Надо – значит надо! (СИ) - Ромов Дмитрий
— А ты, я смотрю, неплохо меня обложил, да? — по-приятельски кивает Злобин. — Как волка флажками.
— Не понимаю, — простодушно отвечаю я и пожимаю плечами.
— Ну, ещё бы, — усмехается он. — Где уж тебе, простачку такому понять, да?
Я непонимающе улыбаюсь, хотя уже догадываюсь, куда он клонит. Де Ниро подходит ко мне и останавливается, любуясь мной, как произведением искусства.
— Ну, вы уж поясните, Леонид Юрьевич.
— Так это лучше ты мне поясни, — хмыкает он, — как это так получается, что с кем бы я ни начал разговаривать, все мне горячо и даже настоятельно советуют ставить во главе «Факела» твоего Белоконя?
— А что, кандидатура, отличная. Человек хороший, опять же. Вы на него всегда сможете положиться. Как на самого себя.
Впрочем, полагаться на самого себя, ему как раз и не стоило бы. Но это соображение я опускаю.
— Скачков, понятно, он тебе в рот заглядывает. Правда, я теперь даже и не знаю, стоит ли его оставлять у себя с таким-то подобострастием. С одной стороны, хорошо, конечно, но, с другой, он же моим заместителем работать собирается, а не твоим. С ГлавПУРом тоже всё ясно, они там рядом, ты обработал. Но мне ведь даже Чурбанов намекает на твоего майора. И самый апофеоз — это Горбачёв! Мы его на зерно разводим, а он мне умные мысли выдаёт. Белоконь, говорит, отличный специалист. Ему-то, шляпе, откуда это знать? А вот, гляди ж ты, не знает, а лезет. Пользу хочет причинить. Обществу. Да?
— Лучше кандидатуры нет, — пожимаю я плечами.
— Как это нет? — прищуривается Де Ниро и тёплый дружеский огонёк в его глазах становится злым и сердитым. — Как это нет? А я разве не говорил, кого именно хочу поставить на место начальника «Факела»? Я разве не называл тебе Ижбердеева?
— У меня с ним контакта нет.
— Контакта нет, — понимающе кивает Злобин. — У меня, значит, должен быть с твоим Скачковым контакт, а тебе по херам всё. Так что ли?
Он повышает голос и лицо его уже не кажется улыбающимся. Кожа краснеет, брови сдвигаются, а в глазах начинает биться необузданное и дикое пламя.
— Я тебе никакого Белоконя не согласую, ты понял? — почти кричит он. — И Скачкова обратно выпну, да только уже не начальником, а замом. Я сказал, Ижбердеев будет, значит, он и будет. А то взял моду за моей спиной заговоры плести! Со всеми договорился и Злобин никуда не денется теперь? Так что ли?
— Нет, не так…
— Помолчи! — перебивает он. — Незаменимым себя почувствовал? А полгода на заставе отслужил и никто тебя не хватился почему-то? Почему же, если ты такой незаменимый? А, может, ты снова хочешь пойти родине послужить. Можем из холода, куда пожарче послать. Во всех смыслах, чтоб было ясно, что такое приказы командиров. Ты понял меня?
— Не совсем, Леонид Юрьевич. Боюсь, мне потребуются подробные разъяснения.
— Чего ты не понял ещё? Никакого Белоконя, вот и всё! Командиром «Факела» будет Ижбердеев.
Что за шлея ему под хвост попала!
— Я с ним работать не буду, — пожимаю я плечами. — И своих людей ему не отдам.
— Чего⁈ Каких ещё своих⁈
— Леонид Юрьевич, я не понимаю, что с вами происходит и почему мы вынуждены проходить через подобные разговоры…
— Я и вижу, что ты не понимаешь! — перебивает он.
— Но я и не должен, мне кажется. Просто если вы не дадите мне работать с теми людьми, с которыми мне нужно, я отвечу вам зеркально.
— Что⁈ — задыхается он от моей наглости.
— Например, вышвырну из ЦК Горбача.
— Что⁈
— И поставлю того, кого посчитаю нужным.
— Да ты! — начинает он и глаза его вспыхивают гневом.
24. Охота начинается
По Злобинскому соображению я, конечно, очень сильно перебарщиваю. И с этим спорить трудно. Я сейчас нахожусь полностью в его власти, начиная с того, что он может отдать мне прямой приказ и законопатить в этот раз, куда Макар гусей не гонял. Или телят. Ну, и потом, он командует очень серьёзной структурой, бросать вызов которой, выглядит довольно глупо.
