Эльфийский помещик - Amazerak

— Стараемся. Но сказать по правде… — я уселся в кресло. — Присядьте, — Иона сел напротив, и я продолжил. — Сказать по правде, я не хочу оказывать сильное давление на местных жителей. Да, нам надо обратить их к истине, но… нельзя действовать слишком прямолинейно. Не надо торопить события. Понимаете, святой отец?

— Если честно, не совсем. Что вы имеете в виду? Мы должны мириться с тёмными суевериями этой черни?

Иона обладал завидным рвением, но вот уважения к местному народу у него не было. Он считал их чуть ли не животными, коим мы должны указать истинный путь. Для меня же эльфы были ничем не хуже людей. Вся-то разница в ушах.

Но отчасти я Иону понимал. «Правильная» вера сделает население более лояльным нашему царю. К тому же священник был предан своему делу, и его искренне возмущало, что эльфы не хотят становиться на путь истинный.

— Не мириться, нет, такого я не говорил, — покачал я головой. — Но и силой им нельзя насаждать наши обычаи. Надо действовать словом. И надо уважать их — вот что главное. Иначе они уйдут в леса и будут нам… гадить, простите за грубость. А мне это не нужно. Мне нужно, чтобы эти эльфы были на моей стороне. Поэтому единственное, о чём прошу, не навредите. Я здесь уже больше месяца, постепенно устанавливаю доверительные отношения со старостой, и пока у меня это неплохо получается. Так вот, святой отец, не надо мне вставлять палки в колёса. Разумеется, я ценю вашу преданность делу, но прошу вас советоваться со мной во всё, что касается местного населения. Это, надеюсь, вам ясно?

Я, не отрываясь, смотрел в глаза Ионы. Тот слушал меня с серьёзным видом, и на лице его появилось разочарование. Должно быть, не такие слова он ожидал услышать из уст помещика.

— Я понимаю, да. Я буду с вами советоваться, — кивнул Иона. — Я не собираюсь вам мешать. Как вы могли такое подумать, Фёдор Андреевич?

— Просто занимайтесь своим делом. Хорошо?

— Разумеется. Но и к вам у меня есть просьба. Нам надо восстанавливать святилище, а это стоит дорого. Некоторое пожертвование с вашей стороны было бы делом богоугодным.

— Да-да, знаю. Будет пожертвование.

— Очень рад. Милость Господня снизойдёт на ваши земли, если вы будете щедры, Фёдор Андреевич.

— А как же митрополия? Не собирается разве выделять деньги?

— Конечно же, митрополия выделит некоторую сумму, но внести свою лепту было бы хорошо всем.

— Ну это понятно.

— А если вам нужно отпущение грехов… вам или вашим близким и слугам, то я с радостью займусь этим в любое время. Полагаю, вы уже давно не исповедовались?

— Я передам всем. Отдыхайте, не буду вам мешать, святой отец, — я поднялся со стула и отправился вниз по лестнице.

Лида и Анастасия проводили время в гостиной на первом этаже. Лида читала книгу, Анастасия — газету. Кажется, общество священника их не прельщало.

— И долго он будет у тебя гостить? — спросила Анастасия.

— Надеюсь, через неделю отремонтируют первые избы, — я уселся в кресло. — А что?

— Не нравится он мне.

— Почему?

— Не знаю. Интуиция.

— Придётся потерпеть, с этим ничего не поделаешь. Не выгоню же я святого отца на улицу, в самом деле.

Иона торчал в гостиной на втором этаже до поздней ночи и очень странно на нас посмотрел, когда мы с Анастасией отправились вдвоём в мою спальню.

Я думал, он начнёт лезть в мою личную жизнь, но ему хватило благоразумия не делать этого. Похоже, Иона всё-таки понимал, что есть границы, которые не стоит переходить в своём праведном рвении. Он ограничился лишь общими душеспасительными речами во время приёмов пищи, а Анастасия избежала и этого, поскольку на следующий день после моего возвращения уехала в Солнечнодольск по каким-то делам.

И вот настал день вознесения, и в честь него Иона решил провести богослужение в разрушенном святилище. Крестьяне по просьбе Кетаэла уже разгребли завалы, вынесли самые крупные стропила, и теперь внутри напротив алтаря появилась расчищенная площадка. На ней поместились все обитатели моего дома и тридцать с чем-то наёмников. А вот из крестьян не пришёл никто.

Иона налил вино в чашу на алтаре, прочитал молитву, дал проповедь. А когда богослужение закончилось, и все мы вышли на улицу, отозвал меня в сторону.

— Фёдор Андреевич, здесь дела хуже, чем я предполагал, — Иона еле сдерживал негодование. — Никто не тянется к свету истины. Очень прошу, повлияйте на этих деревенщин. Мы должны обратить их разум и сердца к Господу. Я здесь бессилен, но у вас есть власть.

— И что я могу сделать?

— Прикажите им! Они не посмеют ослушаться. А если противиться станут, добрая плеть всегда вразумить сможет.

— Чтобы завтра все мои крестьяне в лес убежали?

— Ну почему же…

— А они убегут. Им ничего не стоит. И что я буду делать? Как я буду кормиться с этой земли? Сам пойду поле пахать?

— Господь не оставит вас, если ваши дела праведными будут… — попытался увещевать меня Иона, но я перебил.

— Знаю-знаю. Но давай сделаем так. Проповедовать — это ваша забота, не моя, вот и придумайте, как крестьян в нашу веру обратить. Привлеките их чем-нибудь. Но чтоб без всяких плетей! Спасибо за службу, святой отец, — закончил я разговор.

Когда я уходил, чувствовал на спине недовольный взгляд Ионы. Ему не понравились мои слова. Он считал, что крестьян надо загонять в святилище плетьми, но у меня были свои соображения на этот счёт. В прошлой жизни мои владения находились на землях, которая сотни лет принадлежала моему роду, там таких проблем не возникало, но здесь — граница, а через пять вёрст начинаются дикие земли. Здесь надо действовать иначе.

Тем не менее я всё же пошёл к Кетаэлу, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

— Пусть хотя бы десяток эльфов посещают службу седьмого дня, — приказал я ему. — Неважно, верят они или нет, но если будет продолжаться так, как сейчас, поп пожалуется своему начальству, а начальство пришлёт сюда следственный отдел. А знаешь, что здесь будет делать следственный отдел? Ни тебе, ни твоим крестьянам это не понравится. Да и мне тоже. Давай не будем доводить до беды.

Кетаэл сурово хмурил брови, слушая меня, а когда я