились: за каменными стенками в ауле мелькали только стволы их винтовок и папахи. Между ними металась чалма имама с развевающимся в пороховом дыму шлейфом — Шамиль бился в первых рядах.
Бой длился до темна. Группа поддержки из апшеронцев майора Тарасевича так и не смогла подняться по отвесной стене к Новому Ахульго. Стихла яростная перестрелка. Предоставили дело саперам. В сплошном камне они стали высекать минную галерею, чтобы взорвать капонир.
— Слишком