Мы оба это понимаем, и от этого его гнев становится ещё неистовей. Его буквально на клочки рвёт от моей наглости. От осознания своей дикой силы и моей не менее дикой дерзости. Но ничего, смелость города берёт, главное не выказать слабину.
— Мне очень неприятно это говорить, Леонид Юрьевич, но в последнее время вы очень мало принимаете во внимание моё мнение.
— Да я тебя с твоим мнением могу в порошок стереть! — ревёт он.
Ну, давай, выбалтывай. Что у трезвого на уме, то у разгневанного на языке.
— Твоё мнение не единственное, из тех, что существуют. И это не мнение государственного деятеля. Куда ты вообще лезешь, подполковник ОБХСС⁈ Знаток, бл*дь, будущего! Ты сказал, тебя послушали разок, теперь ты сам послушай! Думаешь, построил мощную систему и это позволит тебе диктовать мне условия?
— Я ничего не диктую, как раз.
— Нет, именно это ты и пытаешься делать. Заговоры строишь! Против меня! Да ты кто такой, чтобы мне диктовать? Ты должен исполнять, чтоя́тебе скажу! У тебя в голове фантазии и наивность, а у меня ответственность за государство! Прикажу, и полетишь на границу афганскую. Вот там надо делом доказывать, а не разъезжать с кортежем да щёки надувать. Разважничался больно! Смотри, кто высоко заносится, низко падает! С Андроповым ты поскромнее был, почему интересно? Думал он генсеком станет⁈ Да только…
Злобин резко замолкает и сжимает челюсти. Он отворачивается и стоит молча какое-то время, а потом, когда снова поворачивается ко мне, выглядит уже совсем иначе. Вот воля у человека и выдержка.
Теперь он совершенно спокоен, в глазах нет и следа огня, только ровная нейтральная пустота. Ни намёка на гнев или неприязнь. Молодец, антикризисный центр работает.
— Ладно, — внешне спокойно говорит он. — Я погорячился. Извини. Но, и ты хорош, честно говоря. Зачем так обострять? Можно спокойно обо всём договариваться. Мы же соратники, а не соперники.
— Да, Леонид Юрьевич, — соглашаюсь я. — Вы совершенно правы. Вы тоже меня извините, пожалуйста.
— Хорошо, — кивает он и смотрит ровным спокойным взглядом. — Давай забудем эту небольшую размолвку.
Можно было бы воспринять эту вспышку гнева, как «постановочную», чтобы продемонстрировать определённые мысли, которые при обычном нормальном общении неудобно высказывать. А тут, сгоряча чего, мол, не наговоришь. Но нет, думаю, он действительно сорвался. А потом спохватился, поскольку что-то вспомнил. А что он мог вспомнить? Например, информацию от Евы о том, что документы на фирму не переоформлены и нужно подписывать ещё какие-то бумаги.
Он, конечно, мог бы все подписи и документы «оформить» самостоятельно, как ямайские паспорта. Да только, мне кажется, он желает, чтобы по трасту всё было оформлено без сучка и задоринки. В будущее смотрит. Не желает проблем.
— Ладно, — снова говорит он. — Давай так. Не будем пока форсировать этот вопрос. Пусть Белоконь ещё какое-то время побудет здесь в статусе командировочного. И сам присмотрится к делу, и мы на него лучше посмотрим. Ты с моим человеком попробуешь ещё контакт наладить, а окончательное решение позднее примем. Хорошо?
— Конечно, — отвечаю я, демонстрируя покладистость после взбучки.
Будем играть по правилам — и он, и я. Хотя, сейчас уже вряд ли кто-то кого-то может обмануть.
Придя на работу, я звоню Гурко и прошу организовать встречу с Андроповым. Он вскоре отзывается и приглашает приехать после часа. Сразу после него звонит Хаас и сообщает, что они с Медведевым хотели бы обсудить свой план.
— Готов-таки? — интересуюсь я.
— Ну, можно сказать, да. На самом деле, если так можно выразиться, готов план плана, поскольку, если на мгновенье вообразить, что он начнёт исполняться, то каждый пункт придётся дорабатывать находу, учитывая реальные показатели и реально происходящие события. Спрогнозировать всё до последней цифры совершенно не представляется возможным. Поэтому, это, скорее, такой манифест, что ли. Но, естественно, имеющий практические горизонты и могущий быть применённый на практике.
