Русский маятник - Андрей Владимирович Булычев
– Чего тут расчирикались? В колонну бегом! – крикнул командир плутонга. – Бегом, бегом! Я кому говорю?! Вон уже рота Крыжановского топает! Совсем скоро и авангард выскочит!
Егеря, перехватив ружья, побежали к дороге, а с южной стороны за следовавшей последней четвёртой стрелковой ротой второго батальона показался большой отряд казаков.
Нападений за время пути не было, местные провожали взглядами проходившие войска и занимались своими делами. Дело привычное, по этой земле кто только не проходил: скифы, сарматы, гунны, аланы, хазары, арабы, персы, русские, конница из дальних и ближних ханств. Такое уж это было место, лежащее на древних путях и соединяющее север с югом. Вот и русские пришли, как и семьдесят лет назад, и теперь снова к себе уходят.
За Дербентом нагнали Кабардинский и Воронежский пехотные полки и дальше пошли большой общей колонной. Уже к началу февраля, изрядно вымотавшись, она подошла к Кавказской укреплённой линии и главной её крепости на востоке – Кизлярской.
Каждый полк самолично встречал пребывающий здесь генерал-аншеф Гудович, только недавно назначенный новым императором главнокомандующим всеми Кавказскими силами. По его приказу полковые командиры обязаны были провести перед ним строевые смотры и дать подробный отчёт о своих действиях в Закавказье. На третий день пребывания в Кизляре Егоров был вызван в штаб вестовыми.
– Сколько я ещё вас должен ждать, сударь?! – оборвав доклад Алексея, выкрикнул грозно Гудович. – Почему полк не построен?! Где отчёт о ваших похождениях?!
– Ваше высокопревосходительство, я вам уже представился по случаю прибытия, – напомнил Егоров.
– Я не про «представился»! – Генерал-аншеф побагровел. – Вы что, не поняли меня?!
– Я вас прекрасно понял, Иван Васильевич, – подчёркнуто вежливо ответил Алексей. – Только не нужно на меня кричать. Лейб-гвардии егерский полк приписан к войскам Санкт-Петербургского гарнизона и был временно откомандирован по указу императрицы для совершения Персидского похода в рядах Закавказского экспедиционного корпуса. С окончанием же похода и расформированием сего корпуса он вновь переходит в состав гвардейских частей столичного гарнизона, где и будет проводить строевые смотры и парады. Отчёт же о боевых действиях полка будет дан президенту Военной коллегии Российской империи генерал-аншефу Салтыкову Николаю Ивановичу мною лично.
– Ты, ты, ты ещё смеешь мне перечить?! – хватая ртом воздух, возопил Гудович. – В любимчиках у Зубовых ходил?! Как фельдмаршала почётным конвоем его вёл от самой Куры вместе с Платовым?! Ты кому это служишь, Егоров?! Выскочке, который чуть было целую армию на гибель не увлёк? Лицу, находящемуся под следствием за свои деяния?!
– Я служу Российской империи и тому, кто ей правит, ваше высокопревосходительство, – еле сдерживая гнев, как можно спокойнее проговорил Алексей. – В данное время императору Павлу Петровичу. И только он может дать мне оценку, но уж никак не вы. Прошу оставить при себе все ваши домыслы и оскорбления. Не будь вы в столь почтенном возрасте и при исполнении столь важных обязанностей по охране этого края, счёл бы возможным вызвать вас на дуэль, как дворянин дворянина. Поэтому потрудитесь сдерживать свою желчь и вести себя прилично. Честь имею! – И, щёлкнув каблуками, Алексей вышел за дверь.
– Нда-а, – выслушав рассказ Егорова, протянул Милорадович. – Ну что же поделать, будем ждать теперь волеизъявления императора по нам в самой столице. В любом случае полку туда нужно выходить.
– Ещё неделя передышки – и можем идти, – согласился с ним Рогозин. – Лишь бы с припасами не было перебоев, как в Пруссии.
– Не будет, – заверил Гусев. – По всему тракту армейские магазины ещё при покойной государыне устроили, чтобы войска без всяких затруднений и задержек на Кавказ шли. Ну а здесь получается, на обратной дороге они нам пригодятся. Я тут у штабных в квартирмейстерстве был, бумаги на марш выправлял, так они поведали мне, что графа Зубова сегодня утром на санях повезли. При нём целый эскадрон драгун конвоем отъехал, вот так вот.
