Большие дела (СИ) - Ромов Дмитрий

Он крякает, озирается и, качнув головой, продолжает:

— В общем, я предлагаю послать в Тынду заведующего производственным сектором Владимира Кулисевича.

— Валерия, — поправляет Валерий, поднимаясь из-за стола.

Эдик смотрит на него так, будто говорит: «Ой, да какая разница? Что Владимир, что Валерий — один хрен». А вот Валерий смотрит немного сконфуженно, пытаясь поймать взгляд Эдика и о чём-то ему просигналить. А ещё несколько человек наоборот, отводят от него глаза и не хотят быть замеченными.

Да только тот, обуреваемый красноречием не обращает внимания ни на своего кандидата, ни на заскучавшую группу поддержки.

— Посмотрите на Валерия, — бойко продолжает Снежинский. — Молодой, неженатый, энергичный, работа в его руках спорится. Вот, кому надо рельсы класть.

— Там рельсы класть не надо, — парирует Галя. — Надо будет в «Комсомольском прожекторе» работать, вообще-то. Может быть.

— Ну, это я так, условно, — кивает Снежинский. — Он мог бы и рельсы класть, и на медведя с рогатиной ходить. Тем более, он мне сам говорил, что хотел бы на БАМ поехать. Ну вот и шанс, Валера.

Валерий медленно и растерянно мотает головой.

— У меня невеста появилась, — виновато говорит он. — Я не смогу.

— Что? — осекается Эдуард и наконец-то обращает внимание на заскучавшего Кулисевича. — За один день? Меньше даже. Невеста?

— Мы заявление в ЗАГС подали. Беременная она.

— От кого? — тупо и скорее по инерции спрашивает порнограф Эдик.

— Присаживайтесь пока, — предлагаю я. — Итак, у Снежинского самоотвод.

Герой сегодняшнего бюро резко меняется и из напористого агитатора в мгновение ока превращается в бедную романтическую овечку с крупными выпуклыми глазами на мокром месте. Артист. Оскар по тебе плачет.

— Что значит самоотвод? — вскакивает крупнотелая хохотушка Аня Кузьмищева. — Ему товарищи доверие оказывают, а он что? Пренебрегает? Я считаю этот вопрос нужно обсудить со всем нашим коллективом. Мне кажется такое поведение недопустимо для комсомольца, тем более, члена бюро на ответственной должности. Подумаешь, отчислили из обкома! Так ты докажи делом свою полезность. Нет, так не делается, Эдуард. Да и довод для самоотвода, ненастоящий, высосанный из пальца. Мне кажется, нам нужно завтра же провести комсомольское собрание с разбором поведения Снежинского!

— Правильно, — подхватывают остальные члены комитета.

— Наверное, не зря его из обкома попёрли!

— И это правильно! Что же, давайте голосовать. Можно, Егор Андреевич?

— Можно, товарищи, можно, — подтверждаю я. — Итак, кто за то, чтобы провести внеочередное комсомольское собрание с рассмотрением личного дела и неблаговидных поступков товарища Снежинского, прошу голосовать!

Все, разумеется, поднимают руки, включая Валеру-Володю и остальных неудавшихся союзников, не рискнувших, судя по всему идти против генеральной линии. Умница, Галка, честное слово.

Снежинский обводит присутствующих долгим взглядом, а потом впивается глазами в меня и морщится, кривится, передёргивается. Ну давай, скончайся уже от желчных судорог. Поняв, что оказался здесь в абсолютном меньшинстве, он качает головой.

Не ожидал, что Галя, которая позволила пролезть тебе в комитет, всё так чётко подготовит и расставит фигуры? Я и сам не ожидал. Эту Галю надо поближе к себе держать. Она может горы свернуть, если её правильно использовать. Образец аппаратной работы. Молодец, Галка!

Нет, она, конечно, меня заверила, что всё хорошо будет, но чтоб так слаженно. Сработанный у нас коллектив, однако… Она прямо как блин светится, глядя на меня, мол видал, какая я красотка? Видал, конечно, красотка ты, Галя. Будешь поощрена.

— Извините, товарищи, — говорит Снежинский, продолжая строить гримасы. — Я не подумав, выступил. Глупость сморозил, хотел, как лучше. Я ведь думал, Володе…

— Валере…

— Вот именно, Валере нужнее… А если нет, так я с радостью. Что же, я не понимаю, по-вашему? Всё я понимаю. В общем, не подумал я. Беру слова обратно.

