Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий

— Ладно, — качает она головой. — Говори, чего хотел. Какая помощь нужна?

— Надо меня отправить в командировку. На какой-нибудь слёт, конференцию или пленум.

— Только приехал и опять? Жажда странствий?

Она хмурится.

— Да, — кисло улыбаюсь я. — Очень и очень нужно.

— Опять в Ригу? К дочери Маркусса?

— Мероприятие может быть где угодно. Чем дальше, тем лучше.

— Объясни мне, пожалуйста, я не понимаю, чего ты хочешь.

— Я хочу, чтобы ты меня прикрыла. Меня пытаются в тюрьму посадить, а я не хочу.

— В тюрьму? — изгибает она одну бровь. — Там тебе самое место.

— Ну, спасибо на добром слове. Только я совсем не шучу.

— Правда? И за что тебя преследуют? За грабёж? Или за убийство?

— Ага, — невесело улыбаюсь я, — маньяк-убийца… Нет, всё проще. Один мерзавец в новогоднюю ночь ранил моего отца. Ударил его ножом. А я избил нападавшего. Ну, и они считают, что я превысил допустимый уровень необходимой обороны. А это у нас карается довольно строго.

— Что?! — не верит она своим ушам. — Ты защищался, а они хотят тебя наказать за это? Невероятно!

— Да, закон есть закон, даже если он такой дурацкий… Ну вот я и хочу взять паузу и ненадолго уехать, а то завтра они меня уже планируют в клетку посадить.

— Погоди, а ты откуда знаешь?

— Агентурные данные.

— Ладно, давай посмотрим, что там у нас имеется.

Новицкая снимает трубку телефона и крутит циферблат.

— Лена, зайди ко мне со списком мероприятий по Союзу, — говорит она и, положив трубку, добавляет, — сейчас узнаем, что где проходит.

Через минуту в кабинет заходит Лена Иванова с пухлой папкой и большим блокнотом.

— О, Егор, привет, — кивает она.

— Привет, — подмигиваю я и замечаю, что Ирина мои вольности явно не одобряет.

— Скажи-ка нам, Елена, — говорит Новицкая, — какие есть ближайшие крупные мероприятия.

— Поблизости или в масштабах страны?

— В масштабах.

— Так… Есть в Узбекистане слёт хлопкоробов. Ташкент… Приурочен к окончанию посевной. Называется «Завтрашний день лёгкой промышленности». Начинается через два дня. Потом… Так, Новосибирск…

— Новосибирск не нужен, — перебиваю я.

— Хорошо. Вот, Москва, праздничное заседание, посвящённое сто десятой годовщине…

— Лёгкая промышленность, я так понимаю, это моя судьба, — улыбаюсь я.

— Спасибо, Лена. Дай, пожалуйста, задание, чтобы Егора оформили делегатом. Давай только прямо сейчас, по-быстрому. Он завтра поедет.

— А билеты?

— Билеты я сам куплю. Потом к отчёту приложу. Лен, слушай, а ты знаешь такую девушку, Антонину Сухостоеву?

— Да, — удивлённо отвечает она после небольшой паузы. А… а что? Почему спрашиваешь?

— Это твоя подруга, что ли?

— Нет, — растеряно качает головой Лена. — Она мне не подруга… она… Да почему ты спрашиваешь-то?

— Сейчас скажу. Просто хочу понять, кто она тебе?

— Да никто она мне. А в чём дело?

— Так, — прерывает эту перепалку Новицкая, — товарищи, давайте-ка делом займёмся. А про девушек потом будете разговаривать. Хорошо?

— Да, простите, — вспыхивает Иванова и выбегает за дверь.

— И что это за Сухостоева? — со злостью в голосе спрашивает первый секретарь.

— Обещай, что не проболтаешься. Никому, поняла?

— Что за детский сад, Егор? Ладно, обещаю. Давай, объясняй, я жду. И прежде, чем ты скажешь хоть что-то, очень хорошо подумай. Понял?

— Это невеста жениха Ивановой, — отвечаю я.

— Чего-чего? Как такое возможно? У нас что, двоежёнство разрешено?

— А жених Ивановой — это следователь, который хочет усадить меня за превышение самообороны. Я вроде тебе говорил уже. В общем, я бы и сам хотел в этом всём разобраться, но времени не хватает. Ты же её ещё не уволила?

— Иванову? По твоей просьбе? Нет, Егор, не уволила, как видишь. Слишком уж это... необычно, что ли...

— Ну ладно, до моего возвращения из Ташкента не увольняй.

