Обсерватор - Антон Витальевич Демченко
«Ложись» я даже понял, явно из английского. А вот указание на труселя сопровождало непонятное слово. Я пожал плечами, на что дамочка сделала понятный жест: снимай последнее достояние перед тем как лечь. Ну, что делать, снял и завалился. А Дельфина, как-то незаметно надев (или нарастив, чёрт знает) перчатки, стала размазывать по мне толстый слой какой-то пахнущей озоном фигни. Причём покалывание от ожогов под этой фигнёй тут же проходило, так что я даже успокоился. И попытался придумать, что за бред вокруг меня творится, ну за исключением варианта с психушкой. Выходило, прямо скажем, хреново: даже если бы в пирамиде были какие-нибудь серые человечки, это вызвало бы меньше вопросов, чем ряженые под аристократов века этак восемнадцатого. Хотя тот же боевик — что-то среднее между силовой бронёй из игрушек вроде «Радиоактивного дождя» или «Кризиса». А Дельфина… ну, утилитарно-технически одета, определил я, скосив глаза.
Тем временем утилитарно-техническая дамочка меня небрежно подняла и перевернула, начав размазывать лекарство по спине. А я не пушинка, вообще-то! В общем, если не рассматривать вариант дурки — то самое напрашивающееся: я — попадун. А вот куда я попал — это вопрос. Или в какой-нибудь параллельный мир, или во времени…
— Поглощай, Тони, — вдруг произнесла Дельфина по-немецки, шмякнув на столик рядом с лежанкой миску с какой-то бурдой.
И только тут я обнаружил, что мазь, в которой меня столь тщательно извазюкали, исчезла, будто её и не было, а моя кожа как-то незаметно потеряла болезненную красноту и перестала зудеть. Чудо-крем, мечта всех пляжников!
Я быстро натянул труселя и, вежливо поблагодарив хозяйку апартаментов на знакомом мне хохдойче, стал аккуратно пробовать бурду… которая оказалась чертовски вкусной! Да, консистенция картофельного пюре, растворённого в киселе, но делали это пюре, судя по вкусу, из неплохой цветной капусты с креветками, а скорее лангустами! В общем: пофиг на консистенцию, срубал и даже добавки бы попросил: реально вкусно!
Но добавки Дельфина не предложила, а бросила на кровать извлеченную из шкафа стопку ткани, жестом предложив одеваться. Развернул, осмотрел: очень эластичная серая футболка, после надевания ничуть не жавшая ни в плечах, ни в подмышках (ну и подошедшая, как понятно), и свободные штаны-полукомбинезон с не менее свободной курткой. Точнее — были завязки по шву и манжетам, шнуровка, позволяющая подогнать размер в довольно широких пределах. Чёрного цвета, с карманами — удобная и добротная одёжка, оценил я, одевшись и чуть подтянув шнуровку. Вдобавок к этому в самом низу уже разобранной мною стопки одежды оказались широченные, как паруса, безразмерные семейники, которые я спрятал в карман — пока и плавки ничего. Ну и этакие носки-тапки, эластичные, на довольно толстой подошве. Насандалил я это богатство, поблагодарил кивком и словами на трёх языках. И уставился на Дельфину, в смысле: а дальше-то что?
Дамочка поймала мой взгляд, постояла в задумчивости, и начала ме-е-едленно, с чёткой артикуляцией произносить слова, указывая на свою и мою одежду, части тела, всякие элементы интерьера, при этом не переставая выразительно зыркать на меня. Пришлось повторять сказанное, на тех же трёх языках. Многое было понятным, но… называла она предметы явно вразнобой и не делая разницы между наречиями, так словно все слова произносились ею на одном и том же языке. Да и акцент у Дельфины был таким, что чёрта с два разберёшь. Впрочем, моё произношение, судя по тем страдальческим гримасам, которые корчила медичка в процессе ликбеза, ей тоже было понятно далеко не всегда. Наконец, не выдержав этого издевательства, я изобразил руками письмо на бумаге: ну реально выходила какая-то хрень, которой не один день заниматься, не в последнюю очередь потому, что слова — одни и те же, а вот произношение — «а-э», «о-оу» ну и прочее подобное — совершенно разное, что очень мешало налаживанию контакта. Дельфина (чёрт знает, почему) окинула меня недоверчиво-прищуренным взглядом, но после недолгих колебаний всё же извлекла из ящика… ну что-то типа писчей доски со стилом. Доска была явно технологическая, даже кнопка и верньер были, для стирания всего изображённого-написанного вообще и отката последней линии в частности.
Ну и я бодро написал алфавит латиницей, все двадцать шесть букв. И назвал их, без искажений «как читается». Дельфина смотрела на это с некоторым удивлением, как будто думала, что я неграмотен. Протянула руку за доской, стёрла несколько букв, заменив их своим написанием, после чего добавила ещё добрый десяток иных символов, причём в некоторых случаях она называла два раздельных звука, а иногда даже три. Дальше — сочетания, одно из которых меня искренне повеселило. Как, кажется, и Дельфину. Она хоть и хмурилась, но губой дёргала, явно пытаясь задавить улыбку.
Дело в том, что набор дополнительных букв символов, ею написанный и озвученный, был эклектичен. Тут и греческая омега, и какие-то странные «эльфийские» закорючки и явная кириллица. И буква ѣ была, так и звучала в алфавите «ять». А вот повеселившее меня буквосочетание выглядело как ѣѣ. И читалось, произносилось, да и несло смысл, судя по нахмуренно-смешливому виду Дельфины, именно так, как и звучало.
Но это просто отдельный занятный момент. А вскоре мы перешли к словам, с которыми в письменном виде у меня было ГОРАЗДО меньше проблем, чем с восприятием на слух. Большая часть слов стала понятна, хоть и звучали непривычно. Английский, немецкий, видимо, французский, испанский и славянские — часть слов явно были не в «русском» понимании, но не менее явно из славянских языков. Этакий суржик… хотя, возможно и искусственно созданный язык, типа эсперанто. Но после письма и разъяснения терминов я стал хотя бы в общих чертах понимать Дельфину, а она меня. Впрочем, на этом наше общение и закончилось:
— Отлично, Тони. Хорошо, что ты умеешь читать и писать буквы, — одобрительно произнесла она. — Но тебе надлежит отдохнуть, а у меня дела. Направляйся за мной.
И провела по коридору… ну не в конуру, конечно, но роскошными хоромами комнатушку в два метра длиной и высотой, на метр с мелочью шириной, не назовёшь. Даже для камеры тесновато, хотя занимавшая практически всё пространство этой конуры лежанка была оснащена довольно мягким матрасом, что для мест заключения совсем несвойственно… м-да.
— Здесь — спать. Здесь — звать, — указала Дельфина на широкую пластину у двери с внутренней стороны. — Добрый сон.
— Хорошей работы, — постарался я быть вежливым, что вроде вышло: дамочка кивнула в ответ, вышла из комнатушки.
Тут
