Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий

Если разобраться, всё из-за собаки началось… Нет, не так, из-за того, что он вдруг подумал, что может беспрепятственно получить что-то моё. Ладно бы вещь какую, но живое существо. Это уж чересчур. Твою дивизию, у меня и другие существа имеются, дорогие сердцу.

Я захожу в булочную и покупаю ржаной хлеб и несколько пирожных. Настроение уже не то и аппетит пропал, но менять изначальные планы я не собираюсь.

— О! –Айгуль от удивления даже рот открывает. — Ты здесь полгода что ли чалиться собираешься?

— Давай-ка, приготовь еды, пельмени свари, икорка, все дела. Умеешь, вообще? Чаёк. Ну, если не хочешь, пиццу закажи из Яндекса.

— Ты чего сейчас сказал?

— Жрать, говорю, готовь. Где раскладушку можно купить?

— Я приготовлю, — говорит Лида. — Айгуль, ты будешь?

— Зачем тебе раскладушка? — спрашивает Айгуль, игнорируя вопрос Лиды.

— Ну а спать где, с тобой?

Лида смотрит на меня возмущённо, типа, ну ты и гад, Брагин, но я невинно хлопаю по-детски чистыми глазами. Вступать в интимную связь с Айгуль я не собираюсь. Вроде нет… Точно нет…

— Да я скорее удавлюсь, — фыркает она.

— И это правильно, — усмехаюсь я в ответ. — Или матрас надувной хотя бы.

Впрочем, на полу мне не очень нравится, раскладушка предпочтительнее. А вообще-то, пофиг. Сколько раз я на полу спал и не сосчитать, раньше это было вообще нормально. На свадьбу там родственники понаехали или ещё что. Мужики — на пол. И всё, вопрос решён. Так что, не буду выделываться.

— Есть у меня раскладушка, — вдруг сообщает Айгуль. — У соседки заняла.

Ну что же, вот и славно. Я бросаю на неё взгляд и отворачиваюсь. Смотреть на неё с большим интересом мне неловко. В смысле, при Лиде неловко. Но глаза будто сами ползут и сворачивают в сторону тонкой футболки, неспособной скрыть анатомические подробности небольшой груди, и шортов, едва прячущих тайны её упругого зада.

Тьфу на вас ещё раз. Давайте лучше про пельмени.

Совершив свой ранний обед, мы отправляемся в гостиницу. Это недалеко. Миша Бакс уже ждёт нас в фойе. Мы созвонились с ним и договорились встретиться здесь. А он, в свою очередь, договорился с заместителем директора гостиницы, тем самым, похожим на конферансье дядечкой, который показывал хоромы в прошлый раз.

Для него у меня есть бандероль, набитая казначейскими билетами. Начинаем. Быстрее, выше, сильнее!!!

— Моисей, я рад тебя видеть, — сердечно говорю я.

Он смотрит немного настороженно, не понимая, откуда бы взяться такому теплу в словах столь юного начальника. Казань брал, Астрахань брал, Ревель брал, Шпака... не брал. А вот я брал, правда не Шпака, а Моисея Удлера. Но это ещё круче, товарищи. Можете мне поверить, я без нужды не вру.

Мы поднимаемся наверх и, получив ключи, врываемся теперь уже в свои чудесные чертоги.

— Вершина мира, — снова шепчет восхищённый маячащими перспективами Мося Удлер, известный под именем Миша Бакс.

— Так и назовём? — спрашиваю я. — Казино и вип-клуб «Вершина Мира», вход только по приглашениям от членов.

Айгуль фыркает на «членах», вероятно зная всего лишь одно значение этого слова.

— Что за «вип»? — спрашивает Миша.

— Очень важные персоны в переводе с английского. Клуб для очень важных персон. Не слыхал такого?

— Неплохо придумано, — кивает он. — Хм…

Мы разрабатываем план. Приятно видеть, как у человека, любящего свою работу горят глаза. Светятся. Вот уж действительно, зеркало души. Вот здесь будут стоять столы для двадцати одного. Здесь покер, игра не самая популярная в наших краях, назовём её элитной.

А вот тут — колесо фортуны, мельница, жернова которой будут перемалывать игроков и осыпать нас денежным дождём. Там столики для тех, кто не играет, но ест и пьёт. Еда из ресторана, не Мишлен, но что уж тут сказать, пользуйся тем, что имеешь.

