Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим
— Мне приходилось бывать на промыслах Баку в прошлом году, — вступил Терентьев. — Ситуация действительно удручающая. Во многих местах до сих пор используются дореволюционные установки, кустарно модернизированные местными мастерами. Добыча ведется варварскими методами, пласты истощаются неравномерно.
— Что вы знаете о нынешнем руководстве «Азнефти»? — задал я ключевой вопрос. — Насколько они связаны со Студенцовым?
Трое переглянулись, каждый явно не желал первым затрагивать скользкую тему. Наконец, Завадский осторожно произнес:
— Директор «Азнефти» Мамедов — креатура Студенцова. Назначен три года назад после смещения прежнего руководства, обвиненного в «техническом консерватизме». Фактически проводил политику минимальных инвестиций в модернизацию при максимальной выкачке ресурсов.
— А технический директор Рахманов? — уточнил я.
— Хороший инженер, но абсолютно зависимый от Мамедова, — ответил Завадский. — В профессиональных кругах ходят слухи, что Рахманова держат на крючке из-за какой-то истории с его прошлым. До революции он работал в «Товариществе братьев Нобель».
— Интересно, что по финансовой части у них Алиханов, — добавила Корсакова. — Умнейший человек, но изворотливый, как угорь. Создал сложнейшую систему внутренних расчетов, в которой, кажется, только он один и разбирается. Все закупки оборудования в Баку проходят через фирмы, аффилированные с его родственниками.
— А с геологической службой как обстоят дела? — повернулся я к Терентьеву.
— Профессор Алекперов — человек старой школы, еще с царских времен, — ответил он. — Крупный специалист по каспийским месторождениям, но совершенно не признает новых методов геофизического исследования. К тому же окружил себя родственниками и земляками, создав фактически семейный клан в геологической службе.
Я задумчиво постучал карандашом по столу:
— То есть, практически все руководство связано со Студенцовым и погрязло в коррупции?
— Не все, — неожиданно возразил Терентьев. — Есть там один интересный человек. Касумов, заместитель технического директора. Молодой, энергичный инженер, окончил Промышленную академию в Москве. Пытался внедрять новые методы бурения, но постоянно наталкивался на сопротивление руководства. Его разработки по турбобурам могли бы революционизировать добычу, но их положили под сукно.
— Это тот самый Касумов, который представил доклад о глубинном бурении на конференции в Ленинграде? — оживился Завадский.
— Именно, — кивнул Терентьев. — Блестящий инженер, но, к сожалению, не умеет интриговать и выстраивать связи. Поэтому остается на вторых ролях.
— А еще в планово-экономическом отделе есть Герасимова, — добавила Корсакова. — Принципиальная, честная работница, постоянно конфликтует с Алихановым из-за непрозрачных схем финансирования. Ее несколько раз пытались уволить, но она каждый раз находила защиту в профсоюзе.
Я внимательно записывал имена потенциальных союзников.
— Что с рабочими? Как у них отношения с руководством?
— Сложно, — вздохнул Завадский. — С одной стороны, традиционное уважение к старшим и начальству, особенно среди местных. С другой растущее недовольство условиями труда. За последний год произошло несколько несчастных случаев из-за изношенного оборудования. Был даже стихийный протест на промысле «Карадаг» после гибели трех рабочих при обрушении вышки.
— Уровень травматизма на бакинских промыслах втрое выше среднего по отрасли, — подтвердила Корсакова, сверяясь с данными в папке. — Причем официальная статистика еще и занижена. Многие случаи просто не регистрируют.
— Какие наиболее острые технические проблемы требуют немедленного решения? — спросил я, переводя разговор в практическое русло.
— Прежде всего, устаревшие буровые установки, — без колебаний ответил Завадский. — Большинство из них еще дореволюционной конструкции, с примитивными паровыми приводами. КПД низкий, расход топлива огромный, износ катастрофический.
