Большие дела (СИ) - Ромов Дмитрий

─ Егор, ─ жалобно шепчет Наташка и чуть расставляет ноги, пропуская меня и открывая доступ.

Я приседаю и одним движением сдёргиваю дурацкие некрасивые штаны, закрывающие от моего взгляда истинную красоту. Я срываю с неё и футболку и разворачиваю к себе спиной. Дальше она уже знает сама что делать. Природа, инстинкт, желание, страсть, любовь… Кажется, всё это становится звеньями одной цепи.

Наташка упирается руками в край ванны, а я разглядываю её тело, имеющее надо мной такую власть. Я пожираю глазами её шею, лопатки, выпирающий позвоночник, тонкую талию, стройные ноги…

Больше невозможно ждать. Ни одной секунды, и я не жду, делая маленький шаг и становясь к ней ещё ближе…

А потом мы красные, смущённые, с хулиганскими искорками в глазах, на цыпочках выходим из ванны. Раджа стыдливо отводит глаза и отворачивается, а нам делается от этого смешно. Но мы не смеёмся, сдерживаем душащий хохот и прислушиваемся к мерному сопению родителей, доносящемуся из спальни.

Пьём чай и уплетаем Куренковский яблочный пирог, а после расходимся по своим постелям. Наташка ложится на мой диван, а я, прежде чем лечь на скандально громкую скрипучую раскладушку, присаживаюсь на диван, под бочок к своей суженой.

─ Наташ, ─ шепчу я, наклоняясь и опуская лицо вплотную к ней. ─ Не нужно меня ревновать. Вокруг меня очень много девушек и, возможно, я кому-то нравлюсь. Но это не имеет значения. Ведь я люблю только тебя, а ты ─ меня. И зачем нам думать о ком-то другом?

В ответ на это я получаю горячий и сладкий девичий поцелуй.

─ Ты меня просто с ума сводишь, ─ говорю я, отрываясь от неё и в награду получаю ещё один.

И если бы не родители в соседней комнате за открытой дверью, я бы продолжил начатое в ванной.

Утром я поднимаюсь, как всегда рано. Наташка ещё спит, а родители потихоньку встают, идут умываться и тянутся на кухню, куда я приманиваю их запахом кофе и поджаренного хлеба.

─ Ох, повезёт жене твоей, ─ качает головой мама. ─ Будет спать, бока пролёживать, а муженёк завтраки готовить.

─ Мам, ─ укоризненно говорю я. ─ Ты вообще-то не такая, что с тобой? Вот тебе вместо тостов овсянку.

─ Фу-у-у… как надоела уже овсянка эта, в горло не лезет. Лучше уж яичницу было бы…

─ Ты же не любишь яйца, ─ удивляюсь я.

─ Это верно, ─ кивает она, просто овсянка обрыдла уже.

─ Ну погоди три минуты, сейчас глазунью замастырю.

У неё много ограничений по питанию и в основном по утрам приходится налегать на овсянку.

─ Нет, знаешь что, я холодную котлету съем, с вечера остались.

Заходит отец и делает громче радио:

─…горняки Кузбасса перевыполнили план по добыче угля на…

─ Выключи, ─ шикает на него мама. ─ Ребёнок спит, разбудишь.

Отец моментально выкручивает громкость в ноль.

─ Ты не опоздаешь? ─ спрашивает он, окидывая меня взглядом.

─ Да, заспался немного. Сейчас умоюсь и побегу.

─ Ну-ка, ну-ка… А чего с лицом случилось? Кто это тебя так?

Мама, услышав, что что-то не в порядке, подходит ко мне и вдвоём они внимательно меня осматривают.

─ Камень из-под «Камаза» в стекло прилетел, ─ поясняю я.

Мама начинает охать, а отец молча качает головой. Чтобы прервать этот поток сочувствия иду в ванную, принимаю душ и умываюсь. Мама, чуть приоткрыв дверь, бросает:

─ Мы побежали. С собакой не забудь погулять.

─ Не забуду!

Когда я выхожу из дома, машина уже стоит перед подъездом. «Еразика», разумеется, рядом нет, охрану я сам вчера вывел из игры с этой поездкой. Вот как пацан, честное слово, если что взбредёт в голову ─ вынь да положь. Ну, это я по жизни такой, и по этой, и по той.

С другой стороны, если бы я вчера не взял парней и отправился к Куренкову пешком, возможно, те чуваки на «жиге» смогли бы добиться своего. Взяли бы меня тёпленького, безоружного и практически беззащитного.

Игорь выходит из машины, за ним выходит и мой новый водитель.

─ Константин, ─ представляется он. ─ Ягодин.

