Цена империи. Чистилище (СИ) - Тарханов Влад

Додумать сию глубокую мысль не получилось — мы доехали. Почему-то карета остановилась не у ворот замка, обычно я выходил как раз под своим вензелем из чугуна, украшающим фасад, а тут что-то помешало. Ах! Вот оно! Выйдя из Кареты заметил, что перед нею остановился еще один экипаж, из которого уже выбрался молодой офицер, ну да, это же Ник… Тело отреагировало, почувствовал какое-то приятное тепло… Он заметил меня, заулыбался, раскрыв объятия направился ко мне. Я заметил, что что-то происходит неправильное — как-то напряглись гвардейцы, а молоденький подпоручик начал выхватывать револьвер, но тут громко, слишком громко ударил взрыв, который я почувствовал угасающим сознанием… Чертовщина! Куда я б…дь, попал!

Вера Фигнер

Я ни на секунду не сомневалась, что рано или поздно окажусь в заключении. Впрочем, у меня была предательская мысль, что присяжные к женщинам-революционеркам отнесутся со снисхождением. И не смерть, но каторга, что может быть хуже смерти. Но теперь тиран издал указание всех нас, революционеров, ставших на путь террора, судить исключительно военным трибуналом. А еще говаривали, что жандармы получили приказ не церемониться при задержании народовольцев, мол, чем меньше работы будет у трибунала, тем чище воздух в государстве. Во всяком случае, облавы и аресты действительно проходят жестоко и кроваво. Можно сказать, что организация разгромлена: число провалившихся товарищей перевалило за вторую сотню, аресты продолжаются. Все динамитные мастерские (две действующие и одна резервная) и типография разгромлены. Наши товарищи преодолели ужас первых репрессий и теперь дают отпор цепным псам режима — предпочитая смерть перспективе оказаться в лапах охранки. Кто-то стреляется. Кто-то взрывает себя. Как взорвали себя товарищи из резервной мастерской, там, правда, нитроглицерина было немного, но кого-то из жандармов они с собой утащили в небытие.

Я в Бога не верю. Это автор пишет слово «Бог» с большой буквы — я произношу его с маленькой, ибо не верю совершенно. И я знаю, что меня ждет плаха или пуля жандарма. Что же, я готова! Только не хотелось, чтобы моя смерть была бы напрасной!

Шестнадцатого поутру ко мне на квартиру пришел товарищ Николаев. Он был тем связующим звеном, через которого сочувствующие нашему делу оказывали помощь — деньгами, реже материалами, еще реже — оружием. Иногда он указывал нам цели. Иногда предупреждал, кого нельзя уничтожать. Мы обычно шли навстречу пожеланиям наших доброжелателей, потому что знали, что среди высших слоев общества есть люди, сочувствующие нашему делу. Удивительно? Но ведь и я — дворянка! Я — плоть от плоти того класса, что унижает и эксплуатирует русский народ. Но я посвятила себя освобождению крестьянства! Истинному освобождению, а не этой «филькиной грамоте», изданной покойным уже самодержцем Александром Вторым этого имени… Освободил он … кого???? Как??? Одну кабалу сменили на другую, еще более страшную!

Так в моих руках оказался саквояж с деньгами (частью ассигнациями, больше — золотом), и главная ЗАДАЧА: устранить Михаила Николаевича, диктатора, который не должен стать императором, иначе народное восстание подавят в крови. Этот и задумываться не будет! Говорят, на Кавказе он сразу двинул против борцов за свободу, объявленных бунтовщиками, войска, обагрившие скалы и аулы кровью невинных жертв. Они правы, как только ОН станет новым царем, даже если только регентом — то не постесняется растоптать дело революции, страна захлебнется во тьме рабства! Николаев передавая задание был каким-то бледным и излишне напуганным. Я спросила, не привел ли он хвост? Эта квартира была одной из нескольких, предназначенных только для того, чтобы скрыться, переждать, пропустить волну арестов. И ее провал был бы крайне нежелателен. Однако, нет, наш товарищ говорил о нехороших предчувствиях, о том, что сейчас соратники пропадают и охранка свирепствует, не утруждая себя поиском бесспорных доказательств. Потом он ушел и… исчез… О масштабах погрома мне стало ясно, когда стала собирать боевую группу. Это было невероятно! Практически вся организация была раздавлена! На двух явках меня спасло только то, что называлось революционным чутьем. Там были засады, но я не пошла в пасть жандармского управления. В конце удалось выйти на одну ячейку, которая была еще слишком молодая, про эту пятерку мало кто знал. А зря. Очень там перспективные товарищи собрались. Все молоды, все студенты с хорошим образованием. Вот только была и проблема — оружие! На всю пятерку два револьвера, да еще такие убожества! Скорее они опасны будут для террориста, чем для тирана. Это надо было срочно исправлять! Думаете, это было просто? Это было чертовски непросто — добыть оружие в городе, наводненном жандармами! Торговцы из-под полы попали под негласный надзор полиции и боялись нос высунуть. Веру выручил появившийся внезапно отставной штабс-капитан Дегаев, один из верных соратников организации. Благодаря сему деятельному молодому человеку удалось отстранить от акции ненадежного товарища В., который так волновался, беря в руки револьвер, что его била дрожь. Я решили его использовать только для наблюдения за объектом атаки.

