Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий
Бронислав оказался неплохим пареньком, и слабаком отнюдь не был. Мать воспитывала его так, как и подобало потомку знатного рода. Он и на коне скакал, и работать клинком умел. Правда, делал он это скорее эффектно, чем эффективно, но я и такого не ожидал от мальчишки, выросшего на загородной вилле. Небезнадежен наш император, в общем. Пару часов в день мы с ним фехтовали и стреляли, и даже князь-епископ пальнул несколько раз из подаренного мной маленького пистолета. По вечерам после ужина мы садились рядом с его Блаженством и слушали, слушали, слушали. До чего же изменился мир! Я, еще недавно обладавший кругозором уличного воробья, перелетавшего с одной коровьей лепешки на другую, только успевал запоминать факты, фамилии и цифры. Слишком многого я не знал, проводя время в походах и муштруя войско, которое готовил к новой войне.
Я разместил и пороховое производство, и кузни, и литье в Карпатах, под защитой Торуньского замка, объяснив это просто: а вдруг заклятые друзья узнают наши тайны, и мы лишимся стратегического преимущества. А там на три дня пути ни одной живой души, кроме лесного зверья. Белые хорваты после двух походов кочевников из тех земель ушли на север, от греха подальше.
— Халифат Абассидов рассыпался на куски полвека назад, — рассказывал князь-епископ, цедя подогретое вино с медом и специями. — На его месте теперь множество властителей, самым сильным из которых является багдадский халиф, а самыми богатыми — наши дальние родственники из династии Надиршахов. Цепь государств, вассальных княжеств и торговых факторий тянется от Островов пряностей через Сингапур, Суматру и Сихалу, которую местные называют Шри-Ланка. Оттуда корабли идут в южные порты Синда, а уже из них проходят через Сокотру и Красное море прямо к Святославлю Египетскому, что стоит в самом устье Великого канала. После него — Александрия, крупнейший склад и оптовый рынок в мире.
— Это что же, весь доход от пряностей Египту достается? — нахмурился я.
— Нет, — покачал головой Яромир. — Египет не может жить без товаров Севера, поэтому было принято решение о равных долях в этой торговле. Южане лет сто назад попробовали наложить на нее лапу, но тут же остались без шелка, железа, дерева и сбыта своего зерна. А на море вышел ромейский и словенский флот, и полностью парализовал их порты. В провинции Африка тут же зашевелились люди, которые начали кричать, что нечего кормить Александрию, они, мол, и так замечательно проживут. В общем, императоры юга намек поняли правильно.
— Почему Феофил Константинопольский не сокрушит султанат Тулунидов? — спросил я. Это всего лишь Сирия, Финикия и Палестина. Дамаск, Антиохия и Иерусалим до сих пор в руках мусульман! Не понимаю! Неужели они так сильны?
— Скорее, это Феофил слаб, — ответил князь-епископ. — Восток всегда раздирают ереси, и императоры балансируют, как ярмарочные плясуны на канате. Едва задавили иконоборчество, как тут же, словно пожар, распространилось павликианство. Я вас уверяю, царственные, что простому крестьянину плевать на тонкие богословские материи, но ему не плевать на размер податей. Павликиане тоже отрицают поклонение иконам, называя их идолами, и не почитают Крест святой, думая, что он простое орудие казни.
— Но ведь смысл совсем не в этом? — догадался Бронислав.
— Конечно же, нет, — покачал головой Яромир. — Они выступают против роскоши церкви, расходов на ее содержание, а особенно на ее прелатов. Они требуют восстановления простоты обрядов и равенства верующих в общине.
— И сколько их там? — прикинул я масштаб трагедии. В моей прошлой жизни усмирение павликиан закончилось чудовищной бойней. Целые провинции опустели.
— Да скоро половина страны павликианами будет, — развел руками Яромир. — Они готовы переметнуться к мусульманам и платить джизью, лишь бы не исповедовать православие.
— Да, дела-а, — протянул я. — Феофила спасет либо снижение расходов, либо повышение доходов. На первое он не пойдет, а второе ему не светит.
— Вот потому-то он и не ввязывается в большую войну, — пояснил Яромир. — Если он объявит новый налог, то получит войну внутри страны.
— А Юг? — жадно спросил я. — Что сейчас происходит там?
