Ворота богини Иштар - Александр Васильевич Чернобровкин
— А я буду только воином! — глядя с вызовом на мать, пообещал он.
Судя по самодовольной улыбке Набуаххеиддина — я был прав! — и удивленно-восхищенному лицу Инаэсагилирамат, пацан очень похож на меня, если сделать поправку на возраст и усы с бородой.
— Иди во дворе, гуляй там, — приказала мать, что Шума с радостью выполнил, прихватив со стола медовую лепешку.
— Пока тебя не было, мы поспорили с хозяйкой, стоит ли молодой красивой женщине всю оставшуюся жизнь быть вдовой или надо еще раз выйти замуж? Что ты думаешь по этому поводу? — обратился я к Набуаххеиддину.
— Если предлагает достойный человек, то почему ей не выйти замуж за него⁈ — ответил он.
— Поможешь с получением разрешения? — задал я еще один вопрос.
Богатая вдова не может выйти замуж без разрешения совета старейшин ее квартала, на мнение которых могли повлиять родственники мужа.
— Конечно, сделаю, — пообещал Набуаххеиддин.
Видимо, я нужен был ему позарез. При этом мнение бывшей невестки его не интересовало. Впрочем, судя по тому, как повеселела, Инаэсагилирамат была не прочь соединить свою жизнь с отцом своего ребенка.
Брачный договор заключили через два дня на пяти глиняных табличках. На трех из них был перечень имущества, принадлежавшего жене, большая часть которого перейдет после ее смерти сыну от первого брака, а остальное поделено между другими детьми, если таковые появятся, а если нет, то тоже ему. К этому надо добавить то, что досталось Набушумукину после смерти так называемого отца Иддинмардука, а там было намного больше. Если объединить всё, что принадлежало членам моей новой семьи, то я теперь самый богатый вавилонянин.
54
Шахиншаху Курушу понравилось то, что вавилоняне избрали его сына шарром. В благодарность за это он издал указ, дававший свободу всем, кто стал рабом или был депортирован во время захватнических войн Вавилонской империи. Более того, приказал вернуть пострадавшим идолов и церковные сосуды, которые чаще всего были из драгоценных металлов и находились, так сказать, на балансе вавилонских храмов. В ответ иудеи, рванувшие на историческую родину так же азартно и с таким же печальным результатом, как и из СССР, впишут его имя в историю, как самого мудрого правителя. На самом деле Куруш — не шибко умная размазня. Таким способом он хотел унизить зазнавшихся вавилонян, которым завидовал и потому ненавидел. Напоминал мне этим деревенского куркуля, побывавшего в Одессе.
Поскольку каждый приличный житель бывшей столицы бывшей империи имел хотя бы одного раба, пострадали очень многие горожане. Меня это практически не коснулось. Дарабу я дал свободу раньше. Шапикальби и Нупта являлись рабами в третьем поколении, а их двое детей — в четвертом, и под указ не подпадали. Лале была матерью моих детей, а Захра бабушкой, бросать их и уходить от меня не собирались. Да и куда им идти⁈ Садиться на шею Дарабу, у которого даже дома своего нет⁈ Более того, обе после моей женитьбы опасались, как бы я не продал их по требованью Инаэсагилирамат, оставив себе только детей. Успокоил обеих, что будут жить в моем доме до смерти, что буду навещать регулярно и оставаться на ночь, что детям дам хорошее образование и обеспечу материально из того имущества, что имел до брака. У меня богатый опыт жизни на два дома.
Этот указ помог мне стать богаче. Многие депортированные иудеи и финикийцы, ребята ушлые, сумевшие сколотить состояния в Вавилоне, начали распродавать свое имущество перед возвращением на историческую родину. Цены на жилье, мастерские, забегаловки резко упали. В бывшей столице и раньше был отток населения, но в основном бедного, а теперь уезжало много богатых. В итоге я прикупил два особняка в Старом городе и три приличных дома в Новом. Последние сразу сдал в аренду, а в одном особняке года жил Дараб бесплатно, только подновляя строения и поддерживая чистоту.
С наступлением теплого сезона я посадил на двух новых полях виноград, а в междурядьях — чечевицу, чтобы помогла лозе усваивать фосфориты. На старых виноградниках оставил междурядья под паром. С этого года оба начнут давать хорошие урожаи. Старый сад тоже не напрягал. Только в новом посеял между деревьями бахчевые и овощи для себя.
После чего занялся полями и садами официальной жены и сына от нее. Они были раскиданы в радиусе километров пятьдесят от Вавилона и сданы в суту, принося в лучшем случае десятую часть от моих урожаев, потому что почвы были бедные. Вдобавок приходилось оплачивать труд управленца, собиравшего оброк. Я предложил Инаэсагилирамат продать дальние и вложить деньги во что-нибудь более прибыльное, на худой конец отдать ростовщикам под тринадцать процентов годовых. Намного выгоднее получится. Она согласилась. Набуаххеиддин помог избавиться от этих полей и садов. Не удивлюсь, если лучшие, а то и все, купил сам. На тех, что были возле города, я пообещал осенью провести оптимизацию и сдать по договору имитту под треть урожая арендатору с поля и полтора куру фиников с каждого ику сада. Поскольку к тому времени у меня уже была репутация опытнейшего землепользователя, возражений тоже не было. Ина теперь во всем соглашается со мной, особенно, если предлагал после того, как позанимаемся любовью.
Жрецы храма богини Иштар тоже не забыли о моих талантах и в обход Иштаршумереша предложили жить дружно: взять у них в аренду поля на пять лет за половину урожая. Если бы это случилось на год раньше, я бы согласился, а теперь на мне и так висело слишком много земельной собственности. Посоветовал им обратиться к Дарабу, как к моему хорошему ученику. Прислушались, хотя сказал это, чтобы отцепились. Впрочем, на своем поле он собрал большой по местным меркам урожай пшеницы, и это не осталось незамеченным. В итоге мой шурин заключил с ними договор на четыре поля, которые раньше сдавали мне. Я подсказал ему, с чего начать, а остальное он и сам знает неплохо, потому что вкалывал на них все пять лет во время договора со мной.
55
Камбуджия вытерпел в Вавилоне восемь месяцев и только благодаря сладкому вину, которое поставлял я. Когда осталось мало, для себя, я перекрыл краник, сказав, что больше нет, а молодое будет в следующем году. Бедный юноша — мне он кажется юным и несмышленым, несмотря на то, что выглядим мы, как ровесники, обоим около тридцатника, ему чуть меньше, мне чуть больше — объявил, что едет к отцу с отчетом, и
