СССР-2012 Здравствуй, юность в сапогах! - Алексей Викторович Широков
— Проклятье, грязные русские свиньи!!! — восставший немец хлопнул себя стеком по ноге. — Как смеете вы сопротивляться слову великого фюрера!!!
— Сдох твой фюрер. Жалко только, что сам застрелился, я бы с удовольствием на его тушку в петле полюбовался. — естественно, я его прекрасно понимал несмотря на то, что говорили мы по-немецки. — Да и тебе чего в могиле не лежалось? Могу оформить по блату, два метра лучшего русского нечернозёма. Самое то для высшей нации. Сколько миллионов мы вас уже закопали и сколько ещё будет. Одним больше, одним меньше.
— Грязный недочеловек!!! — рывком развернулся ко мне фашист. — за оскорбление нашего великого вождя я лично вырву твой поганый язык, прежде чем принести тебя в жертву во славу великой арийской нации!!!
— Слишком много великого в одном предложении. — я зло оскалился, через Дрожь земли чувствуя, как вокруг суетится не менее двух десятков призрачных тварей, занимающих удобные позиции для атаки. — Вы жалкие ничтожества, которые всей Европой пришли на мою землю и подохли здесь. И то, что ты поднялся ничего не значит. Это лишь ошибка, которую я сейчас исправлю.
Ядро, выпущенное мной, рассыпалось пылью от удара серой плети, вырвавшейся из стека. За это время другой техникой я успел похоронить ещё одного пулемётчика и начал поднимать стены по периметру площади, заключая в кольцо клуб и нас с фрицем. Расстроенные призрачные фашисты попытались на неё взобраться, но парочку нанизало на выскочившие колья, а остальные резко сбавили темп. Лич и не подумал подождать, пока я закончу работу и тут же атаковал меня последовательно сначала «Прессом», придавив к земле, а следом всё той же серой плетью, обращающей в прах всё, к чему она прикасалась.
Неплохая связка, только вот если бы я на неё попался, меня Зима Мама с того света бы вернула и лично голову оторвала, уж настолько избитой был этот ход. Поэтому я, не сопротивляясь, позволил меня практически прижать, одновременно активируя «Скольжение», от чего вылетел из опасной зоны, словно пробка из бутылки, заодно сократив расстояние между нами и не позволив себя атаковать. И сам активно заработал дубинками.
Как оказалось, стек плохо защищает от двух палок, сделанных из железобетона. Можно сказать, совсем не защищает, особенно когда за дело берётся мастер. Так что руки мёртвому фашисту я сломал почти сразу. И рёбра тоже. Жаль эта тварь не чувствовала боли, так что вполне активно отвечала серыми всполохами, от которых приходилось уходить или разряжать их теми же ядрами.
Прилипнув, я не давал фрицу оторваться и давил всеми силами, сбивая использование техник. Даже вертикальный рывок в воздух ему не помог, прыгать и стоять на энергетических платформах я тоже умел. А ещё у немца явно не было второго потока сознания, ну или может быть после смерти он отключился. Поэтому я не только успевал избивать дохлую гадину, но и достроил забор, отсекая призрачных фашистов, и даже упаковал клуб в асфальтовый кокон, сняв покрытие с площади и прилегающих улиц. Получилось так себе, нормально уплотнить материал у меня времени не было, но как минимум пара выпущенных серых полотнищ он выдержал. А это позволяло мне сосредоточиться на бое, не отвлекаясь на защиту гражданских.
Лич оказался слабоват в прямой схватке. Понятное дело, когда тебе достаточно ударить плетью, обращая любую органику в прах, а то и накрыть площадь серым маревом, оно особо и не нужно уметь драться в рукопашную. Но со мной такие фокусы не проходили. Даже когда я всё же словил несколько серых всполохов, заставив осыпаться форму на туловище, Покров и Каменная кожа прекрасно сдержали атаку. Что весьма удивило лича, но было уже поздно.
— Лови! — я тоже умел бить «Прессом», так что легко ссадил фашиста с небес на грешную землю, заодно насадив его на заранее выращенные колья. — Теперь никуда не денешься.
— Ничтожный унтерменш!!! — сдавать офицер Аненербе явно не собирался, рванув с груди светящийся красным камень, при этом, правда окончательно доломав руку, но внимание на это немец не обратил. — Вы ничтожные недолюди должны исчезнуть, и пусть я умру, но великая арийская нация воссияет…
— Да хрен там плавал! — я одним ударом снёс остатки руки с зажатым камнем, но хоть мёртвая плоть и разлетелась на куски, странный, словно оплавленный булыжник, по цвету похожий на запёкшуюся кровь завис на месте, и принялся подниматься, пульсируя, словно в такт человеческому сердцу. — Упс. А это, кажется, уже проблема.
Парой ударов размозжив голову личу и на автомате подхватив выпавший чёрный шар, не такой большой как по идее должен быть, я отбросил дубинки сосредоточившись на камне. Мне очень не нравился, и он сам, и пульсации что от него исходили. И то, что они становились чаще, словно булыжник оживал. Что при этом произойдёт я не представлял, но догадывался, что ничего хорошего. И вроде бы по идее стоило валить подальше, но я точно знал, что люди из клуба уйти не успеют. И дело даже не в призрачных нацистах, те вроде бы ещё шебуршали за стеной, но с каждой секундой всё тише и слабей. А в том, что я не знал, какова будет площадь накрытия, а деревня, судя по туману, всё ещё оставалась запертой. И что делать?
— Так, на хрен такие пироги, — усилием воли погасив поднимающуюся панику, я максимально глубоко нырнул в сатори, воспроизводя эту сцену в «конструкторе». — И что ты можешь?
Оказалось, многое. Как я и предполагал, камень этот был не камнем, а спёкшимся куском крови, полученным во время массового жертвоприношения. Эдакий артефакт-аккумулятор, должный подпитывать носителя. Собственно, именно он и вернул лича к жизни, но теперь последней волей фашиста был приказ к самоуничтожению. И вскоре камень должен был рвануть, да так, что Хиросима вместе с Нагасаки курортом покажутся. Даже ослабленный вдвое этот артефакт грозился накрыть площадь в несколько сотен квадратных километров, где не останется ничего живого. Пелена праха, так называлась техника, которую заложил в артефакт лич, просто смела бы всё, сделав местность непригодной для жизни на многие годы.
— С-сука… — я вывалился из
