1977 - Александр Скок
И все-таки не выдержал, поднял глаза. Встретились взглядами. Секунда – как вечность. В ее глазах – все желание горело открытым пламенем, все слова были лишние. Понял – сейчас или никогда. Встал резко, руку ее в свою ладонь заключил, пальцы сплел крепко-крепко, и потянул к себе. И вот мы уже не чай пьем чинно-благородно, а накинулись друг на друга прямо посреди кухни.
К черту это платьице белое, ангельское. Рванул ткань грубо, одно движение – и оно змеей на пол соскользнуло. Рубашка моя следом полетела, пуговицы по полу запрыгали. Брюки туда же и трусы наши – к одежной куче. Аньку подхватил на руки, легкая совсем, как перышко, и на стол кухонный усадил, прямо посреди чашек и огрызков печенья. Толкнул осторожно. Развалилась передо мной, вся открытая, вся моя.
***
– Да тише ты! Не стони так… соседи ведь…
– Плевать.
***
Анька плескалась в душе, а я сидел на кафеле голой задницей, возле самой ванны, и дымил, зажав в пальцах тяжелую отцовскую пепельницу. Выжатый, словно чайный пакетик, который в общаге студенты умудрялись заваривать по третьему кругу.
Шторка колыхалась, скрывая Анькино тело, и мне являлся лишь размытый, зыбкий силуэт. И я нет-нет, да и бросал взгляд в ту сторону, прикидывая, стоит ли идти на еще один заход или на сегодня, пожалуй, хватит.
Сигаретный дым лениво вился к потолку, и я размышлял о том, что все-таки секс с Анькой – это как вспышка сверхновой на фоне тусклого мерцания старой лампочки Юли. С женой… точнее, с бывшей женой, все было до обидного пресно. Словно мы с ней годами колесили по захолустным сценам, отыгрывая заезженную пьесу перед равнодушными зрителями. Профессионально, без фальши, но и без искры. Отработали номер – и в гримерку, готовиться к завтрашнему такому же спектаклю.
А сегодня… Сегодня словно дали другую роль. Другую пьесу. Других партнеров по сцене, от которых искры летят, и ты вдруг понимаешь, что театр – это все-таки магия, а не рутина. И что в этой игре еще есть краски, и глубина, и какой-то чертов смысл, который ты уже почти разуверился найти. И вот этот новый спектакль – он как хороший виски после разбавленной водки. Обжигает, бодрит и заставляет вспомнить, что жизнь в сущности, не так уж и плоха, даже если сидишь голым задом на холодном кафеле, а пепельница забита окурками.
Подарок Ани удался.
Стоп.
Но почему Анька погибла в автокатастрофе? Ведь она не должна была ехать с родителями в Лабинск. Она не поехала бы с родителями, потому что позвала меня в гости. Она бы осталась дома. Следовательно, несколько часов назад не было бы никакой записи о смерти Ани в домовой книге.
Но запись была.
Я затянулся и выпустил дым в потолок.
Ведь даже если я сегодня не пришел бы к ней в гости, она бы никуда не поехала. Ведь я повлиял на прошлое, на жизнь Ани. Ее смерть 04.01.1978 года в автокатастрофе стала невозможно с того момента, когда Аня позвала меня в гости, а я сказал, что приду, хотя знал, что этого не будет.
– Ерунда какая-то… – пробормотал я себе под нос, почесывая пальцем лоб.
– Что ты сказал? – донеслось из-за шторки.
– Говорю, подарок твой просто супер. Спасибо.
Аня хихикнула.
– Вообще-то я тебе его еще не подарила.
Дззззз. Дззззз.
– Что это? – спросил я.
– В дверь звонят.
Дззззз.
Я замер:
– Не будем открывать. Дома никого нет.
Анька снова хихикнула. Но потом вдруг тревожно произнесла:
– А что если это родители вернулись?
Я смял сигарету в пепельнице и поднялся. Анька выключила воду и сгребла шторку в сторону, выглядывая наружу.
Прислушались.
– Ты дверь закрыла?
– На щеколду.
– Молодец, что на щеколду, – пробормотал я. – Если это родители, то не откроют. Успеем одеться.
– Наверное, соседи, – едва слышно сказала она.
– Может, и они. Дали мы с тобой жару конечно…
Я осторожно открыл дверь ванной.
Дззззз.
Дззззз.
Дззззз.
И следом настойчивый стук.
Мы тихо прошли в прихожку. Я совсем голый, Анька в одном лишь полотенце.
– Милиция! Открывайте! Он здесь! Мы знаем! – глухо донеслось из-за двери.
Дззззз. Дззззз. Дззззз.
Глава 18
Я понял, что они по мою душу. Анька – нет. Она собралась открыть, но я остановил.
– Нельзя. Голая. Куда?
Остановил не по этому. Нельзя открывать. Нельзя впускать милицию. Это будет мой конец.
Помчалась в кухню одеваться. Я – следом. Думал по ходу дела как выкручиваться.
Вариантов нет. Только прыгать в окно. Но высоко. Четвертый этаж. Разобьюсь или ноги поломаю, далеко не уйду – догонят, скрутят.
Милиция… Откуда менты узнали, что я здесь?
Я в прихожке первый. Анька – следом, босая, в своем белом платьице, без трусов. Смотрели глупо друг на друга.
– Не открывай, – сказал я.
– Почему? Просто они ошиблись адресом.
Дззззз. Дззззз.
Она шагнула к двери, я тоже сделал шаг – отрезал ей путь. Анька посмотрела мне в глаза непонимающе.
– Сереж, ну почему?
Я облизал пересохшие губы. Сказать ей правду, что я из будущего? Или солгать? Что солгать? Что меня приняли за фальшивомонетчика, хотя никаких липовых купюр не было? Что купюру из будущего милиция приняла за фальшивку?
– Сергей открывай! – за дверью послышался голос Аниного отца.
– Папа?
– С тобой все в порядке?
– Да!
– Сергей, открывай. Не дури! – сказал отец.
– Послушай, Ань… – едва слышно начал я. – Они думают, что я преступник. Но это не так. Я ничего плохо не сделал.
– Тогда тебе нечего бояться. Все образумится. Папа поможет. Он же следователь. Мы во всем разберемся.
Я замотал головой и усмехнулся от того, какая Анька наивная. Чистая душа. Она даже не может помыслить, что никто теперь не будет разбираться хороший я парень или плохой. Они уже все решили, я – преступник. Дело заведено, маховик запущен, теперь просто это дело нужно закрыть, чтобы всем хорошо жилось.
Наверное, даже ордер на мой арест есть.
