Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса I - Ваня Мордорский
— Конечно, он меня очень любит. И благодаря ему я сейчас иду в Школу Небесных Наставников. Если бы не он, то я сидел бы дома и бока отъедал, а так…я на пути к другой жизни.
— В смысле?
— Ну… — помрачнел Хань. — Родители не хотели, чтоб я уходил, говорили, что не для нас, торговцев, эта жизнь практика, что не было у нас в роду талантов. Но дядя убедил отца, что надо дать мне хотя бы один шанс, а потом, если не поступлю, считать на этом попытки оконченными. Дядя — единственный из родни, кто меня понимает и поддерживает, он и меня, можно сказать, убедил отправиться в этот путь к Школе Небесных Наставников. Так-то я вообще не привык на такие расстояния ходить. Но ради поступления — я готов на всё! Тем более, это возможность стать могучим практиком, который может раскалывать горы одним ударом.
Он ударил ребром ладони в воздух, показывая как именно он будет раскалывать горы.
Возможно, — подумал я, — твой дядя руководствовался совсем другими мотивами. И совсем не забота о тебе была ключевым.
— У тебя нет братьев или сестер? — спросил я.
— Нет, — гордо ответил Хань. — Я — единственный наследник.
«Ага, мамина гордость, папин стыд», — вставил Бессмертный.
Что ж, версия с корыстным дядей, который отправляет единственного наследника куда-подальше сгинуть, теперь звучала вполне разумно. Сгинет по пути — хорошо, станет культиватором — еще лучше. Ему уже будет не до мелких делишек торговцев, а там, может, и вовсе войны сект сожрут незадачливого племяша-толстячка. Или это я сейчас придумываю? И дядя действительно хотел добра? И пилюля была без подвоха, а Хань просто там много жрет, что даже тело практика Ци не справляется? Не знаю… Не знаю…
Я еще раз взглянул на беззаботного Ханя, который выставил руку и слушал песню ветра. Похоже, он действительно хорошо ощущает стихию Воздуха. На мгновение почувствовал себя неполноценным, так как кроме Святой Ци мне не было доступно ничего. Ни одной стихии. А ведь это, наверное, классно — управлять камнем, заставлять течь воду, повелевать огнем или призывать ветер. Эх…
«Ты глянь», — вдруг сказал Бессмертный, — «Воздух действительно его стихия. Не соврал».
Толстяк на мгновение прикрыл глаза и подставил лицо порыву ветра.
— Кха-кха… — вдруг закашлялся он. — Мошкара поганая!
Наверное, так я и выгляжу со стороны, когда начинает работать прокльят…
Бам!
Проезжающая мимо телега задела камешек, который просто врезался мне в лоб.
Я громко ойкнул.
« Проклятие толстого, противного, мерзкого и мстительного божка, ты хотел сказать?» — закончил за меня Бессмертный, пока я утирал лоб.
— Ты как, Ван? — обеспокоенно спросил Хань. — Ого! Вот это тебе прилетело!
На лбу с огромной скоростью вспухала шишка.
— Нормально, я уже привык, обычное дело. — отмахнулся я, потирая ушибленное место. Да уж, вспомни о проклятье — вот и оно.
Мы продолжили путь, и шли по краю дороги, правда, теперь я шарахался от каждой проезжающей телеги или коня. Просто потому, что проклятье заработало с неожиданной силой, и все камни из-под колес или копыт летели в меня. Мелкие и крупные. Про атаку дерьмом с неба я вообще молчу. Хань только и успевал удивляться тому, как это птицы с такой поразительной точностью в одну движущуюся цель метят.
— Слушай, Ван, я не большой знаток подобных вопросов, конечно, но, по-моему, на тебе какое-то проклятье, — задумчиво предположил после часа нашего совместного пути толстяк.
— Ага, знаю. Но в целом оно безобид…но.
Бам!
Выскочивший из травы заяц врезался мне в грудь, чуть не сбил с ног и побежал дальше.
Ну это уже ни в какие ворота!
— Хрули, поймай этого засранца! — немного зло сказал я, конечно, не из простой мстительности — кушать я тоже хотел, и от жареной зайчатины не отказался бы.
По команде лиса сорвалась и радостно рванула на охоту.
— А она тебя слушается, — удивился Хань. — Я думал, лисы они…более независимые…а тут прям как…собачка…
— В целом, так и есть, лисы — независимые животные, но Хрули — послушное животное, понимающее, — похвалил я Хрули. — Даже поумнее многих людей будет.
— Слушай, — забеспокоился Хань, — но заяц вдвое больше твоей маленькой лисы… Она точно справится? Он просто перешибет ее, вон какие лапы огромные! Такая миленькая лиса, не хочу чтоб она пострадала.
Я только хмыкнул.
— Подожди-подожди, ты сам скоро все увидишь. Она грозный зверь и не менее грозный охотник.
Мы немного помолчали, стоя на месте и глядя в дальние травы, где лиса гонялась за зайцем. То, что зайцу хана, стало понятно очень скоро. Пусть он был и вдвое больше лисы. В стычке с духовным зверем размер значения не имел, только сила, скорость, которые у Хрули были запредельные.
Уже через минуту довольно урчащая лиса возвращалась с здоровенным зайцем, которого тащила за горло, волоча по земле.
В глазах Ханя был небольшой шок.
— Будешь жареную зайчатину? — улыбнувшись спросил я.
— А? Не, я недавно ел. Не хочу.
Видимо, сейчас его смущало то, что заяц был весь в грязи и в крови. Посмотрю я, как он запоет, когда я буду готовить тушку животного на огне.
Собственно, через час я, уже в сторонке от дороги, в полях, жарил зайца. Спасибо Ханю, у него нашелся нормальный нож — не чета моему заостренному камню, — и разделка заняла по времени всего ничего.
«Ты глянь, как у этого толстяка слюнки текут, вон сейчас лужа целая натечет! Не давай ему зайца, а то тебе ничего не останется. Ему поголодать даже полезно будет».
Хань действительно очень плотоядно и жадно смотрел на поджаривающуюся тушку зайца, словно бы действительно намереваясь схомячить всё в одно рыло.
«Боги! На этого толстяка смотреть противно! Настоящий практик должен думать о духовном развитии, а не о жрачке. Подобная невоздержанность несовместима с путем силы.».
А о вине, значит, практику думать можно? И о женщинах? Тут с невоздержанностью всё в порядке?
«Само собой разумеющееся: вино — напиток богов…и Бессмертных…ну а женщины…без них жизнь теряет всякий смысл…»
Двойные стандарты.
Я хмыкнул и взглянул на Ханя, увы, тут на зайца было много претендентов так что не выйдет у него самому все съесть.
— На! — оторвал я ножку от зайца и протянул