Мы жмём руки и внимательно смотрим друг на друга. Он невысокий и коренастый, с крепким рукопожатием штангиста. Короткая стрижка под машинку, сломанный нос, острый цепкий взгляд небольших серых глаз, тонкие, крепко сжатые губы, квадратная челюсть и толстая крепкая шея. Руки кажутся непропорционально длинными, а ноги коротковатыми.

─ Рад познакомиться, ─ говорит он.

─ Я тоже очень рад. Игорёк, привет. Ты как после вчерашнего?

─ Да, нормально всё, ─ пожимает он плечами и чуть усмехается. — Промурыжили, кишки вымотали, но бить не били.

Я достаю из внутреннего кармана конверт и протягиваю ему:

─ Небольшая премия.

─ Служу Советскому Союзу, ─ улыбается он и кивает на место, где обычно стоит «Ерофеич». ─ А где зелёный патруль?

Я в общих чертах рассказываю о вчерашних событиях. Игорь присвистывает.

─ Кто-то всерьёз за тебя взялся, ─ говорит он. ─ Получается, они тебя конкретно вели от дома или от работы.

─ Похоже на то, ─ соглашаюсь я.

─ Ты знаешь, нечего тебе здесь маячить. Иди домой, а я с Раджой за тебя погуляю.

Идея здравая и я соглашаюсь. Поворачиваюсь к подъезду и вижу, как из соседнего, из Рыбкинского выскакивает сам капитан Рыбкин.

─ Дядя Гена! ─ машу я ему рукой.

─ Некогда, Егора, ─ отвечает он и собирается рвануть по своим делам, но заметив, что принадлежащий ему фургон пропал, сначала останавливается, а потом всё-таки подходит ко мне.

Мы здороваемся и жмём руки.

─ А где тачка моя? ─ спрашивает он.

─ В ремонт поехала. Слушай, к тебе дочь приехала, а ты крутишь тут с девицами романы. Дома нет, на работе нет, никто не знает, где искать. Наталья у нас ночевала сегодня.

─ Всё, ─ усмехается он. ─ Ты ж сам её замуж позвал. Теперь твоя ноша, а у меня и других дел хватает.

─ Молодец, папаша. При дочке только не скажи такое. Обидится на всю жизнь.

─ Ладно-ладно, шуткую я. Где она щас-то?

─ Спит у нас ещё. Дожились. Батя баб домой таскает, а дочь по знакомым мыкается.

─ Ну всё-всё, хорош хохмить, ─ хмурится он. ─ Пошли будить, раз такое дело. Нечего по чужим дворам колобродить, чай своя койка имеется.

─ Тебе бы будить только. Лариска-то ушла? Или ещё у тебя?

─ А ты почём знаешь? ─ мрачнеет Гена.

─ Чего знать-то, видели тебя, как ты барышню домой вёл.

─ Ну народ! ─ Гена сердцах сплёвывает под ноги. ─ Всё-то они увидят до услышат. Кто? Клавка поди капнула? Ай, да и хрен с ней… Нет Лариски, ушла уже, шеф в пять утра позвонил, говорит срочно. Аврал у него.

— Клава ни причём. Мы с Натальей сами тебя видели, как ты вышагивал со своей молодкой, так что учти, дочка в курсе твоих амурных дел. Давай ключ-то и на обед домой приходи, а то она совсем в папаше разочаруется.

─ Поучи ещё, ─ беззлобно огрызается он и протягивает связку ключей. ─ Вот, держи, отдай ей. Пусть домой идёт, как проснётся. Приду я к обеду.

Я поднимаюсь домой скидываю одежду и ныряю под одеяло к Наташке. Беру её врасплох, тёпленькую, не ожидающую подвоха. Сейчас мы одни, так что можно не особо сдерживаться в проявлениях чувств. И мы не сдерживаемся. С поправкой на звуковую проницаемость бетонных стен, конечно же.

Игорь гуляет долго и приводит Раджу к концу первого акта, к антракту. Ну а потом ему приходится ждать в машине. Сегодняшняя пьеса оказывается в нескольких действиях, а именно в трёх, с двумя перерывами.

К концу последнего акта сами действующие лица переживают такой катарсис, что после этого впору основательно измениться и даже переродиться. В конце концов мы находим в себе силы отлепиться друг от друга, и я отправляюсь на фабрику, а Наташка к себе домой готовить обед, на который грозился явиться её отец.

На фабрике я сразу иду в бухгалтерию. Снежинский, как ни в чём ни бывало сидит за столом над ворохом бумаг и передвигает костяшки конторских счёт. Ему бы ещё чёрные, нет, лучше тёмно-синие нарукавники. Нестареющая классика.