Горизонты Холода - Евдокимов Дмитрий Викторович

И они попытались. С упорством, достойным лучшего применения, командиры вражеской армии снова погнали своих солдат вперед, словно никак не могли поверить, что не в состоянии реализовать свой внушительный численный перевес. Правда, кое-какие выводы из предыдущей неудачи были сделаны: при помощи пехотинцев орудийная прислуга покатила вперед оставшиеся невредимыми пушки.

Решение логичное, но явно запоздалое. Жалкие шесть пушек переломить ситуацию никак не могли.

В то же самое время снова на краю правого фланга противника появилась кавалерия, но в ее действия тоже были внесены кое-какие перемены. Катланская конница, как наименее стойкое к воздействию огневого боя формирование, изначально осталась на месте, зато кирасиры сразу, не заботясь о сохранении строя, пустили лошадей в галоп. Прикрываясь своими бронированными собратьями, вторым темпом атаки шли фрадштадтские драгуны.

– Надеются проскочить, – констатировал факт Григорянский.

– Посмотрим, – процедил сквозь зубы я, но мой ответ потонул в грохоте артиллерийских залпов.

Практически одновременно загрохотали весь центр и левая сторона поля боя, снова начали валиться наземь фигуры в красных мундирах, кирасирские кони и их железнобокие наездники. Смерть продолжала свою кровавую жатву на рунгазейской земле, теперь уже освещаемую лучами утреннего солнца.

К сожалению, массовая пальба из большого количества орудий не могла не вызвать ухудшения видимости: пороховые облака вскоре так плотно окутали землю, что я с трудом мог различить силуэт человека, находящегося в десяти шагах от меня. И это еще я находился на некотором отдалении от центра событий, на возвышении, что уж говорить об артиллеристах и солдатах пехотных полков, стоящих в прикрытии? Ну и наступающим фрадштадтцам, вынужденным двигаться вперед под шквальным огнем и практически вслепую, никак нельзя было позавидовать. Усугублялось дело почти полным отсутствием ветра: порохового дыма становилось все больше, он тяжелыми клубами повисал над полем боя, очень неохотно расползаясь по сторонам.

– Ничего не видно! – в отчаянии я поднял было глаза к небу, но тут же понял, что ждать помощи от наблюдателей на воздушных шарах не приходится, они были сейчас столь же слепы, как и я. – Курьеров на позиции!

Следующие полчаса прошли в томительном ожидании. Одному богу известно, что сейчас происходило на поле сражения: в эти самые минуты фрадштадтцы могли штурмовать позиции наших войск, а могли спасаться бегством от смертоносного огня таридийских канониров.

Наконец интенсивность стрельбы начала спадать, одновременно с этим стали возвращаться с донесениями курьеры с передовой. Выяснилось, что вражеская пехота была рассеяна еще на дальних подступах, а вот батареям левого фланга пришлось переходить на картечь, поскольку фрадштадтской кавалерии удалось подобраться на дистанцию в сто-двести метров, где она была-таки остановлена и обращена в бегство.

Тут, словно насмехаясь над участниками сражения, с запада подул ветер, сгоняя клочья сизого дыма на восток, в сторону реки. Видимость постепенно улучшалась, открывая нашим взорам чудовищную картину заваленного телами поля. В который уже раз приходится наблюдать подобное, и все равно мурашки бегут по коже от осознания масштабов человеческой жестокости.

– Видит бог, я пытался договориться по-хорошему! – пробормотал я, пытаясь разглядеть противника на другой стороне поля.

– Просто помни про форт Фоминский, про Петровский, про десятки разоренных ферм и хошонское нашествие, – напомнил мне Григорянский.

– Если бы не помнил, нас бы сейчас здесь не было, – твердо ответил я.

Если он вдруг подумал, что я дам слабину, начну сомневаться и не добью противника, то сильно ошибся. Сожаление о тысячах убитых и покалеченных войной людей вовсе не означает непонимания необходимости довести дело до логического конца. Фрадштадт сегодня получит урок, который заставит его надолго забыть о землях севернее Ратанских гор, а я выиграю время для закладки прочного фундамента мощной заморской провинции Таридии. И если у меня все получится, то очень скоро эта самая провинция станет локомотивом бурного развития всей страны.