— Ты думаешь долго придётся бегать от закона? — спрашивает Ирина с тревогой в голосе.

— Не знаю, Ир, до снятия всех обвинений.

— И как их снять?

Хороший вопрос, очень хороший.

— Мам, да не переживай. Экзамены мне по текущим должны поставить.

— Алла Никитична против. Зато директор школы очень даже за. Она меня недавно вызывала и сообщила, что ей из районо пришла директива меня аттестовать по текущим. Это Юрий Михайлович устроил. И потом, ты пойми, я же не развлекаться еду. Это общественная работа, и я член бюро горкома. Всё очень серьёзно. Может, я по общественной линии дальше пойду. Глядишь, до генсеков доберусь. И там уж вообще неважно будет, сдавал я экзамены или нет. А вот выступление на форуме хлопкоробов останется в анналах истории.

— Ой, да ну тебя, Егор. А чего так рано-то?

— Труба зовёт. Ладно, мам, я позвоню. Берегите себя. Пап, пока.

Почему так рано? Да потому что хочу успеть уехать до получения повестки. Надеюсь, они появятся, опомнятся и очухаются уже после отлёта московского самолёта. Впрочем, пассажира с моим именем на борту не окажется. Но ещё не факт, что они будут это пробивать.

Так-то всё гладко выглядит. Подписку я не давал, командировку мне в горкоме подтвердят. Будут ли они разводить шухер и ловить простого школьника, да ещё и активиста по всей стране? Я не уверен.

Своему адвокату Кофману я обрисовал ситуацию и пообещал звонить. Сообщил о внезапной командировке и ожидаемой повестке, последующем задержанием и так далее. Я даже Рыбкиной позвонил вчера и предупредил, чтобы до моего возвращения ни на какие дискотеки не ходила.

Словом, сделал все дела и теперь могу просто спать. Лида сидит рядом. Её поездку я согласовал с Куренковым. На сердце, разумеется, неспокойно, но я получил передышку и в ближайшие дни никто меня тронет. Значит, нужно использовать это время, чтобы найти выход. Прорубить его в гранитной тверди обстоятельств. Ведь, как известно, безвыходных ситуаций не бывает. Или почти не бывает…

Водитель, коренастый мордоворот с неприветливым лицом и вызывающим взглядом, неразговорчив. За всё время он не проронил ни слова и даже на приветствие лишь кивнул. Может немой. Впрочем, так даже лучше. Я тоже молчу, да и Лида не слишком болтлива.

Машин почти нет, мы летим из предутреннего города вдоль линий, прочерченных редкими фонарными столбами. Свет фонарей расползается по тающему сумраку уходящей ночи. Проезжаем промышленные районы. Вот химический завод, вот железнодорожный переезд…

Умчи меня, олень, в свою страну оленью…

Знобко. Тревожно…

Я начинаю проваливаться в дремоту, туда, где лесной олень обретает форму, а неведомый генерал Печёнкин гарцует на нём, как царь батюшка на параде. Перед глазами проносятся лица избитых борцов и тюбики из-под зубной пасты, начинённые бумагой, пропитанной селитрой. Всё кружится, смешиваясь в причудливых расплывчатых узорах калейдоскопа и вдруг исчезает. Автомобиль тормозит.

— Мусора, мля, — выдыхает водитель, демонстрируя, что говорить он всё-таки умеет.

Это пункт ГАИ. Блин, что же я не додумался… Надо было дождаться шести утра, а потом уже проезжать. Ночью они останавливают и проверяют всех. А после шести только выборочно.

— Документы, — проникает сквозь открытое окно голос гаишника. — Куда едете?

— Лид, разберись, — киваю я.

Она сначала тормозит, не понимая, чего я хочу, но потом кивает и, открыв дверцу, выходит.

— Товарищ лейтенант, — доносится её голос.

Удостоверение работника «конторы» не волшебная палочка, но подобные препятствия и задержки преодолевает с исключительной лёгкостью. Действительно, она почти сразу возвращается.

— Счастливого пути, — желает лейтенант и мы двигаем дальше.

Можно было обойтись и без демонстрации Лидиных корочек, но зачем нам лишнее внимание. Рожа у водилы подозрительная. Лейтёха обязательно заглянул бы вовнутрь. Девушка, юноша судя по всему, школьник и мордоворот. Мог бы запомнить или заинтересоваться. А потом: подозреваемый Брагин выехал по новосибирской трассе. Круг поиска драматично сокращается. А нам это надо? Нет, нам это не надо.