А вчера появился и Юрковский, который сумел уйти от полиции, почти выловившей его на одной из конспиративных квартир. Феденька появился при полном революционном параде: револьвере и кинжале, заявил, что именно он должен казнить тирана, и что это по приказу Михаила товарищей хватают и убивают при задержании, не церемонясь. О том, что среди нас есть человек, чья рука не дрогнет, беспокоиться как-то сразу же перестала. Юрковский лично убивал провокатора Тавлеева в Одессе, сказал тогда, что ему это было легче, чем пристрелить собаку. После этого план акта вырисовался окончательно. У нас была еще одна нитроглицериновая бомба, прощальный дар разгромленной динамитной мастерской. Саквояж — потрепанный, видавший виды, как раз такой, что носят мастеровые, у меня был. Его «зарядили» подарком для тирана. Я и Дегаев должны были находиться с правой стороны от центрального входа в дворец, у которого решили провести акцию. Когда подаст сигнал Витя, мы с Сереженькой должны поцеловаться. Юрковский и Вера с левой стороны, находясь за тумбой с афишами, но именно у них были лучшие револьверы. Товарищи Саша, Андрей и Тимофей должны были расположиться ближе к воротам, почти напротив них. Тимофей бросает саквояж, они открывают огонь по охране, потом мы присоединяемся к общему веселью. Юрковский обязан добить раненого князя, если тот избежит смерти. Потом, по настоянию Феденьки, мы вчетвером ворвемся в дом, ибо ребята из группы Засулич вооружены плохонько. А вот нам, вооруженным до зубов, изничтожить всю семейку Михайловичей, под основание будет по плечу! Ибо яблочки от вишенки далеко не падают! То, что придется убить при этом несколько непричастных — праздных зевак, слуг в доме нас не смущало — уже десятки преданных делу революционеров пали за эти дни в борьбе, если не сотни, так что, простите, но вас принесут в жертву на алтарь революции! Единственно, меня смущали соратники Старшой Сестры[1]. В самой Вере, стрелявшей в Трепова и оправданной присяжными, я не сомневалась, а вот ее товарищи — они ведь из «Чёрного передела». Скорее всего, именно это их и спасло от немедленной расправы жандармов. Смогут ли они? Вот в чем была загвоздка. А тут еще исчез Николаев. И вот этот день наступил!

Сергей Мезенцов

«Ваше императорское высочество! Прошу уделить мне две-три минуты для приватного разговора. Это крайне важно». Нет… Не убедительно! Надо так «Ваше императорское высочество! У меня находятся данные о коварных планах нашего врага»… — это еще хуже. Как же мне так обратиться к Михаилу Николаевичу, чтобы великий князь оторвался от дел и дал мне время на разговор? «Ваше императорское высочество! В мои руки попали документы, которые могут помочь в расследовании взрыва в Зимнем дворце. Прошу уделить мне несколько минут для приватного сообщения». Хм… это как-то интереснее выглядит…, Наверное, надо что-то такое и сказать. Оказавшись в столице, я стал невольным заложником той секретности, которую вокруг моей фигуры создали покойные уже генерал Мезенцев и государь Александр, второй этого имени. Быть конфидентом императора — великая честь, но никто из слуг и крупных чинов обо мне ничего не знал. В свое время Александр Николаевич оформил на меня липовое наследство троюродного дяди, бывшего шефа жандармов. Это позволило мне официально уйти в отставку, а государю финансировать меня из личных средств через подставных лиц. Но подать сигнал и попросить о встрече с императором я не мог из-за отсутствия оного. Когда мне стало известно, что Михаил Николаевич имеет все шансы взойти на царство, я решил, что мне надо выйти на него. Папка с документами жгла мне руки. Их было достаточно для того, чтобы навсегда сделать Россию и Британию непримиримыми врагами. Но только будущий император мог решить: дать сим документам ход или похоронить их во мраке истории. Если эту папку уничтожить, то всё… все мои труды окажутся втуне. Я сделал то, что мне было приказано, а теперь… готов даже к вечной отставке без мундира и привилегий.