Нерушимый 10 (СИ) - Ратманов Денис
— Все нормально? — крикнул Валерий Кузьмич, я показал «класс».
Все-таки сказалась ночная нервотрепка. Как бы ни был молод организм, нервы есть нервы, недосып есть недосып. Я попрыгал, поприседал, пару раз отжался, проверяя, слушается ли тело. Все как обычно. Реакция, по идее, при мне. Умение считывать желания тоже при мне. Я не так внимателен и не так собран, как обычно, но все равно у меня куча преимуществ! Рано расстраиваться. Только бы тело не выдало какой финт.
Теперь от меня зависело всё. Только от меня… Хотя и от ребят тоже — они должны были забивать.
По жребию первыми били мы. Это плохо. Всегда лучше, когда видишь, как сыграл-пробил соперник.
На точку вышел… Джикия. Который в реальности Звягинцева был так себе пенальтистом. Поглядел в правый угол, в нижний левый. Разбежался, целя вроде как вниз и влево, а ногу поставил, словно будет бить вниз и вправо. А сам тихонько тюкнул по центру, прямо над падающим двухметровым Доннаруммой.
Есть! Гол! Георгий — красава! 1:0!
Моя очередь. Глядя, как сдержанно радуются наши, я ударил перчаткой о перчатку, попрыгал на линии, шагнул влево-вправо, пошевелился в рамке. Встал. Наши замерли в центральном круге, вытянув шеи. Тренеры тоже замерли, и остановились четки в руке Бердыева. Когда бить пошел Кьеза, четки ожили, я напрягся, сосредоточившись на нем. Чего ты хочешь, Федерико?
Прищурившись, он посмотрел на меня. Левый нижний. Правый нижний. Левая «Девятка». Давай, определяйся! Похоже, он решил бить, как пойдет. Твою ж…
Разбег. Удар!
Я метнулся вправо и вверх, но слишком медленно. Сообразил, что мяч летит в центр, еле успел опустить руки, чтобы он не ударил мне в живот. Мягко приземлился. Унял частящее сердце. Затупил, и это меня спасло. Но тупить больше нельзя. Конечно, доказано, что молния бьет дважды в одно место, но вероятность этого исчезающе мала.
Меняемся местами с итальянцем. Он поплевал на перчатки, растопырился, занимая все пространство. Против него — хитрый Кокорин. Когда вратарь такой огромный, пространство для маневра сужается. Давай, Саня, не подведи.
Разбег… Удар! Тьфу! Кокорин пробил мимо. Видно, что целился в самый угол. Но — мимо. И пошел, повесив голову.
Снова я в рамке. Я спокоен. Я не слышал ничего, кроме гула в ушах, и ощущал, как кровь бегает, насыщает кислородом мышцы и мозг…
Итальянцы доверили бить пенальти Скамакке. Этот как долбанет — можно и не удержать мяч. А бить он собирается в верхний левый угол. Я сгруппировался для прыжка, стараясь не выдать будущую траекторию своего движения, поглядывал то вниз, то влево, куда и он. Думаешь обмануть меня? Ну-ну.
Разбег, удар! Я прыгнул, вытянув руки…
Мимо! Тоже мимо! А ведь если попал бы, мяч, летящий с такой силой, мог меня травмировать, и пришлось бы отдуваться Максу.
Снова на воротах Доннарумма. Кто против него? Только не Дзюба! Это может сделать to kerjakov, то есть промазать, как неоднократно уже делал. Фух, не Дзюба — Уткин. Дорогу, как говорится, молодым. Но кто еще? Да некому особо. У итальянцев с пенальтистами получше.
Даниил посмотрел на вратаря, на ворота, снова на вратаря, разбежался, глядя прямо… И пробил ровно между ног Доннаруммы. Точнее, было бы между ног, если бы он не прыгнул. 2:0!
Трибуны затаившие дыхание, радостно взревели. Это не испанский, а итальянский стыд. Просто стыд и позор пропустить такой бесхитростный удар: голкипер сам себя обманул. Расчет Уткина оказался верным.
Моя очередь. Только бы силы не иссякли! Потому что против меня — очередной здоровяк, Матео Ретеги, который в этой реальности выше своего двойника на два сантиметра.
Он очень хотел унизить советского вратаря, отомстить за своего голкипера, но понимал, что я жду чего-то подобного, и колебался между верхними углами. Поскольку чаще бьют в левый, выбрал правый.
Разогнался и ка-ак долбанет! Я прыгнул как можно выше, чтобы принять мяч обеими руками, согнутыми в локтях, и распределить нагрузку. Отбил. Запястья прострелила резкая боль, особенно левое, аж слезы выступили. Я зашипел. Падая, прижал к себе руку.
