90-е: Шоу должно продолжаться 13 (СИ) - Фишер Саша
— Но ты же понимаешь, что если на повестке дня встанут деньги, то… — Сэнсей многозначительно приподнял бровь.
— Вот когда встанут, тогда и разберемся, — легкомысленно отмахнулся я.
Чертовски соблазнительно было ухватить за шкирку так удачно подвернувшегося Сэнсея и реализовать вот ту самую стратегию, частью которой была его скво Аня. Даже если «Папоротник» сейчас где-то на излете популярности, выжать из этого можно ого-го какие суммы. Вот только… В голове тут же возник список дел. Найти музыкантов, устроить тотальный обзвон, составить план гастролей, афиши, билеты, рекламная кампания… А еще и, я уверен, все это будет подогреваться и сопровождаться скандальными публикациями о распаде группы. Что с одной стороны сыграет этим самым гастролям на руку, с другой — обязательно повлечет и всяческие конфликтные ситуации. В список дел тут же добавился пункт «охрана и безопасность», которыми я пока что легкомысленно пренебрегал. Но гастроли Сэнсея — это уже «большой шоу-бизнес», а значит — дополнительная головная боль. И весь этот ворох дел обязательно вынудит меня отказаться от того, чем я сейчас занимаюсь. «Ангелочки», наш медиа-холдинг, будущая модная площадка «Африка»… В общем, стопудово потребуется положить совочек и формочки новокиневской «песочницы», засучить рукава и начать черпать… гм… всякое. Полной ложкой.
Хочу я этого?
Сложно сказать.
Какая-то часть меня азартно выкрикивала с дальних рядов подсознания: «Да-да-да! Это же офигенный шанс! Рви вверх, докажи всем, что ты самый крутой в этой части света!»
Я посмотрел на Сэнсея. Он улыбался, но выглядел все еще потерянным. Будто в голове как заполошные белки носились друг за другом пара мыслей, и обе они были вовсе не о грядущем успехе на много денег.
«Хороший человек Сэнсей», — подумал я и ободряюще похлопал его по плечу. Здесь в девяностые он оказался одним из тех людей, на которых я, можно сказать, равнялся. Точнее, не совсем так. Он как-то всегда очень вовремя появлялся и говорил нужные слова. Настало время отдавать кармические долги.
Да нет же, черта с два!
Сэнсей всегда был тем человеком, которого я воспринимал как друга и наставника что ли. Не самого, может быть, близкого, в силу разных городов. Просто он не был «моим птенцом», как я думал про «ангелочков». Но точно был тем человеком, которому я бы точно помог спрятать труп.
Ну да, ну да. Тот самый мем, от которого меня неизменно бомбило. «Настоящий друг — это тот, кто поможет тебе спрятать труп». И начинается измерение линейкой всех окружающих друзей на «настоящесть». Подготовил ли пилу, есть ли у него три пакета… Корявая история. Настоящий друг — это не тот, кто тебе что-то там должен. Настоящий друг — это тот, которому ТЫ поможешь спрятать труп.
И вот сейчас я смотрел на Сэнсея и понимал, что вот он как раз и есть тот человек.
И что пофиг мне, сколько там прибыли извлечет из него хитрожопый и оборотистый Василий, и достанется ли из этого потока хоть что-нибудь мне.
Но вот в чем я точно был уверен, так это в том, что Василий в дело Сэнсея включится со всем возможным рвением.
— Ты замолчал, — прервал повисшую паузу Сэнсей. — Сложные мысли?
— Уже нет, — покачал головой я и подмигнул. — План все еще остается в силе. Ты сейчас идешь в спальню, накрываешься одеялом и засыпаешь. А утром я довожу тебя до Василия и оставляю вас наедине. Обсуждать проценты, рабочие часы и прочие важные и нужные вещи.
— А ты? — спросил Сэнсей.
— А меня уже ангажировала Наташа, у нее там какая-то сумасшедшая идея, которую нужно срочно-немедленно обсудить, иначе мир рухнет, — засмеялся я.
— Ты же понимаешь, что я тоже в деле? — серьезно спросил он. — Люблю сумасшедшие идеи и все такое… А то у меня создалось ощущение, что ты… как бы это сказать? Пытаешься от меня отделаться.
