Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор
— Местные обыватели покуда ничего не ведают. Им неизвестно о войне!
Оставалось только надеяться, что в Баварии царит такое же благодушие.
К полудню мы достигли швейцарско-баварской границы, без особых происшествий пересекли ее (офицер баварской пограничной стражи оторопел, прочитав содержанием моего паспорта) и углубились в Королевство Баварию., по направлению к городку Меммингену. Увы, но к вечеру мы столкнулись с первыми патрулями французской кавалерии. Впереди послышались выстрелы; Талызин тут же скомандовал «Галоп!» и драгуны поспешили на выручку казакам, а офицеры плотнее окружили карету. Наташа, открыв дверку кареты, с волнением смотрела им вслед.
— Прошу тебя, душа моя, укройся внутри! — попросил я. — Мне будет спокойнее, если ты не будешь так рисковать!
— Ах, как бы мне было покойно, если бы и ты не рисковал, Саша! — выразительно посмотрев на меня, произнесла супруга и скрылась в глубине экипажа, из которого доносился басовитый детский плач.
К счастью, в результате стычки никто не пострадал; на пути донцов Васильченкова оказались какие-то лёгкие отряды, скорее всего разведчики, а не полноценные силы. Наши казаки быстро разогнали их, ранив и пленив одного; но все понимали, что это лишь начало.
Раненый француз оказался фуражиром из 48-й линейной полубригады. На ночном привале Волконский тотчас устроил ему допрос, который показал, что здесь пока еще ничего не слышали о войне.
— Значит, можно продвигаться смелее! — обрадовался Пётр Михайлович.
— Прекрасно, а что же делать с пленным? — спросил щепетильный Сперанский.
Убивать ни в чем неповинного человека нам не хотелось. Впрочем, решение нашлось очень скоро: во француза влили бутылку водки, и оставили бесчувственное, но счастливое тело на попечение местных жителей.
— Даже когда он очнётся, вряд ли хоть кто-то поверит, что кортеж русского царя не привиделся ему спьяну! — резюмировал мудрый Михаил Илларионович.
Пообедать нам довелось в небольшом селении Заксенвальде. Постоялого двора или трактира тут не нашлось, и всё, на что можно было рассчитывать — это дома местных жителей. Волконский нашел нам с Наташей крепкий дом, принадлежащий зажиточным крестьянам. Хозяева отправились коротать время куда-то к соседям, а в нашем распоряжении оказался жарко горящий очаг, сложенный из грубо отёсанных серых камней, широкая и крепкая кровать со старомодным балдахином и даже клавесин. Очень кстати пришлась детская кроватка, куда тотчас же поместили мирно сопевшего Михаил. Впрочем, не успели мы перекусить хлебом и невесть где найденной драгунами баварской колбасой, как младший проснулся и громко потребовал свою долю, каковая тотчас же была ему предоставлена, в виде материнского молока. Наташе пришлось самой кормить его грудью — оказалось, что у кормилицы вдруг пропало молоко. Женщины были напуганы произошедшей стычкой, и я, как мог, успокаивал их.
— Ничего, если мы проедем завтра благополучно до Аугсбурга, то дальше все будет много проще. А там и до Ингольштадта, где стоят наши войска, уже недалеко!
Тем временем есаул Васильченков принес вполне обнадеживающие новости. Французы из армии Моро, рассеянные по всей Баварии на зимних квартирах, мирно сидели по селениям безо всяких признаков военной тревоги. Очевидно, мы сможем проехать незамеченными через большую часть Баварии; серьезные проблемы ожидают нас лишь на переправах через реки. Впереди нас ждут мосты через реки Иллер, Лех, а затем, в самом конце — переправа через Дунай у Ингольштадта; все они охраняются французами. Именно здесь нас ждут наибольшие трудности; впрочем, мы с Волконским придумали несколько хитростей, что должны были помочь.
Наконец мы вновь тронулись в путь. Поля и леса, через которые мы продвигались, были тихи и большей частью безлюдны, но в этой тишине таилась угроза. Местные жители, видя наш вооруженный кортеж, опасливо жались к обочине, с любопытством разглядывая незнакомые им мундиры.
