Большие дела (СИ) - Ромов Дмитрий

─ Тогда, прямо, то что доктор прописал. Выделишь нам путёвочку?

─ Так и быть, ─ кивает она. ─ Проводи бюро и давай, выдвигай его кандидатуру. Главное, чтобы он сам не возражал.

─ Если не согласится, мы его из комсомола попрём, ─ отвечаю я. ─ А с таким клеймом сами знаете. Спасибо, Валь, это прямо то, что нужно.

─ Спасибо, ─ передразнивает меня она. ─ Ты теперь мой должник, а объяснения, как ты забыл, что обещал всё ещё нужно предоставить. Лично, устно и со всеми вытекающими. Ясно тебе?

Ясно, конечно. Яснее не бывает. Я молча улыбаюсь и даже подмигиваю. Выкрутимся как-нибудь. Где наша не пропадала, да?

Выйдя от Куренковых, я забираюсь в свой зелёный фургон и даю команду отправляться. Проехав пару сотен метров по Красной и повернув на Арочную, мы едем мимо «Орбиты», где разыгрались недавние события.

Внезапно нас обгоняет тёмно-горчичный «жигуль» одиннадцатой модели. Ночные гонщики обходят нас на форсаже и, твою ж дивизию, резко тормозят, ставя тачку поперёк дороги. Пассажирская дверка тут же открывается.

─ Пригнись! ─ командую я водителю.

─ А? ─ сначала не врубается он, но увидев, как из машины выскакивает человек с пистолетом в руке, без дальнейших объяснений ныряет под приборную панель.

Я тоже, но прежде, чем сползти под сиденье, успеваю рассмотреть этого ассасина. Весь в чёрном, в короткой куртке, с натянутым капюшоном, словно явившийся из дешёвого боевика будущего. Лицо разглядеть не успеваю, замечаю только восточный, немного раскосый разрез глаз.

Лишь только я соскальзываю вниз, стекло взрывается мелкими осколками, хрустальными или даже алмазными брызгами, переливающимися в свете тусклых уличных фонарей, как в фантастически прекрасном калейдоскопе.

Звука выстрела я не слышу, только наблюдаю за его последствиями. Затем раздаётся несколько щелчков, похожих на то, когда пулька попадает по металлической мишени в тире. Щелчки такие же, только значительно громче. А потом в полной тишине хлопает дверь машины и раздаётся визг срывающихся с места колёс.

─ За ними! ─ отдаю я новый приказ. ─ Ребята, все целы?

─ Кажется… ─ доносится из салона неуверенный голос.

Водитель восстаёт из-за панели и, сев на сиденье, сразу подскакивает. Всё кресло усыпано битым стеклом. Я срываю куртку и бросаю ему под задницу.

─ Погнали! ─ кричу я. ─ Погнали!!!

«Ерофеич» рвёт с места, как ракета «Союз». Меня отбрасывает назад, но я успеваю подставить руки и опереться о спинку пассажирского кресла. Перебираюсь в салон, где парни приходят в себя, стирая с лиц кровь, от осколков.

─ Егор, у тебя кровь, ─ говорят мне, и я только теперь понимаю, что несколько осколков добралось и до меня.

─ Точно никого не зацепило? ─ уточняю я.

К счастью, все оказываются целы. В разбитое окно врывается и безжалостно хлещет морозный воздух. Тачка ревёт так, что кажется, будто через мгновенье мы взметнёмся ввысь и помчим на бреющем, как мистический костюм из тела Сталина, воспетый Михаилом Елизаровым.

Сталин по небу летит, а х*ли мне?

Пулемёты мои с ядерными пулями…

Но вдруг, только набрав обороты и превратившись в ракету и молот возмездия, наша боевая машина глохнет, словно энергия адреналина, выкипающая и брызжущая из моего сердца, нарушает работу её механизмов, перебивая их слаженный ритм. Ну, ёлки-палки… Этого нам только не хватало!

Мы останавливаемся посреди дороги. Парни пытаются реанимировать нашу зелёную карету, а я молча жду, размышляя над тем, кто это мог быть ─ снова Печёнкин или Ашотик. По большому счёту, это одно и то же, но точность не помешала бы.

Наконец, когда выясняется, что с тачкой ничего сделать нельзя, я забираю свою куртку, превратившуюся в решето, выхожу из машины и иду дальше пешком. Ребята меня провожают и собираются тусоваться в подъезде, но я их отправляю по домам. Соседи у нас бдительные, обязательно милицию вызовут, а это ни к чему.

Захожу домой. На кухне горит свет, Наташка не спит, ждёт меня. Она сидит за столом спиной к двери и не поворачивается, когда я вхожу.

