Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь
— Сухонин пока выглядит самой очевидной кандидатурой, — сказал я задумчиво, словно прямо сейчас прикидывал возможные варианты. — Опыт есть и не только в госбезопасности, а если авторитет сумеет заработать у тех, кого мы подберем в отдел… Но, думаю, это стоит решать уже летом.
— Почему летом?
Потому что я успею смотаться в Харьков и поговорить с бывшим начальником отдела.
— Как раз прибудут первые новобранцы, и можно будет посмотреть, как Сухонин с ними работает, — терпеливо объяснил я. — Пока я даже не успел понять, как он с старшим лейтенантом Макухиным обращается, одни поездки и подготовка к смотру… Лейтенант Буряк не показатель, она изначально себя видит только подчиненной, а как тут было раньше, я не знаю.
И выжидающе посмотрел на полковника.
— Как-как… обычно было, — проворчал он, не клюнув на мою наживку. — Не вникал я в дела твоей «пятки», Женька ею занимался, да и потом не до неё было…
Женька — это, конечно, Евгений Воронов, тот самый майор, спасавший задницу Чепака от многих неприятностей и умерший на боевом посту.
— Вот видите, Трофим Павлович, а сейчас вы требуете решить, кто из сотрудников управления достоин занять должность, хотя я здесь провел всего лишь два месяца.
Ещё мне приходилось учитывать вероятность того, что Чепак по какой-то причине будет противодействовать любым моим планам. В том числе и планам назначить начальником пятого отдела капитана Сухонина — я, конечно, тянул время, но мысленно уже был готов сделать представление, поскольку иметь в ближайшие годы на этой должности лично благодарного тебе человека, который ещё и обладает правильными взглядами на тотальную украинизацию, дорого стоит. Но с Чепака станется подставить Сухонину подножку — просто из чувства противоречия, — и навсегда испортить карьеру этому хорошему, в принципе, человеку.
— Ладно, пусть так будет… — он вильнул взглядом, правда, выглядел при этом не очень довольным.
— Трофим Павлович, а что за спешка? — поинтересовался я. — Почему вы хотите уже сейчас назначить начальника отдела?
Он помолчал. Я видел, что он колеблется, но потом всё-таки решился.
— Потому, Виктор, что мне осталось куковать на этом посту месяц, — сказал он. — С первого июня меня переводят в управление по Украине, а у вас тут будет новый начальник, которому я хотел бы передать дела так, чтобы никто не подкопался.
Я мысленно порадовался за Чепака — его мечта о Киеве всё-таки сбылась.
— Думаю, ваш сменщик не обидится, если эту проблему вы оставите ему, — к тому же она будет меньшей из тех проблем, которые он получит после переезда в Сумы. — Там уже и отдел будет почти укомплектован, может, даже вы успеете утвердить. Месяц — большой срок.
— Да, большой, — согласился он. — Не то, что в прошлый раз…
Ага, помню — прямо из управления, в чем был. Впрочем, теперь он точно получит генеральские погоны. И, может, не забудет, кто ему помог их получить. Я почему-то был уверен, что решение в Киеве приняли после того смотра, а Семичастного с комиссией гоняли, чтобы на месте посмотрел, чья недоработка привела к смерти подозреваемого. Но бывший председатель КГБ СССР, видимо, доложил всё в нужном для Чепака ключе.
— А известно, кто вас заменит?
— Известно, конечно, не тайна. Полковник Петров, Юрий Владимирович, он в центральном аппарате служит, но опыта работы на земле у него маловато…
Мне это имя определенно было знакомо, причем именно мне, а не «моему» Виктору. Правда, вспомнил не сразу — пришлось серьезно напрячь извилины, но я справился. На волне популярности одного сериала про Чернобыльскую аварию мне довелось редактировать книгу на эту тему, и там приводился список следственной группы, которая была создана по горячим следам. Петров этой группе представлял управление КГБ по УССР, а запомнился он мне как раз именем и отчеством — вернее, их полным совпадением с именем-отчеством Андропова. Про его деловые качества в книге не было ни слова, а в интернете информации о нем — кот наплакал. Работал в КГБ с начала пятидесятых, служил в контрразведке, то есть во втором управлении, специализировался по транспорту. Когда случился Чернобыль, Петров был уже зампредседателя украинского Комитета, то есть сейчас его отправляли в областное управление набираться нужного опыта и стажа для нового карьерного скачка. Вряд ли он в Сумах надолго, но на мой век его точно хватит. Впрочем, в любом случае это те перемены, которые, скорее всего, к лучшему — теперь моим начальником будет не сомнительный диверсант Чепак, не сумевший расстаться с прежними привычками, а человек, имеющие некую «мохнатую руку» на самом верху республиканского комитета. «Рука», наверное, не всесильная, но её возможностей может быть достаточно, чтобы прикрыть от разных напастей полковника Петрова и некоего капитана Орехова.
Кроме всего прочего это означало, что игра полковника становилась максимально прозрачной. Запрет на разработку «заукраинцев» действует ровно месяц и означает, что Чепак хочет спокойно и без треволнений досидеть до переезда. Правда, если он подтвердит запрет и с нового места работы, придется унять желание перевернуть Украину вверх дном — вряд ли покровители Петрова одобрят такой перформанс со стороны его заместителя. [2]
* * *
От Чепака я уходил довольный жизнью. К тому же под самый конец разговора мне удалось вклинить информацию о матери «моего» Орехова и о том, что было бы неплохо поспособствовать её переезду в более комфортабельное и, главное, отдельное жилье. У областного управления КГБ, правда, собственных фондов не было, но у полковника за столько лет в Сумах накопилось достаточное количество должников во всяких горисполкомах и прочих обкомах, чтобы эта проблема была для него и не проблемой вовсе. Он обещал посодействовать.
Ещё меня радовали надвигающиеся выходные. Конечно, первого мая придется подежурить, но нас хотя бы не заставляли ходить колонной под красными транспарантами. Так что я надеялся на несколько дней отдыха от всех этих забот, а также думал, куда приложить свой умище. Но судьба всё решила за меня — у подъезда меня ждал, подпрыгивая от нетерпения, Сава, который сразу же кинулся ко мне.
— Сав, если ты пришел поздравить меня с днем рождения, то ты опоздал, оно у меня в феврале было, — сказал я по возможности грозно. — Что случилось-то?
Пришлось его и придержать малость, чтобы не получить объятия по полной программе. Сава несколько раз пытался что-то сказать, но его переполняли эмоции, и справился он лишь с третьей попытки.
— Меня в Киев берут! — выпалил он. — У тебя тот портвейн остался?
В целом, мне, конечно, было пофиг, куда его берут и зачем, но я понимал, что просто так отделаться от приятеля невозможно, а потому пригласил к себе. Правда, портвейн я забраковал, возбужденного Саву затащил на кухню, поставил чайник, сел перед ним за кухонный стол — одновременно вспомнив, что так я сидел перед полковником Чепаком и своим внезапно объявившимся отцом — и коротко бросил:
— Рассказывай.
