Василий Сахаров - Ведьмак
– Ефрейтор! – Я подполз к Сойкину.
Он слегка приподнял голову и посмотрел на меня. За тот недолгий срок, что мы вместе, ефрейтор и солдаты стали мне доверять. Очень уж уверенно я действовал, а люди это чувствовали, шли за мной и надеялись, что выберутся в безопасное место.
– Что будем делать, господин поручик? – спросил Сойкин.
– Слушай внимательно, ефрейтор. В бой встревать не станем, надо пробиваться самостоятельно. Если идти осторожно, проскочим. Если останемся, нам каюк. Ромеи пройдутся вдоль дороги и все равно нас обнаружат, а потом прижмут тяжелыми пулеметами и перебьют. Как понял?
– Мне все ясно, – отозвался Сойкин и вопросительно кивнул: – Так и что станем делать?
– Уходим в сторону. Пройдем вдоль дороги и пересечем ее через пару километров. За мной, и не отставать!
Бой на дороге продолжался. Очереди проходили в стороне, и это хорошо. Значит, нашу группу не обнаружили, и мы, насколько это возможно, соблюдая тишину, пробирались через кустарник. От поля боя удалились, а затем смогли перебраться через дорогу и вышли еще к одной речке.
Снова вошли в воду и в полной темноте форсировали преграду. После чего я решил сделать привал.
Присели под небольшой обрыв и затаились. Только притихли, как невдалеке послышался гул моторов. Ехали мотоциклы, не менее пяти, и понятно, что это ромеи.
Нервы у бойцов были на пределе, но все обошлось, и враги проехали мимо. До нас им дела не было, и, немного передохнув, мы добрались до окраины какого-то хутора. Обогнули его, и опять марш. Вот только ушли недалеко. В очередной раз шум мотора, противник рядом, и мы замерли. Думали, опять пересидим. Но неожиданно в кусты, которые нас прикрывали, что-то упало. Бойцы не успели ничего толком понять, а я уже дернул ефрейтора за руку, и мы упали.
Взрыв! Рванула ручная граната, и один из бойцов, без вскрика, получив в грудь несколько осколков, рухнул рядом с нами.
Мгновением позже по кустам стали бить из автоматов и винтовок, пули срезали ветки, и звучали команды на ромейском языке. Для потомков римлян и византийцев, которые оказались в мире Вейрат, это сильно разбавленный славянскими и тюркскими словами греческий.
– Лежать! Ждать команду!.. – прошипел я солдатам.
Вскоре стрельба стихла. Ромеи, которых оказалось шестеро-семеро, выпустили по одному магазину, а затем, негромко переговариваясь, вошли в кустарник, и это было их ошибкой.
Я откатился в сторону и стал приподниматься, а ефрейтор последовал моему примеру. Как раз из-за туч выглянула луна, и практически сразу мы увидели противника. Два вражеских солдата оказались на открытом месте, и я прошептал Сойкину:
– Твой слева, мой справа. Огонь!..
Словно на полигоне, я вскинул автомат, поймал в прицел ромея и потянул спусковой крючок.
Короткая, в три-четыре патрона, очередь превратила лицо противника в кровавую кашу, и я увидел, как во все стороны полетели кусочки костей и мяса. Это первый человек, которого я убил в этом мире. Но никакого сожаления не было. А ефрейтор молодец, не подвел меня, вовремя открыл огонь и тоже не промазал.
Мертвые ромеи еще не успели упасть, а мы уже перенесли огонь на следующие цели, и остальные бойцы нас поддержали. Автомат ТК-60, который был у меня, оружие хорошее и проверенное, совместное изобретение конструкторов Талого и Кулешова калибром 7,62 мм. Как и десятизарядные винтовки К-45, которые были у пехотинцев. Они гораздо лучше ромейских «Василисков» и «Окрисов». И на противника обрушился свинцовый смерч. Теперь уже мы имели преимущество, и вражеские солдаты, которые не ожидали, что им окажут сопротивление, побежали.
– За ними! Вперед! – Мой голос заставил солдат броситься в погоню.
Не разбирая, что впереди, я бросился за ромеями. Ветки хлестали по лицу, и была высока вероятность оставить в кустарнике глаза или напороться другим, более важным, органом на сук. Однако мне было все равно, потому что подгонял азарт, и спустя несколько секунд я оказался на дороге, где обнаружил полугусеничный бронетранспортер. Возле него четыре ромея, один из которых ранен. Они меня заметили, и кто-то успел метнуть ручную гранату.
«Плевать! – промелькнула у меня мысль. – На все плевать! Успею отстреляться!»
Выпустив в противника остатки магазина, я свалил двоих и рванулся к бронетранспортеру, присел, и за спиной взорвалась граната. Она упала в придорожную канаву, поэтому большая часть осколков ушла вверх, а мне досталась остаточная взрывная волна, и я полетел на дорогу.
Падение! Лицо соприкоснулось с пыльной дорогой, и я ощутил во рту солоноватый привкус крови. Сразу замутило, может быть, от контузии или от пыли, а затем меня вывернуло.
