Сердце Изнанки. Книга – 2 - Олег Валентинович Ковальчук

— Точно! — воскликнул Дмитрий, — Например, с полковником Гориным договорится об отсрочке казни.

Я побарабанил пальцами по столу.

— Это неплохая мысль. Попробую-ка позвонить Злобину, узнать номер этого генерала.

Я действительно достал телефон, а в следующий миг ласка вновь появилась с зажатым в зубах блокнотом и выронила его на стол, прямо передо мной.

— Что⁈ — воскликнул вдруг Дмитрий, указывая пальцем на блокнот. — Я этого не писал!

Я перевёл взгляд на блокнот и увидел там надпись. Почерк явно был не Димин. Надпись гласила…

«Забавный зверёк, господин Пылаев, — значилось на блокноте. — Благо, что вы догадались блокнот прислать, а то я даже не знал, к чему вы мне это черно-белое чудо отправляете. Если у вас есть какие-то вопросы, помимо того, что вы обозначили — задавайте. А в целом всё так и есть — меня скоро расстреляют. Что же касаемо помилования… информация это, конечно, любопытная и многообещающая, но выглядит как насмешка, дабы дать мне надежду перед неминуемой гибелью. Это слишком уж жестоко. Надеюсь, что генерал Петрищев не настолько оскотинился, чтобы ещё подобным образом надо мной глумиться. В остальном же, право, даже не знаю, о чём у нас с вами может пойти диалог.»

Я ещё раз перечитал строчки, написанные мелким убористым почерком. Почерк был нервный, с сильным нажимом — человек явно писал в состоянии крайнего напряжения. Некоторые буквы выходили за границы линий, словно мысли автора не помещались в рамки обычного листа. Что же заставило этого человека так волноваться? Неужели только близость собственной смерти, или было что-то ещё?

Подняв голову, я посмотрел на Дмитрия тот пялился на ласку, что сидела довольная собой и демонстративно умывалась. Я тоже перевёл удивлённый взгляд на свою Белочку.

— Ты что, это у него там была, что ли?

Ласка, вдруг вставшая столбиком, явно от моего вопроса обрадовалась. Следом она подпрыгнула и принялась кружиться по столу, будто гоняясь за своим хвостом. Маленькое тельце изгибалось с неестественной для обычного животного гибкостью. Сделав три оборота, она вновь встала столбиком и наклонила голову набок.

— Совсем как сурикат, — с усмешкой произнёс Дмитрий, наблюдая за её поведением с неподдельным интересом. За это он удостоился полного уничижения взгляда.

Услышав его слова, ласка дёрнула ушами, искоса глянула на него и фыркнула, явно недовольная тем, что её сравнили со столь нелепым, по её мнению, животным.

Я же смотрел на неё круглыми от изумления глазами. Ведь все камеры были защищены, а выходит, что для неё эта защита ничего не стоит, и она может пробраться в любую камеру, какую захочет, вне зависимости от того, насколько мощные обереги и защитные артефакты на ней стоят. Вот это да! Если моя догадка верна, то это не просто зверушка — это существо с поистине уникальными способностями.

И тут до меня дошло ещё кое-что. События последних дней неслись с такой скоростью, что я, признаться, позабыл об одном факте — я ведь вчера, пускай и случайно, но попал в изнанку абсолютно без всякой червоточины, точно так же, как это делала моя чёрно-белая подруга. Это что же, выходит, я могу вот так же, как она, перемещаться? И даже попасть в камеру к Медведеву?

Пока я пребывал в размышлениях, Дима с усмешкой спросил:

— Может, ты ещё и ключи сможешь достать? От камеры?

Ласка фыркнула, затем исчезла, растворившись в воздухе как будто её и не было, а спустя мгновение появилась с удивительно знакомыми ключами в лапках — теми самыми, которыми офицер открывал замок двери Медведева.

Дима открыл от удивления глаза и прикрыл рот руками. Он обежал взглядом помещение, не видел ли этого фортеля кто-то лишний. Но благо, в кафе в этот час не было посетителей.

— Вот же ж! Ты бы её придержал, что ли, а то мало ли что она ещё стащит.

Я и сам от такого поворота едва не расхохотался в полный голос.

— Да, чувствую, у кого-то будут серьёзные проблемы из-за потери ключей, — хмыкнул я, потерев затылок в замешательстве и искоса взглянув на Белку.

Для меня уже было очевидно, что она вполне хорошо понимает человеческую речь. И в общем-то понятно, почему она так обиделась, когда я пытался её дрессировать, будто неразумную зверушку. В её глазах читался интеллект, возможно не человеческий, но определённо выходящий за рамки обычного животного сознания.

— Ты меня сможешь к нему провести? — спросил я у ласки.

Та повернула головку набок, изучая меня своими умными глазками.

— Что значит «привести к нему»? — спросил меня Дмитрий с заметным беспокойством в голосе.

Ласка же завертелась на месте и вновь уставилась на меня, словно пытаясь понять, действительно ли я говорю серьёзно.

Я поглядел на неё истинным зрением — она так и сияла энергией. Её белая аура пульсировала, то и дело вспыхивая, точно так же, как она сияла, будучи сгустком света, когда пыталась помочь мне выбраться из изнанки в наш мир.

Делать нечто подобное без подготовки — идея не самая лучшая, но какие у меня ещё есть варианты? Только пробовать. Я посмотрел на Диму — нет, при нём такое лучше не показывать.

Я повернулся к официантке, которая как раз проходила мимо:

— А где у вас уборная? — спросил я.

Девушка указала в дальний конец помещения.

— Я сейчас приду, — бросил я Диме. — Никуда не уходи.

— Куда мне уходить? — он, откинувшись на кресло, устало выдохнул. — Мне бы, если честно, отправиться на боковую. А то бессонная ночь даёт о себе знать.

Я же, никак не прокомментировав его заявление, просто кивнул и, пребывая в своих мыслях, смахнул со стола ключи от камеры, которая принесла ласка, направился в уборную. Ласка, сидевшая на столе, тут же исчезла и оказалась у меня на предплечье, уверенно устроившись там, словно ей принадлежало это место по праву собственности.

Я разместился в туалетной кабинке и уставился на своего питомца.

— Итак, Белка, показывай, как ты там исчезаешь, — строго прошептал я.

Затем поглядел на ласку истинным зрением. Она, глядя мне прямо в глаза, будто удостоверяясь, что я внимательно слежу, вдруг испустила мощное энергетическое излучение. Высвободившаяся энергия вызвала небольшое возмущение в энергетическом плане. Я отчетливо увидел, как пространство вокруг ласки подёрнулось рябью, будто