Трибуны орали. Матео стоял, растопырив руки, весь его вид говорил: «Как же так? Не верю! Он и правда гений? Или мысли читает?» Как же ты прав. Читаю, блин. Но это недоказуемо.
Четвертый удар по воротам соперника. Дзюба! Давай, Артем, хоть в этот раз не начуди! Потому что я, похоже, не боец, запястье так и не проходит. Подарочек от Ретеги, месть за вратаря.
Карпин был, видимо, против Дзюбы и стоял, закрыв лицо руками. Артем выражал крайнюю степень сосредоточенности, шевелил губами, будто молился, и смотрел на ворота, как наметивший цель бык. Главное, чтобы не как тот самый баран.
Знал бы ты, Артем, как много от тебя сейчас зависит, постарался бы.
Разбег, удар! Правая «девятка», а вратарь прыгнул влево. Эх, Джанлуиджи, кто ж тебя сегодня так сглазил⁈
Я улыбнулся, закрыв глаза. Забыв об усталости, набежала вся команда с диким криком, слившимся с ревом трибун. Подхватили, потащили… Всё! По пенальти — 3:0!
Мы — чемпионы.
Просто не верится. На мне повис Микроб с криком:
— Саня! Это же золото, золото, да? Я не сплю. Ущипни меня!
Набежал Сэм, подхватил Микроба, как ребенка. Потом бросил его и сгреб меня в объятиях. По его лицу катили слезы, он хлюпал носом и дышал с присвистом.
Наши все собрались в кучу, подхватили меня и давай качать и подбрасывать, орать, как сумасшедшие, вместе с трибунами. Запасные тоже скакали рядом.
Итальянцы расползлись по полю. Джанлуиджи сжал голову руками. Жоржиньо его успокаивал. Тренер расхаживал туда-сюда по бровке и гонял от себя футболистов. Наши тренеры аплодировали и улыбались. Непомнящий, похоже, тоже не сдержал слез, а молодые, Карпин и Тихонов, подбежали к нами и поучаствовали в подбрасывании меня.
— Орлы! Герои! — орал Карпин. — Ну наконец-то! Вот она, Кузькина мать в действии!
Все были мокрые, пот катился по лицам, но теперь казалось, что белесое солнце не жарит, а приятно согревает.
Меня все не отпускали, казалось, что я во сне — все еще не верилось, и в полной мере насладиться победой мешали мысли о Дарине. Что с ней все-таки произошло? Жива ли она и мой ребенок? Поскорее бы в раздевалку! И что-нибудь съесть, а то я знатно обессилел.
Вопреки желанию, меня не поставили на землю, а понесли, как и Микроба, который, блаженно улыбаясь, почивал на лаврах.
На стадион начали стягиваться сотрудники, чтобы подготовить его для торжественной церемонии. Я обернулся на болельщиков, где полыхали красные знамена — за нас была большая часть стадиона, и это иностранцы!
Карпин обнял меня за плечи и повел к бровке, кивнул на врача-бээровца с планшетом в руках.
Я устремился к нему, спрашивая:
— Есть новости?
— Отойдем.
Пока велись приготовления, мы отошли в подтрибунное. Как только закрылась дверь, отсекая рев толпы, бээровец молча протянул планшет, где измученная и уставшая Рина махала мне рукой и говорила заплетающимся языком:
— Привет, родной. Мы живы. У нас мальчик, четыре триста, большой! Он в порядке. А игру смотреть мне не дают. Верю в победу.
Это была запись, но я шепнул:
— Мы победили. И ты, и я.
Какое же я ощутил облегчение! Словно многотонная могильная плита, прижимавшая к земле, больше не давила. Это была не просто легкость — я воспарил, ощущая себя легким, как пушинка. Ноги подкосились, и я сел на холодную плитку. Я подержу на руках сына!
Спасибо, богиня! Как же хорошо! И никакого хоррор-шоу. Теперь все будет просто замечательно! Впереди — торжественная церемония награждения и через день-два — долгожданный путь домой.
И пророчество Гусака не сбылось!
Глава 30
Троянский конь
Я даже не сразу осознал, что свисток прозвучал. Микроб первым подбежал ко мне, за ним хлынула вся команда. Меня стиснули в объятиях, я чувствовал, как колотятся их сердца, слышал крики и смех сквозь рев трибун. Бээровец с подносом пробился через толпу организаторов — на нем стояли коктейли с энергетиком, специально для нас с Микробом. Федор выхлебал один и схватил второй. Ощущая звон в теле и мозгах, я осушил свои два, кивнул врачу и улыбнулся. И только сейчас по-настоящему осознал — мы это сделали!