Видеться с Гудовичем более не пришлось, главнокомандующий Кавказскими силами был сильно занят и вопросы по квартированию, а также выходу полка Алексей решал с недавно назначенным на должность заместителя генералом Булгаковым.
– Шибко он на тебя зол, Алексей Петрович, – качая головой, негромко проговорил тот. – Поручил своим доверенным людям поспрашивать о всяком, что было в походе. Я уж туда и не лезу, по мне ведь тоже не всё пока ясно. В последние месяцы за Кубу́ генерал-поручика получил, ну и Анну, как и все генералы, значит, благоволила ко мне Екатерина Алексеевна. Можно и в опалу загреметь, сейчас время такое.
– Не переживай, Сергей Алексеевич, кому-то ведь нужно войсками командовать, не всем же в опале быть, – усмехнувшись, подметил Егоров.
– Всё шутишь, Алексей Петрович. – Булгаков нахмурился. – Ох, смотри. Ладно, по выходу полка чинить препятствий тебе никто не будет. Гудович и сам заинтересован, чтобы твой полк поскорее в столицу ушёл. Зачем ему тут такая заноза в его же владениях? Генерал-аншефу и с Платовым расстройств хватает.
Десятого февраля 1797 года лейб-гвардии егерский полк под барабанный бой с распущенным знаменем выступил из ворот Кизлярской крепости на северный тракт. За спиной у него оставался Кавказ, впереди был долгий путь к Северной столице империи.
Заключение
Последние годы жизни Екатерины II были посвящены урегулированию самых важных проблем своего царствования. Прежде всего, необходимо было решить судьбу Речи Посполитой. Первым разделом 1772 года Российская империя получила земли Белоруссии и Ливонии, Пруссия забрала коридор, связывающий Восточную Пруссию и Бранденбург, Австрия – часть Малой Польши и всю Червонную Русь, на которую входящая в её состав Венгрия претендовала ещё в Средние века. Но даже серьёзно сократившись в размерах, Польша всё ещё оставалась многонациональной страной, служившей источником нестабильности для всех соседей. В ней были очень сильны реваншистские настроения, а православное население, составляющее немалый процент от основного католического, особенно в восточных землях, серьёзно притеснялось.
После войны 1792 года, где Россия поддержала одну из противоборствующих сторон, а именно Тарговицкую шляхетскую конфедерацию, Польша оказалась фактически полностью в руках России, но Екатерина вовсе не собиралась забирать её всю. Она прекрасно понимала, что вхождение в состав империи многочисленного и недружественного народа не принесёт её державе ничего хорошего. Поэтому было принято решение договориться с Пруссией, давно жаждущей заполучить западные провинции: Данциг, Торунь, Познань и Мазовию. Забавно, ведь именно в это время Пруссия сама находилась в военном союзе с Польшей, но помогать антирусской стороне отказалась, вместо того предложив Санкт-Петербургу совершить новый раздел своего союзника. Екатерина II подумала и дала на это согласие.
В 1794 году поляки вновь восстали, требуя вернуть им все утраченные ранее земли. Это означало войну с тремя сильнейшими на то время империями: Россией, Пруссией и Австрией, и поляки, разумеется, её проиграли. Состоялся очередной, теперь уже третий раздел, после чего такая страна, как Польша, вообще исчезла с мировых карт. Екатерине II было предложено принять титул «королевы Польши», который она категорически отвергла, заявив, что не забрала ни пяди польской земли, а только лишь вернула державе старинные владения Древней Руси, оторванные ляхами после начала золотоордынского ига.
Источником беспокойства у государыни на этот момент выступали и события во Франции. С одной стороны, она, разумеется, осуждала революцию как демонстративное попирание законов, с другой – ей не нравились попытки Австрии и Пруссии оказывать давление на Париж, что в корне противоречило идее государственного суверенитета.
В сентябре 1791 года в Санкт-Петербург прибыл граф Валентин Эстергази, являвшийся представителем роялистов, у него была задача получить финансовую помощь и убедить русскую императрицу примкнуть к Пруссии и Австрии, готовившихся к свержению революционного правительства. Екатерина денег дала, а вот от военной помощи она мягко уклонилась. В личной беседе посланнику было сказано, что хотя она полностью поддерживает восстановление во Франции законной власти, но, по её мнению, сделать это должны сами французы, причём без всякого вмешательства извне, и свои войска она посылать в Европу не будет. Так Российская империя приобрела международный авторитет и получила репутацию миролюбивой державы, а также сберегла казну и жизнь своих
