Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер
Азазель улыбался и раскланивался, но больше всего ликовал, хоть и старался не показывать этого, Нехаштерон. Я даже не стал, как намеревался, что-то создавать для него из еды или питья, он и так счастлив уже возможностью просто сидеть за столом, где просто у людей веселое праздничное настроение, где просто пьют и едят, не ломая головы над тем, что будет завтра.
Азазель пил часто и помногу, я заподозрил, что как-то хитрит, не может столько вместиться в тело, даже если вынуть все кости и мясо. Прислуживающие нам слуги начали поглядывать сперва с интересом, потом с недоумением.
– Азазель, – сказал я шепотом, – ты привлекаешь внимание.
– Женщин? – спросил он довольно.
– Стражи, – шепнул я. – Человек столько не выпьет. Значит, ты злой дух.
– Все, – сказал он. – Извини, забылся.
– Бери пример с Нехаштерона, – сказал я. – Будто каждые сто лет вот так на пиру сидит!
– Ты уверен, – проговорил он тихонько, – что этим людям Господь готов дать шанс спастись?
– Абсолютно.
– Даже всем? Даже не как Ною?
Я прошептал с болью в голосе:
– Сейчас совсем другой мир! Предыдущие Господь уничтожал, потому что оставались языческими и заслуживали уничтожения. После потопа позволил спастись вроде бы лучшему из лучших, Ною с семьей, да и тот пьяница и дурак! Разве это не показатель, насколько остальные были хуже? А Содом и Гоморра?..
– А сейчас не так?
Я вскрикнул:
– Не так!.. Между прошлым прилетом Маркуса и этим… был Христос! В мир пришло новое понимание, новая мораль! Мир стал лучше и чище. Посмотри, впервые в мире не хватают еду со стола, как звери, а читают молитву! Молитва – это показатель, что контролируют зверя в себе. Потому этот мир должен быть спасен во что бы то ни стало! Более того…
Я запнулся, он сказал быстро:
– Ну-ну, говори!
– Мне кажется, – прошептал я, – это экзамен. Если сумеем спастись, то Господь нас оставит… Нет-нет, не в том смысле! Что у тебя за лицо? Оставит в том смысле, что перестанет вытирать нам носы и поддерживать при каждом шаге. Справившись с Маркусом, докажем свою зрелость и способность и дальше самим решать все свои проблемы. И Господь вздохнет с облегчением и скажет себе гордо, что был прав, все получилось точно по Его гениальной задумке… а когда я смотрю на себя в зеркало, я понимаю, наш Господь в самом деле гений!
Он поморщился, но ничего не сказал, только вздохнул так тяжело, словно я перегрузил на него все грехи мира.
Дородный лорд зашел справа, сказал участливо:
– Ваше Величество, ваш кубок пуст. Позвольте я налью?
– Это дело слуг, – сказал я с неловкостью.
Он гордо улыбнулся.
– Я послал их обслуживать других гостей, а наливать вино вам и сменить блюда – это честь для любого высокорожденного лорда.
Азазель завидующе вздохнул. Я указал лорду на его пустую тарелку.
– Тогда и моему другу. Его род, кстати, намного древнее моего. Я веду свой всего лишь от Адама.
Лорд улыбнулся, сочтя за шутку, Азазель понимающе подмигнул.
– Умеете, – сказал он, когда лорд удалился за кувшином вина, – умеете так проговариваться, что вам все равно не поверят!
– Это искусство, – согласился я. – Налейте нашему другу вина, а то он за вами не поспевает и понюхать.
Сэр Робер расшибался в лепешку, только бы мне и моим друзьям было хорошо, я чувствовал себя неловко, мне для «хорошо» нужно не так уж и много, хотя пришлось согласиться занять все левое крыло донжона, больше для важности и престижности, король не может ютиться в одной-двух комнатах, ему нужны просторные залы, хотя и непонятно зачем.
Я выбрал для нас комнату почти под самой крышей, отсюда хорошо видно всю долину отца Миелиса, истоптанный ногами и уже потерявший половину зелени холм и грозную в своем непонятном величии крупночешуйчатую колонну скардера.
Новые покои чуточку похуже тех, в которых сейчас зияет дыра, точно лорд Робер сразу же выделил нам самое лучшее, однако Нехаштерон и здесь огляделся с великой радостью, осторожно опустился на диван, обе ладони помяли, щупая, сиденье, подпрыгнул, как ребенок.
Мы с Азазелем опустились в кресла, я машинально создал себе большую чашку кофе, Азазель тут же шумно потянул носом и с самым заинтересованным видом вытянул шею.
– Извини, – сказал я с досадой, – как я мог забыть предложить тебе поистине адский напиток!
Он осторожно принял чашку, кофе не просто черный, а чернющий, как смола в котлах, где сидят грешники, запах тоже странный, будоражащий как-то по-особенному.
