Небо в кармане 2! - Владимир Владиславович Малыгин
Неужели из-за такого пустяка спор проиграю и, более того, останусь без дипломированного инженера? Ни за что! Пора вводить в бой тяжёлую артиллерию. Обернулся, кивком головы подозвал к нашему столику государева порученца.
— Да, Николай Дмитриевич? — наклоняется к нам полковник.
— Константин Романович, молодой человек не верит в серьёзность моих слов. Подтвердите, прошу, мои полномочия, — прошу офицера.
Офицер подтвердил…
И уселся на свободный стул, глянул на официанта, а тот уже с поклоном ему чай в серебряном подстаканнике на подносе протягивает, а второй поверхность стола накрахмаленным полотенцем натирает до блеска.
Изотов ленивым движением руки отправил обоих прочь, на протёртую столешницу положил свою фуражку с бирюзовой тульей, одёрнул треугольные обшлага кавалерийского кителя. Тоненько прозвенели накаблучные винтовые шпоры, столкнувшись друг с другом.
Представляю прекрасно, как эта картина со стороны выглядит. Юнкер, почти мальчишка, и целый полковник, государев порученец, жандарм. То-то Тринклер сидит тихо, спинку выпрямил, словно кол проглотил, глаза выпучил, опасается не то что слово лишнее произнести, а вздохнуть лишний раз боится. А ведь только что хорохорился, доказывал мне свою значимость и объяснял всю полезность своего непризнанного изобретения. Хорошо ещё, на судьбу не жаловался, и на Самсонова, мол, этот «нехороший человек» молодого инженера загнобил.
А я ещё и газетку с моим портретом на первой странице якобы ненароком на стол положил. Как я и рассчитывал, Тринклер тут же обратил на газету своё внимание. Сначала бросил беглый рассеянный взгляд, потом сообразил, что именно он увидел и вгляделся более пристально. Подхватывать со стола не стал, но всё-таки не удержался, уточнил:
— Скажите, ведь это о вас тут пишут?
— Где? — сделал удивлённое выражение лица. — Ах, это. Да, обо мне.
Такой вот я весь из себя скромный молодой человек.
— Понимаете, государь лично заинтересован в том, чтобы мы, — я специально выделил это «мы», вроде бы как Тринклер уже согласился сотрудничать. — Как можно быстрее начали строить свои самолёты. Распорядился выделить производственные мощности. Я бы даже сказал, что получил неограниченное финансирование на свои проекты, но боюсь сглазить.
Чем ещё можно заинтересовать? Окладом, конечно. Ну я и заинтересовал…
— Как-то всё это слишком сказочно звучит, чтобы быть правдой, — всё ещё хмурится сомневающийся Тринклер. — Зачем Его Императорскому величеству столько аэропланов?
А времени до отправления поезда совсем не осталось! И Густав Васильевич молчит, согласия не даёт, всё раздумывает. Дежурный по вокзалу уже в колокол отправление бьёт! Да решайся же ты уже! А сам отвечаю спокойно, словно никуда не тороплюсь. Ещё и чаёк маленькими глоточками пью.
— Самолётов, — поправил Густава Васильевича. — Привыкайте к новому, к русскому, названию сразу. А зачем ему столько, вы узнаете, когда к работе приступите.
Окончательно сломал сопротивление и разрушил последние сомнения, когда клятвенно пообещал помочь с продвижением его собственного мотора, но с одним непреложным условием — я помогаю довести двигатель до ума. И я уже знаю, куда мы новый движок будем ставить.
— Хорошо, я согласен, — наконец-то с важным видом кивает Густав. Поворачивает голову в сторону окна, а там медленно проплывают вагоны уходящего поезда. Вскакивает на ноги и в панике восклицает. — Мои вещи!
— Да здесь ваши чемоданы, — успокаивает Тринклера Изотов. — Вон они у входа стоят.
Повернул голову не только инженер, но и я не выдержал, глянул в сторону входа. И точно, стоят там какие-то угловатые недоразумения, незаслуженно называемые здесь чемоданами. А чтобы этому явно фанерному, обтянутому клетчатой тканью, багажу не приделали «ноги», рядом замер в расслабленной позе унтер из местного жандармского полицейского управления. Заметил наши заинтересованные взгляды, переступил с ноги на ногу, на груди отражённым светом бликанула большая бляха. Полицейский тяжко вздохнул и выпрямился, принял позу стойкого оловянного солдатика. Понятно, почему так тяжко вздыхает. Через натёртое до блеска дверное стекло можно было разглядеть, как в это же время его напарник усердно проверяет в вокзальном буфете качество продуктов методом проб…
* * *
Испытания нового самолёта проводил на лётном поле воздухоплавательного парка. Фюзеляж поместили в деревянный контейнер и надёжно закрепили. Туда же определили крылья. Перевозили ценный и дорогостоящий (по расчётам бухгалтерии только затраты на строительство самолёта составили почти двадцать пять тысяч рублей), груз по железной дороге до станции спецпоездом прямо из завода до платформы. Там контейнер перегрузили на два автомобиля, надёжно скреплённых жёсткой сцепкой кузов к кузову, и тихим ходом доставили к арендованному ангару. Разгружали возле ворот с помощью того же крана.
Но ангаром это деревянный сарай я бы не стал называть. Сарай, он и есть сарай, только большой. И ворота широкие, как раз крылья должны пройти. Не я договаривался насчёт аренды этого сооружения, Паньшин постарался. Надеюсь, не слишком дорого он казне обойдётся.
Нет, нужно обязательно что-то своё сооружать. Если новый аппарат меня не подведёт, и задачу, поставленную государем, удастся выполнить, то я обязательно вернусь к идее постройки собственного завода по производству самолётов. Пусть даже под патронажем императора, это не страшно, так оно лучше и проще будет…
Местный персонал, как водится, любопытничал, курсанты-офицеры Учебного воздухоплавательного парка тоже набежали, по молодости лет шуточки отпускать принялись. Но, нужно отдать им должное, сразу же опознали и меня, и Паньшина, поэтому шуточки оставили и принялись помогать со всем своим усердием. Но, честно сказать, больше мешали. Пришлось Его высокоблагородию полковнику Изотову навести порядок и отогнать прочь от объекта посторонних.
Жандармского офицера не то, чтобы побаивались, но опасались. И недолюбливали, это хорошо было видно. Настоятельную просьбу отойти и не мешаться под ногами нехотя выполнили, но при этом начали бросать в нашу сторону презрительные взгляды. Мол, с охранкой работаем…
— Где начальник Учебного парка? — привычно проигнорировал и недовольство толпы, и презрительные взгляды Изотов.
— Ваше высокопревосходительство, — приложил руку к фуражке подошедший буквально через несколько минут стройный офицер, беглым, но цепким взглядом пробежался по нам и стоящему на колёсах фюзеляжу без крыльев, машинально, а, может, и нарочно, прикоснулся пальцами к нагрудному знаку воздухоплавательных частей. Вновь посмотрел на жандармского полковника. — Чем обязан?
— Ваше высокопревосходительство, — отзеркалил приветствие Изотов. — Александр Матвеевич, почему курсанты не на занятиях?
— Они как раз на занятиях и находятся, — подполковник оглядел собравшихся вокруг и моментально замолчавших
