Надо – значит надо! (СИ) - Ромов Дмитрий
— Думаю, Пётр Николаевич, вам многое предстоит переосмыслить, если вы хотите обрести свободу. Радько, кстати, вам вопросов задавать не будет. Ему всё равно, знаете вы что-то или нет. Но я давал вам шанс, не правда ли?
— Слишком мало гарантий.
— К вопросу о гарантиях, я думаю, мы вернёмся чуть позже, если все из нас доживут.
Я подхожу к двери и стучу по гулкому толстому металлу кулаком.
На пару дней я решаю забыть о Кухаре, но мне не даёт сделать этого Злобин. Вызывает к себе и подробно расспрашивает об инциденте в «Космосе».
— Ты занимаешься поисками Поварёнка? — спрашивает он.
— У меня для этого инструментов маловато, — качаю я головой. — Как мне его искать? Я же не МВД и не КГБ.
— Но вышел же ты на его след с этим азербайджанцем.
— Тут, скорее, он сам спланировал комбинацию. Предполагал, что информация из криминальной среды станет мне доступной, подставил мне этого Азера и, когда я попытался его накрыть, сам меня атаковал.
— А где этот Азер сейчас?
— Ушёл, — отвечаю я. — Мы не стали его брать в оборот, надеясь, что он выведет нас на Поварёнка, поставили наблюдение своими силами, но он исчез. Матёрый гад, предполагаю, что он из ваших же, человек, в прошлом связанный с Кухарчуком.
— Попробуем выяснить, кто он такой. Большая ошибка, что ты не попросил помощи. Надо было его нам вести, тогда не потеряли бы.
— Возможно, — соглашаюсь я, не собираясь упорствовать, тем более, что Азер в настоящий момент находится на базе, ставшей в последнее время побратимом Гуантанамо, и проводит время в компании Радько. — В настоящее время, я могу только усиливать свою охрану. Но это большого смысла не имеет. Ведь по статистике даже самая мощная охрана способна предотвратить только семь процентов убийств своих подзащитных.
— Серьёзно? — хмурится Де Ниро.
— Серьёзно.
В общем, не знаю, верит ли он моей актёрской игре, но я стараюсь быть максимально убедительным.
Через два дня мне звонит Радько.
— Егор, — говорит он, — брат Митька помирает, ухи просит.
— Михал Михалыч, смотрите там, чтоб действительно не помер. Не переусердствуйте.
— Да я ему ничего и не сделал особенного. Симулянт он. Короче, поговорить хочет.
Я нахожу Поварёнка в «процедурной». Это то самое, выложенное кафелем, помещение рядом с кухней, где его поливали водой в прошлый раз.
Радько натащил сюда различного оборудования. Тут электрические приборы, дыбы, лебёдки и блоки. Чего только нет.
— Это прямо чертог маркиза де Сада, — качаю я головой.
— Да-да, — усмехается Радько и, повернувшись к подручному, прикрикивает. — Равномернее мешай, мне нужна воздушная масса.
Подручный усердно замешивает строительный раствор.
— Вот, — удовлетворённо кивает Михал Михалыч, — говорить отказывается.
— Я не отка… — начинает лепетать Поварёнок, но Радько резко подаётся к нему и тот замолкает, инстинктивно прикрываясь руками.
Он стоит в банном оцинкованном тазу и ждёт, судя по всему, когда его ноги будут залиты подготавливаемым раствором.
— Схватывается быстро, — поясняет Радько деловым тоном хорошего хозяйственника. — Сейчас зальём и в воду. Ни за что не всплывёт. А когда его найдут, там только ноги и останутся. Две кости, торчащие из таза. Остальное акулы сожрут. Метод идеальный. Давай, заливай уже!
Подручный подтягивает детскую ванну и начинает совком зачерпывать получившийся пышным и гладким раствор, и заполнять им тазик с ногами Поварёнка.
— Я не отказываюсь говорить, — потухшим голосом едва слышно говорит Поворёнок. — Просто мне нужны гарантии. Сто тысяч долларов и паспорт иностранного гражданина.
— Паспорт не получится, даже и фантазировать на эту тему не стоит, — качаю я головой. — Единственное, что я могу обещать — это деньги. За границу можете выехать, как турист, а там просите убежище сами. И вот что. Сто тысяч слишком много за информацию, которая, по большому счёту, и так практически известна. Несколько уточнений не стоят таких денег.
