Шамабад должен гореть! (СИ) - Март Артём
— Закрой пасть, — сказал я ему ледяным, как сталь тоном.
Потом, заметив подходящий скальный выход, неправильным полукольцом пробивавшийся у большого дуба, я крикнул:
— Сюда!
Под редкими хлопками вражеского огня и свистом пуль мы заняли укрытие. Сорокин просто упал у большого валуна, сразу вцепился себе в ногу, стараясь нащупать колючку.
— Нам конец!
Я схватил его за грудки, уставился в глаза.
— Молчи, капитан. Молчи, понял?
— Какой смысл? — Сказал он, и глаза его заблестели, — Мы погибли! Все не должно было закончиться так! Если б ты меня послушал, все бы не закончилось так!
Я зло поджал губы и дал ему в харю. Сорокин дернул головой и откинулся на землю. Захныкав, полез к камню и свернулся клубком.
— Алим! — Крикнул я, занимая стрелковую позицию, — готовь гранаты. Отгоним их подальше. Потом будем выходить.
— Есть, — кратко бросил Канджиев, щелкая предохранителем.
Я припал к холодной и влажной поверхности валуна, быстро осмотрелся. Вдали хлопнуло. Вспышка выстрела проявилась в темноте. Пуля щелкнула в камень. Крошка брызнула мне в капюшон. Я и бровью не повел. Прицелился на вспышку. Нажал спуск. Мой автомат выплюнул две пули. Едва видимая тень метрах в тридцати от меня, завалилась на землю. Поползла куда-то за дерево.
По фронту заговорило вражеское оружие. Тут и там стали радоваться короткие очереди. Экономят патроны, сукины день.
Алим планомерно работал по вспышкам. Время от времени пригибал голову, когда в камень, за которым он прятался, прилетала чужая пуля.
— Идут разряжено, — проговорил он сосредоточенно, — думают, у нас есть гранаты.
— Я вижу, — бросил я и снов дал одиночный по внезапно зашевелившейся тени.
Так, почти вслепую мы и перестреливались.
— Нельзя подпускать их близко! Если подойдут, тоже могут закидать!
— Есть не подпускать близко! — Ответил Алим.
Словно следуя моим мыслям, метрах в шести от нас вдруг возник душман. Он просто вытянулся в полный рост. Задрал руку для броска. Я тут же понял две вещи: у него была граната, и он не умел с ней работать.
Когда я нажал на спуск, автомат дрогнул у меня в руках. Хлопнуло. Душман тоже дрогнул, запрокинул голову и рухнул.
— Граната! — Предугадывая, что случиться дальше, крикнул я.
Мы пригнули головы. Раздался хлопок. Слабосильные осколки РГД защелкали по нашим валунам.
— Подбираются! — Проговорил Алим.
— Метай свои! Отгоним!
Канджиев дал очередь куда-то во тьму, а потом достал гранату. Видимо, взрыватель у него был уже на месте, потому что он быстро выдернул чеку и швырнул ее под ближайшее дерево. За ней последовала и вторая.
Раздались два звонких хлопка. Душманы заволновались, закричали.
— Отходят! Хотят обойти! — Прикинул Алим.
Я заметил, как группа из трех человек пробирается нам во фланг. Быстро достал уже снаряжённую взрывателем Ф-1, разжал усики чеки, приготовился дернуть.
Внезапно Сорокин взвизгнул.
Я обернулся. С холодным умом осознал, что Алим проворонил врагов, зашедших во фланг.
Крупный душман появился из неоткуда и вцепился Канджиеву в автомат. Потом быстро ударил его головой в лицо. Канджиев потерял шапку, обмяк в его руках. Тот тут же достал нож. Я услышал, как клинок зашелестел в его кожаных ножнах. Потянулся к автомату.
— Не надо, — прозвучал хрипловатый голос Ахмеда, застывшего надо мной.
Он возвышался над укрытием, за которым я сидел, и направлял дуло АК мне в лицо.
— Не надо, шурави, если хочешь еще немного пожить, — мрачно произнес он.
— Не стреляйте! Не стреляйте! — Отползая и прижимаясь к камню, залепетал Сорокин, задрав грязные ладони.
Над ним стоял душман, нацелив в грудь особисту, целую СВД.
Раздался неприятный хрипловатый голос Аллах-Дада. Это он обезвредил Алима. Теперь, схватив его за волосы, командир духов приставил нож к горлу пограничника.
— Аллах-Дад говорит, что бог на нашей стороне, — проговорил Ахмад, — что вам лучше покориться его воле и сложить оружие.