– Ваше сиятельство, кажется, они пытаются заставить атаковать своих туземцев, – воскликнул Иванников, указывая рукой в юго-восточном направлении, на самый край правого фланга островитян.

– Смотри-ка, они сумели снова собрать в кучу катланов, – удивился Григорянский. – А я уж думал, те под шумок смоются подальше от опасного места!

Я до рези в глазах вглядывался в происходящее во вражеском стане. Пороховые облака все еще не рассеялись полностью, и видимость оставляла желать лучшего, но, похоже, Иванников с Григорянским были правы и фрадштадтцы сейчас прикладывали максимум усилий, чтобы бросить в бой туземную конницу, чтобы под ее прикрытием либо самим подобраться к нашим позициям для ближнего боя, либо просто выиграть время на перегруппировку.

– Выпускай Кракена! – скомандовал я и тут же понял, что сболтнул лишнего. Нужно быть внимательнее и лучше фильтровать свою речь, не ровен час донесет кто-нибудь инквизиции или в Сыскной приказ – замучаюсь оправдываться.

– Не-не-не! Это название оставь для этих своих подводных лодок! – неожиданно заявил князь Григорянский. – Их осьминогами называть – самое то! А для кавалерии что-то другое нужно!

– Согласен! – облегченно выдохнул я, с трудом скрывая удивление. Не приходилось слышать, чтобы в этом мире употреблялось такое название для осьминогов. Воистину: век живи – век учись. – «Диким эскадронам» атаковать катланскую конницу! Что там с дирижаблями?

– На подходе! – тут же сообщил Игнат, в то время как Сашка диктовал приказ на атаку сигнальщику для передачи через воздушный шар.

– Отлично! Для них приказ прежний – работать с больших высот!

Система связи, выстроенная на сигнальщиках и наблюдателях в корзинах висящих в небесах воздушных шаров, была очень далека от идеала, тем не менее это гораздо больше, чем имелось в распоряжении противника. Немного жаль, что фрадштадтский воздушный шар так и не взлетел – было бы интересно узнать, как генерал Ричмонд собирался его использовать. Но что поделать? Сражение часто сравнивают с шахматной партией, да вот только начинается эта партия не по регламенту, а когда позволит противник. И коли ты к этому сроку не успел расставить все свои фигуры, то винить в этом следует только собственную нерасторопность.

Передышка, предоставленная обеим сражающимся сторонам облаками пороховых газов, заканчивалась. Дым постепенно развеивался, видимость возвращалась к привычным значениям. Но первый ход в следующей части этой партии оставался за нами. Пока островитяне пытались сподвигнуть своих туземных союзников на ратные подвиги, мой приказ дошел до адресатов. Сначала над группой невысоких скал, за которыми начиналась дорога через Ратанский проход, образовалось облако пыли. Потом послышался невнятный, постепенно нарастающий, шум. Наконец из-за поворота выметнулась наша новая рунгазейская кавалерия. Всадники в косматых папахах и развевающихся бурках, размахивающие над головами новенькими клинками, очень похожими визуально на известные мне казачьи шашки, вместо привычных племенных завываний в унисон орущие «ура-а-а-а!», выглядели для этого мира непривычно и оттого угрожающе. Да и очень уж красиво появились они на поле боя, ни дать ни взять – атака чапаевской кавалерии!

Возможно, я ошибаюсь и выдаю желаемое за действительное, но мне реально показалось, что катланы, на позиции которых нацелились «дикие эскадроны», на мгновение замерли, оценивая степень опасности новых персонажей, после чего развернули коней и бросились наутек. При этом туземцы окончательно расстроили ряды уцелевшей регулярной кавалерии фрадштадтцев, поставив крест на попытках вражеского командования снова сформировать ударный кулак на правом фланге.

За «дикими эскадронами», посверкивая в лучах взошедшего солнца отполированными до зеркального блеска кирасами, в атаку пошли наши крылатые кирасиры.