Крафтер II - Иван Ладыгин
— Вас ждут. Прошу.
Путь через коридоры ордена был будто разрезан по линейке: никаких посторонних, никаких разговоров, только эхо моих шагов да спина провожатого. Всё тут было до неприличия упорядочено. Меня от этого чуть подташнивало — но я держался.
Через пару минут мы остановились у большой двери, массивной, украшенной металлическими вставками и руническими печатями. Мужчина толкнул её без усилий, будто знал, что она ему подчинится.
— Лев Морозов прибыл, — сказал он сухо и поклонился, отступая в сторону.
А я шагнул внутрь. К Краеву. К ответам. И, возможно, к новым проблемам.
* * *
Караваев сидел в своём кабинете, развалившись в мягком кожаном кресле, и глядел в окно. За стеклом неспешно полз вечер, город зажигал огни, как гирлянду на показуху. Но его мысли были не здесь.
Он вспомнил совсем недавний, но неприятный до скрежета зубоов, разговор. Тогда в кабинет, осторожно притворив за собой дверь, вошёл Медведь. Лицо у того было серым, как асфальт после дождя, и пальцы на руках предательски подрагивали.
— Шеф… — начал Медведь, будто уже знал, что ничем хорошим этот разговор не закончится. — С магазином у фонтана не получилось.
Караваев тогда ещё не понял, о чём речь, и только вопросительно выгнул бровь.
— Мы… ну… тормознули стройку, как и было приказано. Вроде и полиция не мешала — всё было согласовано заранее. Но Морозов притащил свои… артефакты. Железки какие-то… утюг, блядь, доска… — мужчина кашлянул. — Наших разогнали к чертям. Теперь стройка идёт, как ни в чём не бывало.
Он трясся. Видно было, как изнутри подгибаются колени. И не зря.
Караваев тогда разнес пепельницу о стену, одним махом отправил ноутбук на пол, выругался так, что у секретарши в приёмной выпала ручка из рук. Он не любил, когда его планы рушились. Особенно когда рушил их какой-то выскочка с манией величия.
Но сейчас, глядя на огни города, он уже успел остыть. Подумаешь, фонтан. Просто отвлечение. Ловушка. Ничего важного. Ведь настоящей целью был завод бывшего барона Чернова.
Первоклассные станки, дорогие магические прессы, линии сборки артефактов — всё это стоило целое состояние. Когда появилась возможность срежиссировать «загадочное опустошение» — он не смог удержаться. Слишком уж соблазнительно. Деньги будто сами плыли к нему в руки.
А Морозов?.. Да кто он такой? Юнец с гонором. Баронишка, который заигрался, а остальные просто облажались. Караваев хмыкнул и поднёс к губам бокал.
— Ничего, мальчик. Мы с тобой ещё не закончили.
Глаз у Караваева задергался едва лишь распахнулась дверь.
— Только не он… — подумал он, и, конечно же, оказался прав.
В дверном проёме возник Медведь — лицо, изрезанное шрамами, широкий подбородок, синие глаза, сломанный в нескольких местах нос. Плечистый громила с шеей, похожей на перевёрнутое ведро, и вечной привычкой прятать взгляд в пол, когда дело пахло жареным. А в последнее время дело пахло не просто жареным — его будто засовывали в печь.
— Шеф… — начал Петр Медведев неуверенно и сделал шаг внутрь, — Есть новости. Про завод…
Караваев молча уставился на него. В его глазах не было ни удивления, ни нетерпения — только глухая, тяжёлая тень раздражения. Он даже не встал, только чуть подался вперёд, как хищник, чующий запах крови.
— Он пришёл. Морозов. Вальяжный, как у себя дома. Завод — всё, встал. Погрузку остановил, людей выгнал. Маги, что должны были содействовать местному директору не выходят на связь. Даже бумаги какие-то показал, типа он теперь владелец. Люди не стали связываться…
Караваев медленно встал. Медленно — как набирает силу ураган. Глаза его зажглись стальным огнём, в котором не было ни капли человеческого.
— Но мы успели много вывести! — поспешил вставить Петр, чуть пятясь. — Я сам контролировал. Станки, оборудование, слитки, даже пресс с рунами. Мы почти весь нижний склад вычистили!
Глухой, хлёсткий звук. Медведь даже не понял сразу, откуда удар. Только спустя миг, когда боль рванула по плечу и челюсть обожгло адским огнём, осознал: Караваев всё-таки сорвался.
— Ты приносишь мне одни убытки…
Но мужчина уже не слышал — он полз к двери, оставляя за собой следы крови. Щека распухала прямо на глазах, и рука висела, как чужая.
Караваев стоял посреди разгромленного кабинета, тяжело дыша, будто сдерживая что-то, что рвалось наружу. Все планы рухнули. Сначала фонтан, теперь завод. Морозов не только мешал — он уже знал, кто стоял за саботажем.
— А значит, скоро придёт… за мной…
Он подошёл к столу, сорвал трубку с ретротелефона и набрал номер начальника охраны.
— Кольцов, слушай внимательно, — прохрипел он в трубку. — Полная мобилизация. Всех. Закрыть офисы, склад, виллу. Расставить посты на подъездах, на крышах, в подземке. Весь персонал — по тревоге.
— Проблемы, Виктор Сергеевич? — послышался голос на другом конце провода.
— Нет. Пока ещё нет, — зло процедил Караваев. — Но будут.
Он бросил трубку, подошёл к окну и всмотрелся в огни вечернего Севастополя. В его глазах плескалось что-то жгучее и смертельно решительное. Заварушка будет знатная. Если Морозов хочет войны — он её получит.
Глава 23
Краев стоял у массивного дубового стола, заваленного пергаментами и картами с красными пометками. Его фигура, затянутая в мундир из грубой ткани цвета воронова крыла, казалась вырезанной из ночи. На плечах — эполеты с серебряными нитями, на груди — медали и прочие знаки отличия. Он явно решил сегодня быть при параде.
Его лицо… Оно сейчас сияло пониманием, что происходит нечто важное. Глаза — два обсидиановых клинка — вонзились в меня, но в уголках его губ дрожала тень улыбки.
— Ну, наконец-то, свидились, барон! Никак не мог до вас добраться. Дела, понимаете ли… — его голос прозвучал, как скрип двери в заброшенной часовне.
Он протянул шкатулку. Дерево, тёмное, как провал в памяти, было покрыто резьбой — сцены битв, где воины сражались с тварями, у которых вместо глаз горели звёзды. Внутри, на алом бархате, лежал орден. Двуглавый орёл, отлитый из чёрного серебра, сжимал в когтях треснувший магический кристалл. От него исходило едва уловимое свечение — фиолетовое, как мои руны.
Я взял награду. Металл был холоднее льда, тяжелее вины. Орден пах сталью, ладаном и… пеплом. Таким запахом обычно пропитаны руины после ритуалов, когда земля выжжена до стекла.
— Красиво, — кивнул я, переворачивая орден. На обороте —