— Не шевели ногами! — резко орёт Радько и Кухарчук вздрагивает.
— Зачем этот цирк с тазом? — спрашивает он и глаза его тревожно бегают из стороны в сторону.
— Я не думаю, что слово «цирк» подходит для объяснения ситуации. Кажется, Михал Михалыч готовится вас утилизировать. Ну, не думаете же вы, что мы будем с вами возиться целую неделю?
— На пол не лей! — кричит Радько. — А ты не сучи ногами. Умри красиво. Жаль я не увижу твои выпученные от ужаса и боли глаза. У нас прямо скульптурная группа намечается. Три тополя на Плющихе. Хотя, нет, три статуи на дне Москва-реки.
Я рассматриваю измождённое и измученное лицо Поварёнка. Под круглыми глазами чёрные круги, сосуды в глазах полопались, губы искусаны в кровь, взгляд затравленный. Маленький измученный зверёк. Сурикат. Или даже, скорее, крыса.
— Давайте так, Пётр Николаевич, — предлагаю я. — Мы сейчас с вами поговорим. Наедине. Только вы и я. Поговорим и примем какое-то решение. И дальше уже вы либо продолжите общаться с Михаилом Михайловичем, либо познакомитесь с доктором, который поможет вам восстановиться.
— Какой ещё доктор! — радостно восклицает Радько. — Если только Менгеле! Раствор уже почти схватился. Бросим его рыбам и всё. Чего рассусоливать с придурком? Я голосую за прорубь.
— Давайте, поговорим — соглашается Кухарь.
— Ну, Михал Михалыч, — говорю я, — дайте нам пару минут, пожалуйста.
— Ладно, — недовольно отзывается тот и, махнув своему помощнику выходит из помещения.
Я подставляю Поварёнку табуретку и помогаю присесть, а сам сажусь напротив него.
— Ну что, если вы не против, начнём, — предлагаю я, взглянув на часы. — Времени у меня, к сожалению, буквально десять минут. Так что успевайте. Повторю. Мне, по большому счёту, уже не так важно, скажете вы что-то или нет. У меня за эти пару дней появились дополнительные источники информации. Поэтому предложение такое. Если вы скажете абсолютно всё, что знаете, я заплачу двадцать тысяч долларов и не буду препятствовать вашему отъезду. Остаться вам будет нельзя, вы должны будете уехать, иначе мы вас устраним. Но для того, чтобы получить деньги нужно будет ещё кое-что сделать.
— Что сделать? — хмурится Кухарь.
— Нужно будет провести операцию ликвидации одного человека. Мне ведь нужна гарантия того, что вы будете кровно заинтересованы в отъезде, правда?
— Какого человека? — испуганно спрашивает он.
— Да, какая разница, разве это важно? Лучше вам не знать. Слушайте, вы давно переступили черту, не думаю, что это имеет для вас хоть какое-то значение. В общем, часики тикают. Успейте меня заинтересовать.
— Хорошо, — кивает он. — Только… как я могу знать, что вы меня не убьёте сразу, как я вам всё скажу?
— Никак, — качаю я головой. — Придётся мне просто поверить и всё. Испытать судьбу.
— Тогда дайте хотя бы пятьдесят тысяч, я ведь должен как-то устраивать будущее.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Удвою сумму. Сорок. Большие деньги. Где-нибудь в Южной Америке сможете начать всё сначала. Давайте, рассказывайте уже.
— Да, собственно… — он оглядывается на дверь. — В общем, Злобин сказал, что если я сделаю, что он скажет, он меня отпустит. Даст денег и новые документы…
— Так. И что именно нужно было сделать?
— Нужно было создать вокруг вас обстановку покушения. Нервозность и напряжение.
— Зачем?
— Мне не говорили, — отвечает Кухарь. — Но я полагаю, чтобы спутать по рукам и ногам, лишить подвижности и возможности принимать правильные решения. Сделать зависимым от себя.
— А убивать меня, значит, не надо было?
— На первом этапе не надо.
Дверь открывается.
— Ну чё? — заглядывает Радько. — Говорит? А то мы тех двоих везти собираемся. Ждать этого или нет?
— Пока не уезжайте, — киваю я.
— Лады. Ждём. Но вы тут не затягивайте, а то баржа отходит скоро.
Михалыч, исчезает.
— На первом этапе убивать не надо, — повторяю я. — А когда надо будет?