По напиткам будем решать, вопрос пока открыт. Я предложил Цвету привезти сюда на недельку Алика, чтобы он поставил дело, всё равно, у него в баре пока ремонт. Поможет здесь и заберём его к себе на стадион, в казино «Олимпия». Это рабочее название.

Обсудив проблему хранения, оборота и защиты финансовых средств, а также не менее важную проблему соблюдения социалистической законности, мы с Мосей приходим к выводу, что касса должна быть вынесена совершенно в другое место. Хорошо защищённое и охраняемое.

Туда можно будет приезжать и обменивать деньги на фишки и обратно. А здесь не будет никакой незаконной деятельности. Ну, типа. Игра на интерес, на фишки. Всё за фишки, никаких денег, никаких азартных игр. Правда, возможны и исключения. Но для таких исключительных ситуаций будет отдельный зал.

Небольшая комната с металлической дверью. За эту дверь можно будет попасть только в особых случаях и только особым людям. Да и игра там будет вестись особая, на суммы, не укладывающиеся в кошелёк рядовых игроков.

Айгуль по-прежнему выражает недовольство тем, что всё происходит не так, как бы она хотела и выходит из привычного ей русла.

— Жизнь меняется, — объясняю я ей, — и невозможно на паровозе въехать в двадцатый век, понимаешь?

Жалко, что я не могу заложить основу для производства, например микропроцессоров или авиационных двигателей, но хоть что-то. Что-нибудь да сделаю на благо родины. Если, конечно, не остановят.

Домой мы возвращаемся уже затемно и довольствуемся скромными дарами, приобретёнными мною в гастрономе.

— Раскладушка или диван? — спрашиваю я у Лиды.

— Я думала, ты захочешь воспользоваться обстоятельствами. Не захочешь?

— Хм... Ведь мы работаем вместе, и это не семейный бизнес. Знаешь же устойчивые формулы, описывающие половое поведение коллег. Типа, там, где вкушаешь, негоже делать ничего иного.

— Вроде мы и раньше работали вместе, — усмехается она. — Да ты не парься, я просто спросила, чтобы понимать твои планы. Это было не предложение. Я бы, как раз, этого не хотела.

— Почему?

Она пожимает плечами.

— Послушай, — говорю я, понижая голос. — Ведь Айгуль нам не друг, а временный попутчик. Так зачем давать лишнюю информацию о себе и своих привязанностях? Её брат, например, спит и видит, как я прощаюсь с жизнью. Так что соображай. Итак, диван или раскладушка? Ладно, я сам выберу. Тебе — диван.

Я иду в маленькую пустую комнату, разбираю раскладушку и застилаю бельё, милостиво выданное хозяйкой. Приношу с кухни табуретку, чтобы было куда положить одежду, и раздеваюсь. Потом выключаю свет и с наслаждением вытягиваюсь на скрипучей, но горизонтальной и ровной раскладушке. Мне много не надо.

Закрываю глаза и лежу какое-то время, балансируя между сном и явью. Было бы неплохо позвонить домой, но телефонистка обязательно разрушит всю легенду и попросту меня спалит, сказав: «Три-семнадцать-двадцать восемь? Новосибирску ответьте».

А может, в Новосибе уже существуют междугородние телефоны-автоматы, те, что за пятнадцать копеек? Вряд ли… Вроде их время ещё не пришло. Я прислушиваюсь. В квартире тихо, девчонки легли.

На кухне капает кран и чуть слышно бубнит радио.

«В эфире программа радиостанции «Юность» Для тех, кто не спит»… Начинает играть музыка. Тихая и умиротворяющая, что-то типа оркестра Поля Мориа.

Надо бы встать и выключить, хотя я и так засну, причём на счёт три.

«Позвонить», — сонными всполохами играет мысль.

Позвонить, да, было бы неплохо позвонить… Рыбкиной… От этой мысли даже сон ненадолго отступает. С чего бы это? Причём здесь она? Не знаю, но от мысли о Наташке в груди вдруг становится чуть теплее. Глупости всё. Не до этого мне сейчас, если приспичит, вон две боеготовые подруги ворочаются рядом. Хорошо, не две, а одна… Хотя, может и две… Додумать эту мысль я не успеваю, проваливаясь в темноту.

Утром я просыпаюсь от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Я не тороплюсь открывать глаза. Приоткрываю их совсем чуть-чуть, чтобы появилась очень узкая щёлочка, а наблюдателю было бы незаметно. Я так умею.