Чемпионы Черноморского флота (СИ) - Greko
Вояка, действительно, вскоре объявился. Позвал поручика обратно в казарму. Лосев зашел как на плаху, свесив голову на грудь.
Шадрин хмыкнул, подошел к столу и положил на него мешочек с размером в небольшой рюкзак. Мешочек явно был заполнен монетами, судя по звуку. Солдатскими грошами. Скинулись всем миром! Лосев больным, лихорадочным взглядом уставился сначала на мешочек, потом на Шадрина.
—?
— Вы вот что, Вашбродь! Кончайте тут ваши мерехлюндии! Мы тут с ребятками поскребли по сусекам. Забирайте. Идите играть. Бог даст, все вернете!
Лосев начал трезветь.
— Нет, нет… — начал было протестовать.
— Вашбродь, — остановил его Шадрин. — Мы так решили. Не откажите в нашей просьбе.
Лосев встал. Огляделся. Кивнул.
— Сейчас!
Выбежал на улицу к умывальнику. Начал обильно поливать себя холодной водой. Вася и Шадрин наблюдали за ним. Вася не удержался.
— Он же офицер! Как же вы последнее отдаете?
— А ты думал, мы радоваться будем, что он себя под монастырь подвел? — улыбнулся Шадрин.
— Ну, да!
— Был бы кто другой, не из кавказцев, так и порадовались бы! И все равно, что с ним было бы: пулю пустил бы, или разжаловали бы… Нам то — до жопы!
— А Лосев?
— А Лосев — он наш! И за спинами нашими никогда не прятался, всегда под пулями впереди. И следил, чтобы мы в порядке были. Чтобы не голодали, не ходили оборванцами. Заступался за нас всегда. Почитай — родной отец. Что ж мы, разве бросим его? Нет! Вместе кашу хлебали, вместе и землю погрызём! Только ты присмотри там за ним! — Шадрин передал мешок Васе.
— Хорошо.
Лосев, посвежевший, встал перед ними.
— Ну, с Богом, Вашбродь! — напутствовал Шадрин и перекрестил.
Пошли в сторону собрания. Перед дверями Вася остановился. Достал из кармана свою сотню, оставшуюся от призовых.
— Вася! — растрогался Лосев.
— Рано, Игнатич.
Лосев опешил.
— Деньги отдам при одном условии, — Вася смотрел не мигая.
— Говори.
— Играть только не в «стукалку»! Всех денег никогда разом не ставить!
— «Фараон»? — спросил Лосев.
«Ну, ты спросил! — чертыхнулся про себя Вася. — Откуда мне знать, что за напасть этот Тутанхамон⁈»
Но виду не подал. Со знанием дела кивнул головой.
— Договорились! — Лосев протянул руку.
Вася вначале пожал её, потом передал Лосеву деньги. Лосев в последний раз оправил китель. Потом решительно открыл дверь.
«Фараон» оказался как раз той игрой, в которой азарт и бесшабашность Лосева никоим образом не могли помешать. Во всяком случае, после данного обещания все на одну карту не ставить. Сиди себе напротив соперника, открывай карты по очереди. Лосев из своей колоды, соперник — из своей. Когда карта, подобная карте одного из игроков выходит на сторону противника, он и забирает положенные деньги.
Вася ждал, все больше уверовав, что получится. И потому что надеялся, что Господь и фортуна должны были, наконец, повернуться к Лосеву. И потому что Лосев, с час назад бывший в шаге от позора, а, может, и смерти, теперь был серьезен и собран, как никогда. Уже не только за свою честь боролся. За ним уже дважды стояли все его солдаты. В первый раз он их подвёл. Во второй раз допустить этого никак не мог. Ну и последним обнадеживающим фактором была надежда на то, что Гнедина подведет легкость, с которой он обставил Лосева два раза подряд. Азарт победителя. Когда все пойдет по-другому, занервничает. И окажется сам на месте, где побывал Лосев.
Так все и вышло. И чем больше распалялся прапорщик, тем спокойнее и увереннее играл Лосев. Он даже ни разу не сунул руку в солдатский мешочек. Хватило Васиной сотни. Счастливыми вышли Васины наградные.
… В казарму вошли под утро. Никто не спал. Все напряженно смотрели на Лосева и Васю. По их виду стали догадываться, что, вроде, удалось! Свезло! Началось движение. Появились первые улыбки.
Лосев подошел к Шадрину.