─ Привет, ─ говорю я и кладу на стол свёрток с пирогом. ─ Пирог яблочный принёс. Будешь?

─ Нет, ─ качает она головой. ─ Это кто, секретарь горкома испекла?

─ Жена товарища, с которым я встречался.

─ Жена товарища? ─ повторяет она. ─ Ему, стало быть, восемнадцать уже исполнилось, раз жена имеется?

─ Ему-то? ─ усмехаюсь я. ─ Исполнилось. Лет тридцать назад. Он уже взрослый дядя.

─ Понятно, ─ кивает она и оборачивается ко мне.

Её лицо вмиг делается испуганным, и она резко вскакивает из-за стола.

─ Егор! ─ выдыхает она и прикрывает ладошкой рот. ─ Что случилось?

─ Что? А… это… стекло в машине разбилось, ничего страшного.

Я и забыл, что рожа у меня вся в крови.

─ Не беспокойся. Я пойду умоюсь. Родители спят уже?

─ Да, ─ говорит она и идёт за мной в ванную.

Я смотрю на себя в зеркало. Да уж, выгляжу как оборотень, сожравший человека. Умываюсь. Вода, как в кино, становится розовой… Когда засохшая кровь смывается, оказывается, что ранок на лице не так уж и много.

Наташка протягивает полотенце и внимательно рассматривает красные следы на моём лбу и щеках. Её лицо оказывается так близко к моему, что я вижу каждый волосок её бровей, каждую ресничку, каждую точку на коже. Меня охватывает волнение и захлёстывает желанием.

Я обнимаю её рукой за талию и притягиваю к себе, демонстрируя готовность и совсем нешуточные намерения.

Но она успевает выставить руки и упирается мне в грудь.

─ Тебе снова женщина звонила, — хмурясь говорит Наташка. — На этот раз другая.

23. Собирай бюро, родная

Видно, что воздерживаться от упрёков удаётся Наташке с большим трудом.

─ По межгороду, ─ продолжает она. ─ Мама твоя велела, чтобы я ответила, вот я и ответила.

─ И что за женщина? ─ прищуриваюсь я, пытаясь изображать беззаботность.

─ Из Ташкента. Сказала, что зовут её Айгюль.

─ А-а-а, понятно. Просила передать что-нибудь?

─ Да, передала, что груз будет в Москве через три, максимум четыре дня. И его надо встречать. Она спросила, кто я такая, и я ответила, что твоя невеста. Айгюль очень удивилась, но заметила, что раз я невеста, она вполне может мне доверять.

Блин, как всегда, все важные дела нужно делать одновременно…

─ Придётся ехать, ─ вздыхаю я.

─ А тебе-то зачем? ─ удивляется Наташка. ─ Ты же не товаровед, не снабженец, не знаю, кто получением товаров должен заниматься. Ты ведь комсорг…

─ Ну… да… Просто, понимаешь, я ездил выбивать его в Узбекистан. Нужно принять, всё проверить и частично обменять с ивановской фабрикой на другой материал. Там целая эпопея…

─ Понятно. А она красивая?

─ Да, ─ делаю я вид, что не понимаю, о чём она спрашивает. ─ Настоящая джинса, не отличить от американской, а сделана у нас, в Союзе.

─ Нет, я не про ткань. Айгюль красивая?

─ Ну, по-своему, да, наверное. Я в восточной красоте не слишком хорошо разбираюсь. Для меня существует только один эталон красоты. Это ты.

Я улыбаюсь, но Наташка не покупается. Она внимательно смотрит на меня и едва заметно качает головой.

─ Ну давай, ─ говорит она, ─ попробуем пирога, который так тебе понравился.

─ Погоди, ─ шепчу я, и, сломив сопротивление, прижимаю её к себе.

Наши губы встречаются, и я чувствую мягкое и упругое тепло, и бархатную податливость языка, и мятный вкус юности…

─ Погоди…

Я целую её шею и ямку у основания шеи, растягивая горловину старенькой футболки, в которой она собирается спать.

─ Что… ─ шепчет Наташка. ─ Что ты делаешь… Егор… Ахх… Я не могу… Я не могу сопротивляться, но так нельзя…

Я нащупываю на двери позади себя шпингалет и тихонько задвигаю его.

─ Потерпи до завтра, ─ умоляя шепчет она, но я думаю, что ей и самой не хочется терпеть.

Я запускаю руку ей под футболку и её будто током бьёт. Она вздрагивает, громко вздыхает и тут же плотно сжимает губы, дыша через нос. Ноздри её раздуваются, а мои пальцы ласкают и сжимают её грудь, скользят по плоскому животу и забираются под резинку фланелевых пижамных штанов.