1977 - Александр Скок
– Да проститутка она! Охи и ахи каждую ночь!
Дальше бабульки разразились жарким спором, обсуждая в деталях моральный облик жильцов восемьдесят шестой квартиры, а я уже двинул к темному зеву подъезда.
План формировался в голове на ходу, ступенька за ступенькой, по мере того, как поднимался вверх. В лоб требовать домовую книгу – бессмысленно. Никто в здравом уме не доверит ее первому встречному подозрительному типу. Нужно зайти издалека, сыграть роль человека, ищущего родственников. А затем плавно перейти к этой проклятой книге. Лишь бы она вообще существовала в природе, лишь бы сохранилась где-то в пыльных недрах квартиры, не выброшенная за ненадобностью, как ненужный хлам молодыми жильцами. Лишь бы мне повезло.
Снова ее этаж. Ее квартира. Постучал в дверь.
Мне открыла девица. Молодая – лет двадцати, с личиком куклы и губами, раздутыми силиконом. Симпатичная, спору нет, фигурка – выточенная, как у манекена. Одета в обтягивающие лосины, которые обрисовывали каждый изгиб молодого тела, и ярко-оранжевый топ.
– Здравствуйте. Я… я дальних родственников ищу… они раньше жили в этой квартире. Вы… Анну не знаете? Она… жила здесь раньше.
Девица уставилась на меня, как на таракана, выползшего из щели. В глазах – пустота, прикрытая тонкой пленкой скуки.
– Нет, не знакома. Здесь точно таких нет.
– Ей должно быть сейчас около шестидесяти.
– Может, вам у прошлых хозяев спросить? Мы просто два года назад купили эту квартиру.
– А у вас есть их номер? Вы бы меня очень выручили.
– Знаете, все дела решал мой муж. Он сейчас на вахте. Хотя… недавно у него телефон заглючил. Все контакты слетели. Не смогу вам помочь.
Прихожая за ее спиной зияла стерильной пустотой современного ремонта. Дорого, безвкусно и бездушно. Ни следа от интерьера Аниной квартиры.
– Как жаль, как жаль, – пробормотал я. – А может, в домовой книге есть запись куда выбыли? Посмотрите, а? Вы бы меня очень выручили.
– Ну не знаю даже… Домовая книга? Что это?
– В ней делают записи о жильцах квартиры. Она у всех обычно есть. Посмотрите, пожалуйста.
– Ой, как все сложно, – хохотнула девушка. – Я не знаю, где она. Да и вообще, может и нет ее у нас.
– А вы узнайте у супруга. Прошу вас. Мне очень нужно найти родных.
Девушка помялась несколько секунд, а потом протянула:
– Ну, хорошо. Проходите.
Связавшись с мужем, она ушла в комнату, стала где-то рыться. Спустя томительные мгновения, она вернулась, держа в руках пыльную, потрепанную тонкую тетрадь. Домовая книга. Пальцы ее, с алым лаком на ногтях, раскрыли нужную страницу. Я наклонился ближе, вглядываясь в выцветшие строки, пока не увидел – вот оно. Дата смерти: 04.01.1978 год.
Четвертое января. Цифры вспыхнули в сознании, словно зловещие огни, обжигая холодом. Четвертое января… День, когда я обещал прийти к Ане в гости. Секунда, другая – и вдруг, будто удар под дых, осознание. Стоп. Что за чертовщина?! Это же… это должно случиться сегодня. Сегодня, там, по ту сторону Портала, 4 января 1978 года! Если я не появлюсь в гости, Аня сядет в машину к родителям, и они поедут… поедут к чертовой родне в Лабинск. И тогда… тогда произойдет непоправимое. Авария. Кровь на асфальте. Искореженный металл.
Сердце заколотилось в груди, как пойманная птица. Щелчок камеры телефона запечатлел роковую запись. Поблагодарив девушку сдавленным голосом, я рванул прочь, будто одержимый, полетел по лестнице вниз, пропуская ступени под ногами.
Моя старая «Девятка», это дребезжащие ведро с гайками, взревела, повинуясь нажатию на педаль газа до самого пола. Городские улицы замелькали за окном, сливаясь в размытые пятна.
Двадцать минут – и вот они, дачи.
Резко затормозив у своего забора, я выскочил из машины, захлопнул дверцу с грохотом, быстро переоделся, и не раздумывая, шагнул в Портал.
Я слетел вниз по скрипучей лестнице сарая, толкнул дверцу и вывалился наружу, в стылый зимний день.
Щ–ЩЕЛК!
И тут же – адская, обжигающая боль пронзила правую ступню. Меня швырнуло на снег. Боль была не просто болью – это был раскаленный металл, впивающийся в плоть, проникающий до костей, отзывающийся эхом в каждой клетке тела. Я не смог сдержать крика – дикого, звериного вопля, вырвавшегося из груди против воли. Извиваясь на боку, словно червь на сковородке, я посмотрел вниз. Моя ступня… моя ступня оказалась зажата в ржавом капкане! Какого черта?!
Рычание сорвалось с губ. Проклятья, словно сгустки ядовитого дыма, вылетели в морозный воздух.
– Твою мать! Твою мать! Твою мать! А-а-а-а-а!
Хриплый голос раздался совсем рядом.
– Ну, что, попался? Вор-рюга.
С трудом повернув голову, я увидел над собой грузную фигуру, закутанную в тяжелый тулуп. На голове шапка-ушанка, уши которой нелепо торчали в разные стороны. В руках у мужика – огромная лопата для уборки снега.
– Ты кто?! – застонал я.
– Хозяин дачи. А вот ты – кто? Давно я тебя заприметил. Ишь, повадился ко мне ходить! Шо забыл в моем сарае?
– Портал там у меня. В будущее! – проговорил я. – Слушай, мужик, капкан свой сними! Больно! А-а-а-а-а!
– Не сниму, пока не скажешь все как есть. А ну говори, собаченок! Что в моем сарае делал?
– Нычка! Схрон там у меня! А теперь снимай, мужи-ик!
– Что прячешь?
– Сними и скажу! А-а-а-а-а!
– Ну, тогда я повременю. Никуда не спешу. Вижу и ты тоже, да?
Мужик не спеша сходил в сарай за ведром, сел на него рядом со мной и закурил. Боль в ноге уже притупилась, хотя она все еще чертовски неприятно ныла. Насчет времени мужик прав. Он никуда не спешил, а вот я…
– А ты не мент бывший случайно? – спросил я.
– Кто-кто?
– В милиции не работал?
– Нет.
– Методы у тебя еще те.
– Скажи спасибо, что ружье не достал. Мог ведь и пальнуть. И был бы прав.
– Ладно, мужик, скажу. Только отпусти потом. Вопрос жизни и смерти. Если не успею, их смерть на твоей совести будет.
– А ты мне не угрожай! В совесть меня тыкаешь. Ишь ты! Откуда тебе знать, что такое совесть, ворье?
– Не воровал я у тебя. Тайник в твоем сарае. Деньги прячу. От жены.
– Брешишь собака!
– Нет. Снимай свой капкан! Покажу.
Мужик посмотрел на меня с прищуром, пару раз глубоко затянулся.
– Где тайник?