Глядя, как я отхлебываю большими глотками, сделал осторожный глоток, долго вчувствовался, тоже мне независимый и гордый ангел, а где же сорвиголовость, где он мятежный просит бури, где робкий пингвин прячет тело жирное в утесах… в смысле, реет гордо, черной молнии подобный?
– Невероятно, – проговорил он в озадаченности, – это у вас, доблестный король, откуда?
– У нас все крестьяне пьют, – ответил я победно. – Что-то вы оплошали, дорогой Азраил.
– Здесь я не Азраил, – ответил он, – хотя, если знаете еще несколько моих имен, это неважно. Как говорите, называется этот чудесный дьявольский напиток? Кофе?
Нехаштерон принял свою чашку без опасений и сразу же сделал большой глоток. Мы оба смотрели на его лицо, что вместило столько счастья, что хватило бы на весь созданный Господом мир.
– Кофе, – подтвердил я. – У меня из головы не идет грядущий разговор с Михаилом… Прислушается ли к моим предупреждениям? Станет ли выяснять насчет причастности своих к заговору?
Азазель сделал наконец-то большой глоток, задумался.
– Там есть и более адекватные, – сказал он неторопливо. – Михаил, да… страж неба. Но, как тебе сказать, вообще-то Михаил… гм… не главный.
– А хто? – спросил я.
Он посмотрел на Нехаштерона, тот допил кофе и пояснил хрипловатым голосом:
– Их таких главных четверо: Михаил, Гавриил, Уриил и Рафаил. Они охраняют четыре части света… Но над ними ангел Метатрон, выше его только сам Творец.
– А Метатрон на чьей стороне?
Он взглянул на меня в удивлении.
– На стороне Господа, понятно. И Господь не вмешивался, когда Михаил собрал своих сторонников и ударил со всей мощью в отказавшихся поклониться Адаму… Если ты думаешь, что были только верные Творцу и мятежники… ты ошибаешься здорово.
– Уже не думаю, – заверил я. – Большинство всегда вообще в сторонке. Чтобы присоединиться к победившим. Так что у Михаила сейчас не самый лучший контингент.
– Он опирается на тех, – сказал он, – с кем сражался бок о бок, но вынужден считаться и с большинством. Спасибо, сэр Ричард, это не кофе, а чудо!
– Еще чашечку?
– Если можно…
– Можно, – сообщил я. – Человек такая свинья, что все может, у него нет запретного, что так тревожило Федора Михайлыча, но нам как-то по барабану… Держите! Может быть, с молоком?
Он воскликнул испуганно:
– Зачем портить?.. Но сахару можно и больше.
– Хороший вкус, – сказал я с одобрением. – Сахар – энергия для мозгов.
Азазель пробормотал:
– А все-таки они хорошо изучили вас, дорогой сэр Ричард. Одно только не предусмотрели…
– Мою безумную, – спросил я, – доходящую до дикого героизма и самоотверженности отвагу? Про невероятную скромность молчу, ее в данном случае во внимание можно не принимать, хотя я ею отмечен…
Он поморщился.
– Вы же понимаете, почему послали именно каменного голема.
– Знают про меч Вельзевула? – спросил я с тревогой.
Он кивнул.
– Боюсь, теперь знают все. Сегодня узнали и про Мьелльнир. Причем как внизу, так и вверху. Кстати, как удалось добыть такое древнее чудо? Я думал, это вообще невозможно!
– Добыть? – переспросил я. – Зачем? Хорошему человеку и так принесут.
Он посмотрел с недоверием.
– А почему не принесли мне?
– А вы как, – поинтересовался я, – хороший или не совсем?
– Лучше не бывает, – ответил он сердито, – я же небеса покинул, чтобы помочь людям! Так многому их научил!
– Признаю, – согласился я. – Только надо было еще научить, как использовать те знания. Человек не ангел, он все найденное сперва обращает во зло… если, конечно, убийства считать злом, а то у нас даже массовые убийства, именуемые войнами, считают делом чести, делом славы, делом доблести и геройства!
Он проворчал:
– Ладно, теперь у нас есть некоторые доказательства. Нужно как-то суметь вызвать Михаила и ткнуть его в них носом.
– А вдруг, – сказал я, – сам Михаил их и спонсировал?
– Михаил?
– Ну да, ему удобнее всего. Ни перед кем не отчитывается. Никто его не проверяет.
Он покрутил головой.
– Михаил? Трудно сказать. Вообще-то он служака.
– То есть, – спросил я, – верный Творцу?
Он кивнул.
– Верный и преданный. Но не потому, что считает Творца правым. Просто повинуется сильнейшему. Нет, он не трус, дело в его вере в устои. Власть должна быть непоколебима. Он не считал Адама достойным быть наместником Творца и презирал его едва ли не больше меня и Самаэля, но если Творец велел поклониться этому комку глины, он поклонился первым без всяких раздумий.