— Век не забуду, Паша! — сказал, передавая ему заветный мешочек и пухлую пачку ассигнаций. — Это — все ваше!
Раздался дружный крик всей казармы.
Лосев в тот вечер не только отыграл весь проигрыш. Он еще и выиграл семьсот рублей сверх того. На них и гуляли без сна и отдыха два дня в одном из самых запомнившихся кутежей в истории Куринского полка.
Впрочем, победа не спасла Лосева от гнева майора Куликова. Пьяную роту у него на время отняли. Самого же отправили на гауптвахту. Когда все протрезвели, майор отчеканил:
— За все ваши «подвиги», поручик, отправляю вашу роту в крепость Внезапную, в отряд генерал-майора Крюкова. Пора вам, судя по всему, проветриться! Засиделись, мамочки, в гарнизоне![1]
Он хмурил брови, крепился и все ж не выдержал:
— Молодец, Виктор Игнатьевич! Не посрамил честь батальона! Там им и надо, артиллеристам!
Коста. Шапсугский аул у реки Агой, август 1838 года.
Как выяснилось, Белл и Шамуз особо не скрывались. В километрах пятнадцати от Туапсе на реке Агой стоял богатый шапсугский аул, где англичанин устроился, разругавшись с северными вождями. Когда недоразумения были сняты и Шамуз повинился, старик перебрался в это селение. Изо всех сил замаливал старые грехи и старался быть полезным. Его приняли с почетом, ибо в ауле проживала родня его жены.
Селение было очень удачно расположено для руководства шпионской сетью. В устье узкой речки Агой могли приставать турецкие кочермы, привозившие Беллу корреспонденцию, подарки для черкесов и новых агентов англичан. Поблизости от аула проходила дорога, ведущая через отроги Кавказа и удобный перевал к левому берегу Кубани. Еще одна, та самая, по которой я ехал, когда пробирался к хакучам, связывала Туапсе и земли абадзехов. Многочисленная охрана стерегла покой неразлучной парочки из бывшего сераскира и английского шпиона.
Цекери и Курчок-Али быстро выяснили эти подробности и устроили слежку за аулом. Выжидали момента, когда Белл выедет на свою традиционную поездку по окрестностям. Он любил подобные маленькие прогулки. Постоянно что-то записывал в свой блокнот и делал зарисовки. Вот парни и решили отличиться. Захватить его и увезти, доказав Кочениссе свое молодечество. Переоценили свои силы. Недооценили сноровку Белла.
Когда они выскочили неожиданно из-за кустов в месте, где Белл изволил отдыхать, он встретил их выстрелами. Его двуствольного пистолета как раз хватило, чтобы забрать две молодые жизни. Тут же подскочившая охрана увела его обратно в аул.
Когда я приехал в лес, куда доставили тела ребят, не знал, что сказать. Ни своим людям, ни Кочениссе, которая словно оцепенела. В свете горящих факелов она ошарашено, как и я, смотрела на тех, кто хотел подарить ей свою любовь, а теперь был мертвее мертвых. В ее глазах снова разгорался тот гнев, который душил ее все то время, пока я был с ней знаком, и который только-только стал утихать. И, по-моему, этот гнев был направлен теперь на меня. Она демонстративно отвернулась и даже не оглянулась, когда я собрался с силами и обратился к своим людям.
— Мы не оставим эти две смерти неотомщенными. Из-за подонка-англичанина уже погибло много наших людей, — обуревавшая меня ярость требовала выхода, и я нашел его. — Завтра утром, на рассвете, мы атакуем аул! Кровная месть!
— Месть! — закричал Башибузук.
— Месть! — поддержали его все те, кто остался с нами.
Они прошли многое вместе с Цекери. С уважением относились к убыхскому княжичу, принявшему нашу сторону. Погибшие стали своего рода любимчиками отряда.
Коченисса, наконец-то, обернулась. Ее сухие глаза презрительно щурились.
— В их смерти, — указала она на тела, обращаясь ко мне, — не меньше твоей вины! Зачем ты их отпустил? Почему не остановил? Я уезжаю домой! Не хочу иметь ничего общего с вами.
Она отчитывала меня, в точности как суровая мамаша нерадивого сына. Я пожал плечами. У меня не было сил ни препираться, ни убеждать, ни отговаривать.
— Башибузук! Выдели ей пару бойцов, чтобы ее сопроводить до родного аула. Тут недалеко. За день доберутся.
