Вечный сон - Анастасия Вайолет
Анэ впервые решается выдохнуть. Свой вздох она слышит особенно громко – как и движения рук Анингаака, перебирающих темную ткань штанов.
Она бы тоже так сделала. Тоже наградила бы людей едой, чтобы ее всегда было в достатке. Анэ вздрагивает, вспоминая одну из голодных зим и гнев на лице отца, когда он находил виновного в голоде человека.
Она переводит взгляд на Анингаака – он смотрит на свою руку, на дрожащий мизинец.
– Я это к чему. – Ангакок поднимает голову и вновь натягивает на лицо улыбку. – У тебя внутри теплится сила. Пока это лишь маленький огонек, но ты можешь дать ему разгореться. Тебе… тебе нужно научиться за ней следовать, подчиняться, – твердым голосом говорит Анингаак, осторожно накрывая своей ладонью руку Анэ.
Она вздрагивает, но не смеет сопротивляться.
– Привыкать отделяться от тела, освобождать разум. Как сейчас. Закрывай глаза, прислушивайся к своему телу и давай ему свободу. Эта сила хочет выбраться, хочет получить контроль над твоими руками, над твоими мыслями. Дай им это сделать. Помощники сами придут к тебе, когда почувствуют, что ты готова. Ты научишься подражать своим духам и вызывать их, когда будет нужда. И постепенно ты начнешь видеть все.
Эти слова кажутся неприятными, лишними. Отец всегда говорил Анэ молчать, сидеть на месте и ничего не трогать. Она и привыкла наблюдать, хватать любые знания – но не вмешиваться и уж тем более ничего не делать самой… Безмолвная тень, всегда вдалеке и всегда наготове.
Поэтому она хоть и впитывает каждое слово Анингаака, но отодвигается подальше и скрещивает руки на груди. В попытке закрыть себя от того, для чего она точно не предназначена.
– Я знаю, что ты из прошлого, – с улыбкой говорит Анингаак, отодвигая бубен далеко в сторону.
– Откуда? – спрашивает Анэ, хотя у нее нет никакого желания выяснять правду. Ей лишь хочется еще раз услышать его голос. Хочется, чтобы он никуда не уходил – и чтобы она, глядя в его глаза, могла почувствовать хоть какую-то связь с безумно далеким отцом.
– Ну. – Анингаак опускает взгляд вниз, на бубен – и снова поднимает на нее. – Ты говорила об этом во сне.
– И… все в Инунеке знают?
– Только ангакоки, – улыбается Анингаак. – Но слухи здесь расходятся быстро.
Анэ согласно кивает – хотя на самом деле не понимает ничего. Но пока рядом Анингаак, ей гораздо спокойнее.
– Ты… вы… вы можете помочь мне вернуться? – Анэ не чувствует ни рук, ни ног, одно лишь напряжение, сосредоточенное где-то в груди.
– Я… не думаю, что мне это суждено, – тихо говорит Анингаак, глядя куда-то в пол.
Все внутри отзывается неприятной мелкой дрожью. Анэ глубоко вздыхает, в мгновение чувствуя себя потерянной, понимая, насколько далеко она находится от дома и от всего, что когда-либо знала. Именно сейчас это понимание ложится на нее особенно тяжело – и придавливает своим весом, и душит.
– Вы… вы показали мне бубен, чтобы я начала учиться силе ангакока и вернулась домой сама? – спрашивает она почти шепотом.
– Возможно, – тихо отвечает Анингаак, и губы его складываются в тонкую нить, а пальцы устремляются к полу – ладонь опускается на ковер, мизинец начинает дрожать.
Помедлив, он встает и мягко улыбается Анэ.
– Мне пора. Но ты всегда можешь обращаться ко мне за помощью. Наш дом – твой дом. И помни… тебе нужно прислушиваться к своему телу. Давать силе свободу, – говорит он, направляясь к выходу.
«Почему? Почему это мой дом?» – хочет спросить Анэ, но быстро закрывает руками рот. Нельзя. Уже давно она поняла одно простое правило: если с тобой обращаются хорошо, это может совсем скоро закончиться. Поэтому она молча провожает взглядом ангакока, а когда он закрывает дверь – подползает к ближайшей стене, опирается на нее спиной, обхватывает руками колени и вновь принимается ждать.
По спине, укрытой тонкой одеждой вместо привычного меха, пробегают мурашки. Поверхность стены неприятная, жесткая. Анэ пытается пощупать пальцами ковер, но ладони дрожат слишком сильно. Она прижимает их к сердцу, закрывает глаза и вспоминает слова Анингаака – освобождай разум, давай телу свободу, следуй силе внутри себя.
Но изнутри откликается лишь тихий, горький страх.
Тишина. Пустой теплый воздух. Анэ, чувствуя, как больно затекает тело, перебирается на кровать. И так долго смотрит на светящееся пятно на потолке, что глаза начинают нестерпимо болеть.
Она никогда не думала о будущем. О том, как будут выглядеть поселения, вести себя люди. Даже о своей жизни Анэ толком не задумывалась.
А теперь – двести лет.
Зажмурившись и протерев лицо руками, Анэ ложится на скрипучую кровать. Все в комнате постепенно начинает ее раздражать – от мягкого ковра до такого же мягкого одеяла. От тишины до такого тепла, какого она никогда в это время года не испытывала.
Анэ хочет освободить голову от лишних мыслей. Представить бешеный огонь костра, манящий и яркий, и звон бубна, в который той ночью бил отец. Пытается воззвать ко всем возможным духам, напеть любую из его ритуальных песен – но на ум не приходит ничего. Тело безжизненно лежит на кровати. В голове шумит рой из тревожных мыслей, и ни одна из них не способна помочь.
С разочарованным вздохом Анэ переворачивается, накрываясь поплотнее мягким покрывалом. И кое-что понимает.
Эта мысль приходит неожиданно. Анэ смотрит на стену, на которой виднеется маленькое красное пятно. Она думает о пятнах крови на одежде отца, затем о его лице, затем – об их снежной хижине, холодной и пустой.
И все становится так просто.
Анэ медленно поднимается с кровати. Садится, опускает ноги и встает – по комнате раздается неприятный скрип.
Отца больше нет. Его придавило тогда снегом и чьей-то силой.
А это значит…
Это значит, что она в этом мире одна.
Анэ рассеянным взглядом скользит по своим ногам, меховому ковру, окну, за которым – темнота. Только светятся столбы, которые Тупаарнак назвала фонарями. В их желтом свете мелькают редкие снежинки.
О том, что спустя двести лет отец точно мертв, она старается не думать и