Внезапно за одним из поворотов дороги из-за деревьев показалась французская пехотная колонна. Они шли неровным, расхлябанным строем, штыки их ружей сверкали в редких лучах солнца, пробивавшихся сквозь снеговые тучи. Мы попытались обойти их, но с каретою это было невозможно; к тому же они заметили нас. Пётр Михайлович, дав своему коню шенкелей, тотчас же поспешил им навстречу, остановился возле ближайшего офицера; переговорив с ним, махнул рукой, приглашая нас следовать далее. Солдаты в потрепанных синих мундирах, под которые для тепла было поддето разное крестьянское тряпьё, неохотно сошли на обочину, с любопытством оглядывая карету и равнодушно пропуская взглядом окружавших ее всадников. Среди солдат раздались смешки: они указывали друг другу на нелепую фигуру Сперанского, потешаясь над его кавалерийской посадкой:
— Regardez ce monsieur, mes amis! S’assoit sur un cheval comme un chien sur une clôture! *
Когда мы проехали, Волконский нагнал нас.
— Я им рассказал, что это дипломатический экипаж под конвоем хорватских всадников. Французский офицер был столь любезен, что подсказал имя командира части, занимающей тед-де-пон* под Аугсбургом. Это нам очень поможет!
Следующие 6 часов мы гнали как сумасшедшие, примеряясь лишь к силам наших лошадей. Бедный Сперанский, крайне скверно державшийся в седле, дважды падал с лошади в дорожную грязь. В конце концов Михаилу Илларионовичу пришлось уступить ему свое место в карете. Эберсхаузен, Крумбах, Тансхаузен, Герртсхаузен, Дидорф… и вот мы подъехали к Аугсбургу. На заставе стояли французские гренадёры из 11-й дивизии. Пётр Михайлович с самым непринуждённым видом обратился к командовавшему ими су-лейтенанту с синими эполетами на плечах:
— Гражданин, мы едем к майору Рекамье. В карете его друзья, очень влиятельные особы!
— Но мне нужны ваши имена и паспорта, а еще я обязан досмотреть экипаж! — растерялся лейтенант.
— В карете дамы! — многозначительно промолвил Волконский, и вконец запутавшийся лейтенант, немного еще поколебавшись, махнул рукой, приказывая поднять шлагбаум.
Майор Рекамье оказался невысоким, заспанным, но очень здравомыслящим господином с обширными залысинами и выражением скуки на осунувшемся усталом лице. Впрочем, когда он услышал от Волконского сумму, предлагаемую ему за отказ от слишком назойливых вопросов, то сразу же оживился и стал чрезвычайно любезен. В результате наша кавалькада торжественно переехала через Лех, а четыреста золотых дукатов столь же успешно перекочевали из казны Российской Империи в карманы предприимчивого майора.
Мы заночевали в небольшом придорожном трактире на правом берегу реки Лех. Нам досталась отдельная комната, остальным пришлось довольствоваться много меньшим. Присев у камина, Наташа взяла Мишу на руки и, расстегнув сорочку, дала ему грудь. Впрочем, супруга охотно кормила ребенка самостоятельно, что не так часто встречается в дворянских фамилиях. Я опустился на стул рядом, погладил крохотную головку сына, затем провёл пальцами по щеке жены, участливо спросил ее:
— Устала?
— Немного — ответила она, прекрасно понимая, что от меня не укроется, сколь тяжело ей далась эта поездка.
— Всё будет хорошо! — произнёс я, нежно погладив ее по голове.
Наташа устало улыбнулась, ластясь к моей ладони. Освещаемая мягким светом неярко горящего камина, с младенцем на руках, она показалась мне в этот момент воплощением женственности и красоты.
Такой я запомнил ее навсегда.
На следующий день мы встали затемно. Несколько минут я собирался с силами, пытаясь заставить усталое тело подняться с теплой комфортной кровати (у этих бюргеров нашлась даже перина!) и в одной рубашке выйти в утренний промозглый холод плохо протопленного трактира.
Накинув мундир, я спустился вниз, где уже слышался приглушённый звук встревоженных голосов.
За широким, покрытым сомнительной чистоты льняной скатертью столом сидел Михаил Илларионович Кутузов; похоже, они о чем-то спорили с Волконским и несколькими молодыми чиновниками из дипломатического ведомства.