— Да там уже очень давно ничего не происходит, — удивленно посмотрел на меня князь-епископ, — и происходить не может. Это же большая деревня с ярмаркой, от Синая до Гибралтара. Вот и все, что тебе нужно знать об этой земле. Зерно, оливковое масло, хлопок и сахар. Больше там и нет ничего интересного. Из полезных ископаемых — только нильская грязь. Александрийские императоры когда-то добирались до нубийского золота, но те времена давно прошли. Александрийский флот намного слабее, чем наш флот и флот Феофила. Мы рубим хороший лес в Альпах и сплавляем его по рекам до самой Аквилеи. Там он сушится несколько лет, и только потом из него строят корабли. Я тебя уверяю, мне не мелочимся, когда продаем их нашим южным родственникам. Они платят полную цену.
— А Британия? — вспомнил вдруг я. — Там что происходит?
— Упустили мы викингов этих, — поморщился Яромир. — Они активно лезут в морскую торговлю. Мы периодически даем им по носу, но они настойчивы и хитры. Британцы перевиты родственными связями с королями Дании и Ирландии. А вот теперь и в Норвегии ярл Харальд Прекрасноволосый объявил себя конунгом. Недовольные бегут оттуда в Исландию, Гренландию и Америку.
— Гренландию и Америку уже заселяют? — я даже рот раскрыл от удивления. Эта информация как-то не доходила до меня. И в «Известиях» об этом ни слова. Там все больше пишут о новых фасонах платьев Асфеи Антиповны.
— Открыли давно, но заселяют только лет сорок как, — кивнул князь-епископ. — Гренландия — это просто перевалочная база перед походом на Винланд. Так скандинавы называют Америку. Не понимаю, зачем они туда плывут. Холодная земля, почти бесплодная, заселенная дикарями. Для нас там нет ничего интересного.
— Я бы так не сказал, — покачал я головой. — Это на самом севере Америки холодно. Южнее — благодатнейшие земли. Там есть все: пастбища, железо, уголь и нефть. Нам нельзя отдать это. Займемся потом, когда решим насущные проблемы.
— Да, — кивнул Яромир. — Папа Либерий — вот наша настоящая проблема. Я попросил, чтобы паракимомен Агафон привез образцы документов времен императора Константина и знающих людей из своей канцелярии. Неужели, это правда, Станислав, и Константинов дар — подделка? Я просто не могу в это поверить. Папы ведь всех епископов Запада под свою руку привели. Нас даже из Британии выбросили.
— Еще какая подделка, — уверенно кивнул я. — И поверьте, ваше Блаженство, мы выжмем из этого поганой истории все до капли.Кстати, паракимомен — это кто еще такой? Переводится как «спящий рядом».
— Это евнух, постельничий императора, который является сейчас высшим должностным лицом государства, — ответил Яромир. — Очень неглупый человек. И очень опасный.
— А щит? — спросил вдруг я. — Щит императора Само на вратах Константинополя еще висит?
— Висит, но не тот, — покачал головой Яромир. — Настоящий в святой Софии хранится как реликвия. А на ворота каждые пять лет новый вешают. Его же паломники целуют, когда в город заходят. Вот лет на пять только и хватает.
— Что, прямо до дыр? — удивился я.
— До дыр, — кивнул князь-епископ. — Настоящий щит хранят как зеницу ока. Он же символизирует священное право государей на трон. Чуть какой полководец пытается себя императором объявить, а воины у него и спрашивают: а ты щит на врата прибил, чтобы на себя пурпур надевать? Или, может, отец твой его прибил? Или дед? Нет? Тогда бунтовщик ты, а не император! На копья тебя! Очень удачно государь Само с этим щитом придумал, на удивление просто.
* * *Старый дворец Диоклетиана напоминал скорее небольшой город, обведенный неприступной стеной. Государи покинули его еще лет сто назад, когда Мечислав Великий вернул столицу в Братиславу, но императоры Севера по-прежнему выделяли немалые деньги на его содержание. Зачем? Ну, иногда сюда выселяли какого-нибудь особенно буйного великого князя, который заканчивал свою жизнь в окружении красивых рабынь и собутыльников. И именно здесь проходили съезды Золотого Рода, что больше напоминали заседание какого-нибудь совета директоров. Ведь, как ни крути, сегодняшняя Римская империя — это скорее закрытое акционерное общество, чем страна.