Все стихло, и я медленно, пошатываясь, поднялся. Хорош ведьмак, нечего сказать. В рвоте, крови и грязи, в правой руке автомат, а с левой ладони капает кровь. Видимо, в кустарнике поцарапался.
– Вы в порядке?! Господин поручик! Слышите меня?!
Голос Сойкина. Я отыскал его взглядом и обнаружил в броневике.
– Да… – прохрипел я.
– Уходить надо, господин поручик!
Нас осталось трое: мы с ефрейтором и один пехотинец. Бронетранспортер на ходу, управление простое, и Сойкин раньше был механиком. Поэтому он занял место водителя, а я, немного оклемавшись, нашел в кустарнике тела наших погибших солдат и забрал документы. Собирать трофеи и оружие не стал, не было времени. Что оказалось рядом, бросили в броневик и рванули куда подальше. Для начала по грунтовым дорогам-летникам, по направлению к Диверскому лесу, который находился от нас в двадцати километрах.
Мы поступили так по наитию, не сговариваясь. Просто устали прятаться, а небольшая победа над ромеями пьянила. Вот мы и помчались напролом. Авантюра, конечно. Но нам повезло.
Вражеские патрули бронетранспортер не тормозили, принимали нас за своих. И на рассвете, добравшись до окраины Диверского леса, мы соединились с более крупным отрядом из 4-го армейского корпуса. Правда, сначала нас приняли за ромеев и едва не влепили в борт броневика заряд из РПГ, но все обошлось. В первую очередь потому, что офицер, который командовал заслоном, узнал меня. Вернее, Видова. Звали его Дементьев, а чин у офицера казачий – есаул, и он, как и покойный Стойко Видов, был из группы полковника Марьина. Поэтому, как только разобрались, кто мы, он подскочил ко мне, обнял за плечи и спросил:
– Ты как выжил, поручик?
– Повезло, – ответил я.
– А я уж думал, что все – конец тебе. Мина рядом с тобой упала.
– Да, – согласился я с ним и прикоснулся к голове. – Контузило меня, и я сознание потерял, а потом оклемался и в кустарник уполз. Там окончательно в себя пришел и солдат встретил.
– Везунчик. – Есаул кивнул и потянул меня в глубь леса. – Пойдем, поручик. Надо тебя врачам показать.
5
Я проснулся от того, что услышал плеск воды, а потом ворчание есаула:
– Чистоплюи, мать их… Господа-офицеры в белых перчатках… Честь… Дураки… Когда уже начнете понимать, что война идет…
– Василий Григорьевич, – вылезая из тени дерева, обратился я к Дементьеву, – ты чего ругаешься?
Он стоял на коленях возле ручейка, обернулся, и я заметил, что его руки в крови.
– Понимаешь, Стойко, – есаул продолжил смывать кровь, – солдаты пленных взяли. Двух наемников. Оба из Восточного легиона. По-словенски они не говорят, но у нас многие офицеры турецкий и ромейский язык знают. Ты вот знаешь?
В голове сразу мысль: «А вдруг это проверка? Знал покойный Стойко Видов иностранные языки или нет? Скорее всего, знал, все-таки образованный человек из приличной семьи. Но я их не знаю. Поэтому надо отвечать уклончиво».
– Немного, – пожал плечами я и спросил: – Так в чем дело-то?
– Я начал допрашивать турка, и делал это, как привык, то есть сразу его ломал. А эти чистоплюи, горе-переводчики, хай подняли. Говорят – негуманно я поступаю, против чести и законов. Ну и как это назвать? Мы в окружении, информация нужна, а они запрещают мне из пленных сведения выбивать.
– И что дальше?
– А ничего. Пришел полковник Семерня и приказал оставить пленных в покое. Я все исполнил, и он сам с ними беседу начал. А они разговаривать отказались, и полковник знаешь, что сделал?
– Что?
– Утерся.
– Крепкие пленники попались, с гонором.
– Не в этом дело, Стойко. Просто они поняли, что их мне не отдадут. А еще они уверены, что мы недочеловеки и кругом ромеи, которые смыкают колечко и скоро их вытащат. Поэтому вскоре нам конец.
– Я понял, Василий Григорьевич.
Есаул продолжал умываться, а я встал и осмотрелся.
Кругом Диверский лес, объявленная заповедником древняя чащоба с несколькими грунтовыми дорогами, и отряд, к которому мы примкнули, медленно двигаясь на север, разбил лагерь. Время – полдень. Нас здесь две роты, и командует этим сводным отрядом полковник Семерня, начштаба мотострелкового батальона 16-й МСД 4-го армейского корпуса. Скажем прямо – не самый лучший военачальник. Сначала в лобовом бою под Белыми Ключами, где почти полностью полег его батальон, отступил без приказа. А теперь ведет нас непонятно куда, и часть солдат из его подразделения имеет намерение при первом же удобном случае сбежать. Я об этом знал, успел послушать ночные разговоры мотострелков и пехотинцев, которые в темноте принимали меня за своего брата-солдата. Однако я никого сдавать не собирался.
