Изнанка. Том 2 - Самат Бейсембаев
— Еще бы, — приобрел он вертикальный вид, насколько это возможно сидя в кресле, для начала доклада. — Начать стоит с того самого экзамена, который проходил для Максимилиана. Так вот на этом самом экзамене он схлестнулся в дуэли с одним учащимся, и, как оказалось, победив его оскорбил. Как итог, настолько он ранимая душа, что подсобил своего брата, заступится за младшего брата, то бишь за него. Какая гордая семейка, не находишь. Что касательно их: мать состояла в свое время гувернанткой в одной семейке рода Радзивилл. Как раз с одной из ее воспитанниц у нее завелись прекрасные отношения, чем она и не преминула воспользоваться. Тут мы делаем переход к отцу семейства, но к ней еще вернемся. Ничем не примечательный бакалейщик средней руки хватается и торгует всем, чем только можно, пытаясь выбраться на первые эшелоны общества. Читая о нем, мне даже в какой-то момент стало жаль его. Он, правда, брался за все, что можно. Даже скорпионов разводил, представляешь. Доил их яд для каких-то там зелий. К его сожалению, из этого ничего не вышло. То ли зелье вышло бесполезным, то ли просто область его применения была слишком узконаправленной. Не важно. Неудачник, одним словом. И ведь не сказать, что он скудоумен или оболтус какой — нет, просто вот не шло у человека, и все. Но в одном фортуна повернулась к нему лицом. Только не на его поприще, а с сыновьями: выясняется, что оба сына обладают зачатками магии. Ты представь, у двух простолюдинов рождаются сразу два мага. Какая редкость. Тут мы вспоминаем о его жене. Она в разговоре упоминает об этом своей воспитаннице, которая не лыком шита, и она, в свою очередь, шепчет это на ухо кому надо. Тут у их семейства все и закручивается. Отец семейства в этот момент переключился на хрусталь и всего за какой-то год становится самым крупным поставщиком хрусталя в наших краях. К слову, бокал, что ты сейчас держишь в своих руках, куплен у них. Там внизу должен быть герб, — я перевернул бокал и не смог разобрать печать. То ли буква «Л», то ли буква «А». Между тем, Вэлиас продолжил: — Конечно, это не афишируется, но и не особо скрывается — их семейка находится на особом статусе у рода Радзивилл.
— Угрозы?
— Да, впрочем, никаких, если мы, конечно, в открытую не вмешаемся, что уже даст всем понять, кто такой Максимилиан для нас.
— Тогда сидим ровно. Сейчас он не в состоянии себя защитить, а вечно опекать его не сможем, поэтому не стоит делать из него объект внимания.
— Согласен, — кивнул Вэлиас. — Но стоит отметить, что этот прием уже привлек достаточно внимания. Что это вообще было?
— Это Волкер: как пристал ко мне, чтобы я назначил юнца организатором. Я уступил.
— Твоя уступка могла посеять семена будущих проблем. Но вечер был что надо, — взял он новую порцию еды.
— И все же потенциально два сильных мага у такого рода, как Радзивиллы может создать свои помехи. Мне не нужен под боком слишком сильный род.
— И только в этом причина? — изогнул он бровь так, давая понять, о какой мысли он сейчас. — Это, на минуточку, плевок.
— Не преувеличивай, прошу тебя, — сделал я знак рукой, подняв ладонь.
— Я лишь предостерегаю. Сначала Сенды, теперь эти.
Если разобраться, то Вэлиас частично был прав. Да, он слегка преувеличил; но это может стать прецедентом в будущем. Все знают, что есть негласное правило, что, если появляется безродный маг, он отходит в имперские легионы или куда-то еще имперское. Мысль ясна, думаю. И теперь, в свете последних событий я должен предпринять ответные шаги. Если все оставить на самотек, то любая мелкая брешь способна потопить даже самый большой корабль.
— Максимилиан должен победить, — обратился я к Вэлиасу, после недолгого, тянущегося в тишине, раздумья.
— Победа должна быть…
— Да.
— Будет сделано.
— Все должно быть…
— Нумед, — укоризненно произнес он мое имя.
— Извини, дурная привычка. Даже не понимаю, откуда она у меня взялась.
— Так бывает, когда исполнители слишком глупы, и им приходиться объяснять чуть ли не на пальцах, как малым детям. Иначе все напутают или вообще не сделают, а если и сделают, то лучше бы не делали. Ты вообще замечал, что глупых людей намного больше, чем разумных? Бестактных, невоспитанных и прочих.
— Возможно, — не спешил я согласиться с ним, сначала принужденно уйдя в немое рассуждение.
— Двуногие мрази, — раздражение вылилось из него столь неожиданно, что я встрепенулся.
— Откуда такая нелюбовь к людям, друг мой?
— Не к людям; я же сказал: двуногим мразям. К людям я отношусь нормально.
— И кого ты относишь к этим, как ты выразился, двуногим мразям? — поставил я бокал на столик, весь подобравшись для внимания. Не могу припомнить, чтобы Вэлиас когда-либо выражался столь резко и вообще проявлял такие сильные эмоции.
— Кого я отношу к таким? Думаю, примерно семерых из десяти, — не совсем тот ответ на мой вопрос, но я не стал его поправлять. — Заметил, что если есть поручение, то я отдаю его одним и тем же людям, а в иных случаях и вовсе некому довериться. Остальные бесполезны. И так везде. Можно их убрать и разницы вообще не ощущается. Даже лучше станет.
— У тебя случилось что-то конкретное? Я просто не могу понять, откуда такое.
— Не случилось, а скорее накопилось. Вот ты сейчас дал задание, и оно не сказать, что уж очень сложное, хоть и специфичное. Хотелось бы мне сейчас просто сказать кому-то «сделай», и не думать больше, а заняться другими такими же важными делами, но нет: необходимо будет все контролировать от самого начала и до конца. Не справятся, ибо глупые. Надежных совсем мало. Да что уж там про надежность, а хотя бы сообразительных, — прикрыл он глаза, пытаясь унять нахлынувшую волну.
— С этим согласен: надежных мало. Но убрать их, и станет лучше — я с тобой не могу согласиться.
— Неужели тебе не хочется уничтожить эти неугодные рода?
— Рода нет; они, как бы выразиться лучше, есть необходимое зло, которое держит тебя в тонусе. Если у какого-либо человека будет безграничная власть, в конце концов, он и будет бесконечно расслаблен. Ослабеет, одряхлеет, а вместе с ним империя. Этим воспользуются враги. Как бы мне не хотелось иметь безграничную власть, но я не могу оставить подобное своим потомкам. Поэтому рода — ну нет, — покачал я головой, — отдельные личности — да, но не рода целиком.
— Как-то уж слишком рассудительно для монарха ты говоришь о власти.
— Так