— Далее, — продолжил он, — отсутствие нормальной системы поддержания пластового давления. Добыча ведется хищнически, без учета геологических особенностей, что приводит к преждевременному истощению скважин.
— Еще проблема с подготовкой кадров, — добавил Терентьев. — Большинство технических специалистов — старой школы, молодежь привлекается мало и неохотно. Инженеров с современным образованием можно пересчитать по пальцам.
— И, наконец, транспортная инфраструктура, — завершила перечисление Корсакова. — Нефть транспортируется преимущественно в цистернах по железной дороге, что создает узкое место и повышает себестоимость. Нефтепровод Баку-Батуми работает на пределе возможностей и требует расширения.
Я внимательно слушал, мысленно выстраивая план действий:
— А что с качеством нефти? На кавказских месторождениях преобладает легкая или тяжелая нефть?
— В основном легкая, с высоким содержанием бензиновых фракций, — ответил Терентьев. — Это наше преимущество. Но есть и месторождения с тяжелой нефтью, особенно на старых промыслах. Кстати, с переработкой тоже беда. Заводы устарели, выход светлых нефтепродуктов низкий.
— Понятно, — я захлопнул блокнот с записями. — Товарищи, ситуация действительно критическая. На следующей неделе я лично отправляюсь в Баку для комплексной проверки и начала реорганизации. Сейчас нам необходимо подготовить детальный план действий.
Я повернулся к Завадскому:
— Антон Николаевич, вы назначаетесь главным техническим инспектором комиссии. Подготовьте перечень наиболее критичных объектов, требующих немедленной модернизации, и предварительные технические решения.
— Будет исполнено, — кивнул Завадский.
— Товарищ Терентьев, — обратился я к геологу, — подготовьте полную характеристику перспективных площадей для интенсификации добычи и предложения по внедрению новых методов разведки. Особое внимание — глубокозалегающим пластам, до которых прежнее руководство не добралось.
— Сделаю, — Терентьев сделал пометку в блокноте.
— И, наконец, Прасковья Ивановна, — я посмотрел на Корсакову, — вам самая сложная задача. Необходимо выявить все теневые финансовые схемы «Азнефти», каналы вывода средств и коррупционные связи. Особенно интересуют зарубежные контакты руководства и компании-посредники в закупках.
— Уже начала работу, Леонид Иванович, — Корсакова похлопала по увесистой папке. — У меня есть предварительная схема движения средств, но нужен доступ к закрытой документации в Баку.
— Получите, — заверил я. — У меня полномочия от наркома на любые проверки. О результатах докладывайте лично мне, минуя общую канцелярию. Информация строго конфиденциальна.
Я встал, давая понять, что основная часть разговора завершена:
— Завтра к вечеру жду предварительные доклады. Послезавтра проведем расширенное совещание с участием специалистов из наркомата. А через неделю выезжаем в Баку.
Когда руководители вышли, я подошел к окну, глядя на дневную Москву. Ситуация в «Азнефти» оказалась даже сложнее, чем я предполагал. Коррупция, техническая отсталость, клановость… И все это в ключевой отрасли, от которой зависела индустриализация и обороноспособность страны.
Вот так подарочек от Студенцова, подумал я, возвращаясь к столу. Впрочем, знание будущего давало мне преимущество. Я точно знал, что нефтяная отрасль способна на технологический рывок. Достаточно вспомнить достижения советских нефтяников в моей изначальной реальности.
Предстояла сложная работа по модернизации существующих месторождений на Кавказе, и только после этого можно будет приступать к поиску «Второго Баку» в Поволжье. Но времени оставалось катастрофически мало.
Я взял телефонную трубку:
— Соедините меня с наркоматом тяжелой промышленности. Мне нужен личный секретарь товарища Орджоникидзе.
Наша нефтяная империя только начинала формироваться, и первым серьезным испытанием станет бакинский вояж.