— Как раз наоборот, — улыбнулся я. — Ты сегодня уже задевал тему денег и дружбы. Я все взвесил и понял, что ты мне больше нравишься другом, а вовсе не курицей, несущей золотые яйца. Так что буду не против, если всю прибыль из твоей сложной жизненной ситуации извлечет Василий. А я буду втягивать тебя в сумасшедшие идеи, трепаться о высокой философии на кухне и заниматься прочими вещами, которыми обычно занимаются друзья. Как-то так, если по-простому.
— Я ведь уже говорил, что в тебе есть что-то демоническое, да? — Сэнсей расправил плечи и расслабленно откинулся на спинку стула.
* * *— Луна-парк сюда приезжал, — сказал Бегемот, пиная валяющийся на дорожке фантик. — Мне лет семь тогда было, что ли. Или меньше…
— Да, точно, — Света остановилась рядом со статуей пионерки с собакой. Почти целой еще, только рука отломана. — Жвачки «Педро», комната страха. Конфетки эти странные, кисленькие.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Наташа.
— Серьезно? — удивился Бегемот. — Мне кажется, что в луна-парке тогда вообще все были! У нас весь двор туда точно ездил, и пацаны, и девчонки. И взрослые тоже, хоть и делали вид, что только из-за детей сюда едут!
— А, понятно, — Наташа хмыкнула. — Меня в такие места не водили никогда.
— А я там колечко выиграла, — Света погладила пальцем ствол старого дерева, на котором когда-то давно вырезали ножом «Любка+Сережа». Здесь явно раньше стояла скамейка. Но в этот раз ее или не вынесли со склада. Или увезли в какое-то другое место. — Там был такой аттракцион, где нужно было шарики бросать. Много шариков сразу. Они попадали в лунки с номерами, а потом ведущий смотрел, что выиграла эта комбинация. Обычно были пакетики вот с теми самыми квадратными кисленькими конфетками или жвачка. Но там еще стояли игрушки всякие. А мне выпало колечко с розовым камешком. Мне все девчонки во дворе завидовали. До сих пор дома хранится…
Парк «Юбилейный» от нашего «Буревестника» был совсем даже недалеко. Пацаном я там неоднократно был, и среди моих тогдашних друзей этот парк котировался выше остальных. Он был здоровенный, диковатый, там было полно укромных полянок и непролазных джунглей. Ну и карусели всякие тоже были, не без того. Только вот этой весной он так и не открылся. Карусели так и остались стоять неподвижно, их даже на зиму никто не потрудился законсервировать. Никто не озаботился всякими мероприятиями и народными гуляниями на праздники. В общем, забросили его. И, насколько я знаю, таким он и простоит до начала двухтысячных. Заново за него возьмутся уже где-то в две тысячи десятом только. Вернут ему былую славу, блеск и величие.
— Жутковато тут, — сказал Бегемот, когда мы дошли до перекрестка двух асфальтовых дорожек, рядом с которыми была клумба с еще одной скульптурной композицией в центре. Тут было три пионерки. И пострадали они гораздо больше, чем та, первая. Так что может третья пионерка — это вовсе даже пионер. Просто макияж им нанесли одинаково вульгарный, кто-то постарался и раскрасил статуи в духе, так сказать, падших женщин. Помада красная, глаза до ушей, чулки сеточкой.
— Ой, я тебя умоляю! — скривилась Наташа. — Ты еще вспомни всякие рассказки про то, что по ночам здесь статуи ходят по дорожкам и пьют кровь случайных прохожих.
— Я не слышал ничего такого, — Бегемот на всякий случай убрал руку от одной из статуй. И сделал шаг назад.
— Серьезно? — Наташа посмотрела на него своими инопланетными глазами, и губы ее едва заметно дрогнули. — А между прочим, это правда! У нас один препод жил на Глушкова, а мама его — на старых Черемушках. И ему удобнее всего было ходить к ней и от нее через парк. Однажды она ему позвонила поздно вечером, что-то ей плохо стало. Он подорвался и побежал. А уже темно было, парк тогда еще закрывали на ночь. Он через забор перелез, потому что обходить получилось бы очень долго. А там на заборе табличка висела «Проход через парк в ночное время опасен для жизни». И вот на этом самом перекрестке слышит он детский голос: «Дяденька, проводи меня к выходу, я потерялась!» Он смотрит, а там девочка-пионерка, вся белая, будто ее мукой обсыпали. Ему стало девочку жалко, он говорит: «Ну ладно, пойдем, только быстрее, а то я к маме тороплюсь…»