Потом Ахмад угрюмо посмотрел на меня. Добавил:
— Руки вверх.
— Покориться, говоришь? — Бесстрашно ответил я и поднял руки.
Глаза Ахмада расширились от ужаса, когда он увидел зажатую в моем кулаке гранату Ф-1, удерживаемую мной от взрыва только предохранительной скобой.
Глава 4
Я поднял гранату выше, чтобы каждый из врагов хорошо увидел и понял, что находится у меня в руке.
Следом за теми троими, что обошли нас, подтянулись еще двое духов. Я заметил, что один из вновь подоспевших оказался раненным. Причем, по всей видимости, серьезно.
Он опирался на другого, глубоко и хрипло дышал, а вместе с тем прижимал свободную руку к груди. Видимо, именно этого я подстрелил в темноте.
Пара новых духов тоже застыли на месте за спиной Аллах-Дада. Видимо, до них тоже дошло, что что-то не так.
— Граната у меня злая, — сказал я холодно, — если рванет, всем мало не покажется.
— Я это знаю, — проговорил Ахмад холодновато.
— Если кто-то попробует прикоснуться ко мне, я взорву ее к чертям собачим, — проговорил я, глядя не на Аллах-Дада, схватившего Алима в трех метрах передо мной, а на Ахмеда, оказавшегося немного позади.
— Вы можете попробовать меня застрелить, — продолжал я, — но сами понимаете, что тогда тоже рванет.
Ахмад глянул на своего командира. Тот что-то ему буркнул на пушту.
— Аллах-Дад говорит, что дело складывается не лучшим образом, — сказал Ахмед.
— Аллах-Дад чрезвычайно догадлив, — съязвил я.
Командир душманов буркнул еще что-то. Ахмад заговорил:
— Отступись, шурави. Отдай мне гранату. Ты ведь не хочешь убить и своих людей тоже? А так, у них будет шанс еще пожить.
Я посмотрел на Алима. Канджиев глубоко дышал, инстинктивно стараясь отвести подбородок подальше от вражеского ножа. Он стиснул зубы и глянул на меня. В глазах Алиме не было страха. Только суровая решимость.
— Прошу, не убивайте… — Снова простонал Сорокин, буквально вжавшись в землю. — Не убивайте…
Кажется, от страха он не мог выдавить из себя никаких других слов, кроме мольбы о пощаде.
— Знаешь, Ахмад, — начал я сурово, — душманы вечно кричат о себе, что готовы в любую минуту отдать жизнь в войне против неверных. Что готовы сесть по правую руку бога. Давай проверим, пойдет ли твой командир на такой шаг прямо сейчас? Или мирского в нем все же больше?
— Ты готов убить всех своих людей? — Мрачно спросил Ахмад.
— Я всегда готов выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик. Я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами, — вольно повторил я часть из воинской присяги.
Потом обернувшись и глянув в глаза Ахмаду, дополнил:
— Если же я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа.
Ахмад не выдержал моего взгляда. Нерешительно поджав губы, отвел глаза.
— Мы готовы следовать нашей присяге. А вы? Вы готовы следовать за своим богом? — Спросил я, чувствуя, как затекает рука, сжимавшая скобу гранаты.
Аллах-Дад сурово засопел. Что-то сказал Ахмаду.
— Аллах-Дад спрашивает, чего шурави хочет?
— Пока вы не отпустите этих двоих, граната останется у меня. Я отдам ее только тогда, когда Алим и Сорокин уйдут и скроются из виду. Так и передай своему командиру.
Ахмад неловко заговорил на языке, все еще не ставшем ему до конца родным. Аллах-Дад слушал внимательно. Потом что-то пробурчал.
— Правильно ли понял Аллах-Дад, — начал Ахмад, — что ты, Селихов, останешься в наших руках?
Взгляд Алима, схваченного сильными руками главаря банды, изменился. Он посмотрел на меня жалобно, а потом мелко отрицательно помотал головой.
— Аллах-Дад правильно понял, — решительно ответил я.
Я прекрасно понимал, что духи не пойдут на то, чтобы отпустить нас всех. В крайнем случае они сделают вид, что отпускают, а сами застрелят нас, не успей мы отдалиться и на десяток метров. У меня должен быть аргумент. Какой-то весомый козырь, который сможет их убедить не трогать Алима и Сорокина. Сейчас таким аргументом стала осколочная граната, которую я до белых пальцев сжимал в моем кулаке.