А я ведь тебя заранее предупреждал, а ты так и не подумал.

— Не подумал, — продолжает он. — И не оценил того высокого доверия, которое вы мне оказываете. Конечно, я приму ваш выбор. Не нужно собрания, если проголосуете, я поеду.

— Мы уже за собрание проголосовали! — заявляет пышнотелая Аня.

В принципе она права, но теперь уже из собрания ничего хорошего не выйдет. Он там будет каяться, лить крокодильи слёзы и его простят. А время уйдёт.

— Ладно, — машу я рукой. — Про собрание из протокола вычеркнем. Итак, кто за то чтобы наградить комсомольской путёвкой товарища Эдуарда Снежинского, прошу голосовать.

Взмывают руки. Все до одной.

— Единогласно, товарищи. Что же, поздравляю, Эдуард Фридрикович. Теперь у вас начнётся новая жизнь, полная настоящего комсомольского драйва.

— Чего? — уточняет Аня.

— Задора, — киваю я ей. — Задора, Анна. Ну, а для нового участника всесоюзной комсомольской стройки у нас подготовлен подарок. Торт «Лесная сказка», с грибочками. А ещё мы приготовили песню. Запевайте девочки.

Картинка, надо сказать, получается чудесная. Я ей наслаждаюсь по полной. Надеюсь, Эдику тоже нравится. Мы всем коллективом встаём напротив него в орлятский полукруг и кладём руки друг другу на плечи. На плечи и талии, кому как нравится. Мы раскачиваемся из стороны в сторону и поём:

Рельсы упрямо

Режут тайгу,

Дерзко и прямо

В зной и пургу.

Веселей ребята!

Выпало нам

Строить путь железный,

А короче — БАМ.

Скалы и чащи —

Всё он пройдёт,

Наш работящий,

Смелый народ.

Веселей ребята!

Выпало нам

Строить путь железный,

А короче — БАМ.

Эдик с кислой рожей стоит перед нами и держит торт «Лесная сказка» с грибочками, а мы раскачиваемся и поём, словно ещё минуту назад не планировали песочить его на собрании и с большой вероятностью исключить из комсомола. Все улыбаются, всем весело, что они не едут в Тынду.

Только Эдик не улыбается. Он сверкает глазами и играет желваками. Но ничего, Эдик, не убили же тебя и в тюрьму не отдали на поругание, а всего лишь на повышение отправили. Выше голову, веселей.

Веселей ребята!

Выпало нам

Строить путь железный,

А короче — БАМ.

Великая сила комсомол. Без шуток.

— Эдуард Фридрикович, — говорит Галя, — мы обходной лист сами за вас подпишем, вы не беспокойтесь. Директор уже дал добро. Так что потом только за трудовой зайдёте в кадры и всё. Свобода, тайга, Тында!

— Хватит! — не выдерживая, взрывается Эдик. — Хватит трындеть про Тынду! Всё ясно уже! Ясно…

Может ещё и не поехать козлёныш, забьёт на комсомол, на карьеру, будет жить одной лишь местью, сдружится с Печёнкиным, и станут они на пару желчь гнать. Может такое быть, да. Но с фабрики, хотя бы, мы его уже вытурили. И Игорёшу прикроем. По-настоящему, со всеми почестями, лет на семь. Только он уже если в Тынду поедет, то под конвоем… Летите, соколы, летите.

Летите… Я и сам сейчас, словно парю в небе, так хорошо на душе, от того, что Эдик больше здесь не будет вынюхивать. Он сучёнок, может, конечно завербовать агентов каких-то, но это уже не так страшно, как он сам, во главе «Комсомольского прожектора».

Веселей ребята!

Выпало нам

Строить путь железный,

А короче — БАМ.

Вот же прицепилась хрень эта. ВИА «Пламя» или кто там из них, пламя, знамя, вымя, семя, стремя, племя, бремя и путь… Что-то пропустил, кажется…

Ладно, с этим всё, пора в Москву, в центр принятия решений, так сказать. Правда, прежде чем ехать, нужно переговорить с Цветом, Куренковым, Барановым и… Валей… Проблему с Валей нужно как-то закрывать. Мне с ней никогда особо не хотелось замутить, если честно. Бывает такое, не могу её полюбить и всё тут. Я, как дон Жуан. Пока сердце не вспыхнет от страсти, ничего и не поднимется. В груди, разумеется…